алексин очень страшная история сколько страниц в книге
Книга А.Алексин. Очень страшная история. 1989 год
—>
Доставка: | |
по городу: | За дополнительную плату: 220.00 р. |
по стране и миру: | Стоимость доставки по стране 270.00 р По миру 1550.00 р |
Доставка почтой России. Предоплата на карту Сбербанка. Наложенным платежом не отправляю. Оплата покупки 1-3 дня. | |
Оплата: Банковская карта, PayPal. | |
Состояние товара: | Б/у. |
Дополнительно: | Автор: Алексин, Анатолий |
№83872047 |
Подробное описание
Книга А.Алексин. Очень страшная история. 1989 год. Твердый переплет, 135 страниц. Книга в хорошем состоянии. Маленькие пятнышки сбоку на страницах, видно при закрытой книге. Художник В.Носков-Нелюбов. Размер 28,5 х 21,5 см Вопросы по товару и по доставке задавайте до оформления покупки. Просьба не делать необдуманных покупок, так как с продавца автоматически списывается комиссия за сделку. Если сделка не состоялась, то чтобы вернуть эту комиссию, мне придётся оставить негативный отзыв покупателю. Такие правила на сайте Мешок. Обмен и возврат не предусмотрен. Поэтому внимательно смотрите фото и задавайте вопросы до оформления покупки. Оплата покупок на карту банка. ДОСТАВКУ ОПЛАЧИВАЕТ ПОКУПАТЕЛЬ. Цена за доставку указана на странице покупки, ниже описания товара и цены. Эта сумма прибавляется к стоимости товара. Если покупка не оплачена в течение 3-х дней, то сделку отменяю. Если нужно дополнительное время для оплаты, обязательно сообщите. Отправка покупок в течение 3-х дней после полной оплаты лота и пересылки. При покупке нескольких лотов доставка комбинируется. Номер для отслеживания сообщаю покупателю. Также отслеживаю все посылки, сообщаю о прибытии в почтовое отделение покупателя. За работу почты претензии не принимаю ( задержки, потеря, кража, вскрытие, повреждение). Качественную упаковку лотов гарантирую. На встречи с покупателями не езжу. Личных встреч и самовывоза нет. Доставка почтой России. Доставка в Израиль только EMS. Можно отправить СДЭК, но посылки туда забирает и отвозит курьер. Стоимость доставки на Сахалин уточняйте дополнительно, она дороже. Детективная история, которую сочинил Алик Деткин. Необыкновенные приключения школьников. Очень страшная история читать онлайн бесплатноОчень страшная история Судьбе было угодно, чтобы я родился в семье инженерно-технического работника, в самом начале второй половины нашего века. Это была дружная трудовая семья. Я был последним ребенком в этой семье. Первым ребенком был мой старший брат Костя. Всего, значит, нас было двое. Сейчас уже Костю трудно назвать ребенком, потому что он бреется и учится в университете. Родители наши сумели дать своим детям хорошее образование: Костя, как я уже сказал, студент, и я тоже учусь. У нас с братом были совершенно разные характеры. Они и теперь абсолютно разные, но я пишу «были», потому что предисловия «От автора» всегда пишутся в прошедшем времени, как воспоминания. Брат увлекался техникой, а я любил читать детективные повести и романы. Потом, в более зрелом возрасте, я внезапно почувствовал тягу к творчеству. У меня не было старой няни, которая бы рассказывала мне в детстве сказки и так понемножку приучила бы меня любить литературу. Мама сама вела хозяйство, поэтому ни няни, ни домработницы у нас не было. Но зато на меня как на будущего автора детективных произведений огромное влияние оказали мои родители. Когда я еще был во втором или в третьем классе, мама вышила на мешке для галош мою фамилию: «Деткин». С этого и началось: меня прозвали Детективом. А если бы мама не вышила те буквы на моем синем мешке. Но положительное влияние родителей было не только в этом. Мама и папа часто отбирали у меня затрепанные приключенческие повести и романы. «Жалко тратить на это время!» — восклицали они. А потом я находил свою книгу под подушкой у мамы или случайно замечал ее в папином портфеле. Таким образом, с их помощью я понял, что все нормальные люди любят читать детективные книжки, но многие любят тайно. А тайная любовь, как известно, самая интересная и самая сильная! Итак, я начал творить. Родители были против: «Жаль тратить на это время!» Тогда я вспомнил все известные мне случаи, когда отцы выгоняли из дому и даже лишали наследства будущих великих артистов, композиторов и писателей. Эти примеры подействовали на папу и маму. — Ладно, — сказал папа, — раз тебе не жалко времени, которое можно было бы потратить на изучение иностранного языка, на чтение полезных книг или, скажем, на спорт, пусть будет по-твоему! Но позволь и мне обратиться к классическим примерам… Он достал первый том Собрания сочинений Лермонтова, прочитал вслух два стихотворения и сказал: — Эти стихи были написаны Михаилом Юрьевичем, а точней сказать, Мишей, в четырнадцатилетнем возрасте. Ты всего на полтора года моложе. Только на полтора. А если учесть, что дети сейчас взрослеют гораздо раньше, можно считать, что вы одного возраста! — Ну и что? — спросил я. — А то, — ответил мне папа, — что нельзя высосать повесть из пальца. Прежде чем сесть за стол, надо изучить человеческие характеры. А сюжет! Его должна подсказать тебе сама жизнь! Я стал изучать характеры своих приятелей, соседей, учителей. Но сюжета жизнь подсказывать мне не хотела. И вдруг случилось такое. Никогда я бы не смог придумать истории страшнее той, которая случилась на самом деле и которую я всю распутал от начала и до конца, доказав, что Детективом меня прозвали не зря. в которой мы знакомимся с героями повести, не все из которых будут героями Когда в прошлом году у нас в классе стали создавать литературный кружок, никто не представлял себе, что из-за этого может случиться. Какое таинственное, жуткое событие произойдет. Но я расскажу обо всем по порядку, не забегая вперед, хотя мне очень хочется забежать. Вы легко поймете меня, когда дочитаете до конца… Итак, все началось год назад на самом обычном уроке, в самом обычном классе. Это была комната с четырьмя стенами, выходившая двумя своими стеклянными окнами прямо во двор, а одним окном — прямо на улицу. Наш новый классный руководитель, Святослав Николаевич, сказал: — Всюду, где я был классным руководителем, обязательно работал литературный кружок. Тем более он должен быть здесь, в этом классе, где учится Глеб Бородаев. Мы все повернулись и посмотрели на последнюю парту в среднем ряду: там сидел тихий, пригнувшийся Глеб. Это был человек лет тринадцати. Нежная, бархатная кожа его лица часто заливалась румянцем. Ростом он был невысок, учился посредственно и очень любил собак. Карманы его самых обыкновенных мятых штанов всегда оттопыривались. Опытный глаз мог почти безошибочно определить, что там кусок колбасы, или горбушка хлеба, или сосиска. Глеб от каждого своего завтрака оставлял что-нибудь для собак. И собаки платили ему той же любовью. Мы тоже любили Глеба. Он был добрым не только к собакам, но и к людям. Особенно если их настигала беда. Например, если кто-нибудь падал и расшибал коленку, Глеб сразу подбегал и говорил: — Как все это… Ты не очень того… Я сейчас постараюсь… Он, когда волновался, не договаривал фразы до конца. Фразы его неожиданно обрывались, как звуки неисправного мотора, который глохнет и опять начинает работать, глохнет и опять начинает… Но мы уже знали, что через минуту-другую Глеб притащит из докторского кабинета, с первого этажа, йод, а из уборной, с нашего этажа, — платок, смоченный холодной водой. В его груди билось скромное, благородное сердце! — Конечно, Глеб такой же ученик, как вы все, — сказал Святослав Николаевич. — Не его заслуга, что он внук Бородаева, писателя, творившего во второй четверти этого века в нашем с вами родном городе. И все же я рад, что Глеб учится именно здесь! Я думаю, что пристальный интерес к творчеству одного писателя обострит ваш интерес к литературе в целом. И тут Глеб может оказать вам неоценимую помощь. Все опять повернулись к Глебу… Когда на него смотрел один человек, он и то пригибался от смущения, а тут уж совсем лег на парту. — Как-то все это… — тихо сказал он, не договаривая фразу, будто кто-то рядом расшиб коленку. Мы знали, что в городе жил когда-то писатель Гл. Бородаев; портрет Гл. Бородаева висел в зале на доске «Наши знатные земляки». Внезапно догадка озарила меня: «И его тоже, наверное, звали Глебом!» Мы не знали, что тот Глеб — родной дедушка нашего Глеба. Наш Глеб никогда никому об этом не говорил. Но классный руководитель Святослав Николаевич раскрыл его тайну… Это был человек лет пятидесяти девяти (он говорил, что если мы решительно не изменимся, то он через год сбежит от нас всех на пенсию). Ростом он был невысок. Глаза его глядели устало, об усталости свидетельствовала и бледность его не всегда гладко выбритых щек. Но внешность Святослава Николаевича была обманчива. Энергия в нем била ключом! — Мы присвоим нашему кружку имя Глеба Бородаева! — воскликнул он. И в глазах его исчезла усталость. — Как-то это… — тихо сказал Глеб со своей задней парты. — Меня ведь тоже зовут… Некоторые могут подумать… Которые из других классов… Он не договаривал до конца ни одной фразы: значит, он волновался, как никогда. — Есть ведь и другие… — продолжал он. — Почему обязательно дедушку. Хотя бы вот Гоголь… — Но внук Гоголя не учится в пашем классе, — возразил Святослав Николаевич. — А внук Бородаева учится! С того самого дня к Глебу приклеилось прозвище: Внук Бородаева. Иногда же его звали просто и коротко: Внук. Всюду ребята любят придумывать прозвища. Но у нас в школе это, как говорили учителя, «стало опаснейшей эпидемией». А что тут опасного? Мне кажется, прозвище говорит о человеке гораздо больше, чем имя. Имя вообще ни о чем определенном не говорит. Ведь прозвище придумывают в зависимости от характера. А имя дают тогда, когда у человека еще вообще нет никакого характера. Вот если меня назовут просто по имени — Алик! — что обо мне можно будет узнать? А если по прозвищу — Детектив! — сразу станет понятно, на кого я похож. Анатолий Алексин «Очень страшная история»Очень страшная историяДругие названия: Повесть Алика Деткина; Тайна старой дачи Язык написания: русский Перевод на английский: — Б. Кэри (Alik, the Detective) ; 1977 г. — 1 изд. Перевод на эстонский: — К. Кокк (Üks koletu lugu) ; 1984 г. — 1 изд. Перевод на украинский: — Л. Лирниченко (Дуже страшна історія) ; 1986 г. — 1 изд. Перевод на польский: — И. Пиотровска (Bardzo straszna historia) ; 1975 г. — 1 изд. Перевод на болгарский: — М. Митовская, С. Чехларова (Една много страшна история) ; 1972 г. — 3 изд. — С. Чехларова (Една много страшна история) ; 1980 г. — 1 изд. Всё началось на самом обычном уроке, в самом обычном классе. И чуть было не закончилось на старой даче, чьи стены хранят страшную тайну исчезновения одного человека, прозванного просто — Дачник. Издания на иностранных языках: Доступность в электронном виде: Интересная пародия, предтеча детских детективов, которых так много было в лихие девяностые. Разного качества, надо сказать. Большинству из них, особенно русскоязычных, до Алексина далеко, по крайней мере до его проблематики. Кажется, у Алика все-таки маловато писательского таланта, потому что пишет он исключительно штампами, и разговаривает временами ими, даже руководитель кружка ему сделал замечание, что портреты однообразны, а эпитеты крикливы. Но стиль нарабатывается с годами, как и литературный вкус, и, возможно, писатель из Алика выйдет. У него есть кое-что более важное — наблюдательность, которая помогла ему в «расследовании», и на основе которой строится любая сколь-нибудь жизненная книга. А вообще история не страшная, скорее грустная. Сначала получить почет, не имея особых собственных заслуг, потом лишиться почета, осознать, что заслужить его сам уже не в силах, и. в общем, не буду спойлерить. Наташа это понимает и высказывает. Вот у кого, судя по всему, есть талант мыслителя. Один из немногих читанных мною советских детских «детективов» про современность (а это еще и пародия на детектив). Почему-то запомнился (наверное, потому, что перед нами подросток не просто рассказывающий, но пишуший — всякими риторическими и жанровыми штампами). Повесть запомнилась больше, например, рыбаковской трилогии о Кроше. Да, герои Алексина живут в сугубо искусственном мире советской подростковой литературы, но все же не вызывали в свое время отторжения. Алексин очень страшная история сколько страниц в книгеОчень страшная история Судьбе было угодно, чтобы я родился в семье инженерно-технического работника, в самом начале второй половины нашего века. Это была дружная трудовая семья. Я был последним ребенком в этой семье. Первым ребенком был мой старший брат Костя. Всего, значит, нас было двое. Сейчас уже Костю трудно назвать ребенком, потому что он бреется и учится в университете. Родители наши сумели дать своим детям хорошее образование: Костя, как я уже сказал, студент, и я тоже учусь. У нас с братом были совершенно разные характеры. Они и теперь абсолютно разные, но я пишу «были», потому что предисловия «От автора» всегда пишутся в прошедшем времени, как воспоминания. Брат увлекался техникой, а я любил читать детективные повести и романы. Потом, в более зрелом возрасте, я внезапно почувствовал тягу к творчеству. У меня не было старой няни, которая бы рассказывала мне в детстве сказки и так понемножку приучила бы меня любить литературу. Мама сама вела хозяйство, поэтому ни няни, ни домработницы у нас не было. Но зато на меня как на будущего автора детективных произведений огромное влияние оказали мои родители. Когда я еще был во втором или в третьем классе, мама вышила на мешке для галош мою фамилию: «Деткин». С этого и началось: меня прозвали Детективом. А если бы мама не вышила те буквы на моем синем мешке. Но положительное влияние родителей было не только в этом. Мама и папа часто отбирали у меня затрепанные приключенческие повести и романы. «Жалко тратить на это время!» – восклицали они. А потом я находил свою книгу под подушкой у мамы или случайно замечал ее в папином портфеле. Таким образом, с их помощью я понял, что все нормальные люди любят читать детективные книжки, но многие любят тайно. А тайная любовь, как известно, самая интересная и самая сильная! Итак, я начал творить. Родители были против: «Жаль тратить на это время!» Тогда я вспомнил все известные мне случаи, когда отцы выгоняли из дому и даже лишали наследства будущих великих артистов, композиторов и писателей. Эти примеры подействовали на папу и маму. – Ладно, – сказал папа, – раз тебе не жалко времени, которое можно было бы потратить на изучение иностранного языка, на чтение полезных книг или, скажем, на спорт, пусть будет по-твоему! Но позволь и мне обратиться к классическим примерам… Он достал первый том Собрания сочинений Лермонтова, прочитал вслух два стихотворения и сказал: – Эти стихи были написаны Михаилом Юрьевичем, а точней сказать, Мишей, в четырнадцатилетнем возрасте. Ты всего на полтора года моложе. Только на полтора. А если учесть, что дети сейчас взрослеют гораздо раньше, можно считать, что вы одного возраста! – Ну и что? – спросил я. – А то, – ответил мне папа, – что нельзя высосать повесть из пальца. Прежде чем сесть за стол, надо изучить человеческие характеры. А сюжет! Его должна подсказать тебе сама жизнь! Я стал изучать характеры своих приятелей, соседей, учителей. Но сюжета жизнь подсказывать мне не хотела. И вдруг случилось такое. Никогда я бы не смог придумать истории страшнее той, которая случилась на самом деле и которую я всю распутал от начала и до конца, доказав, что Детективом меня прозвали не зря. в которой мы знакомимся с героями повести, не все из которых будут героями Когда в прошлом году у нас в классе стали создавать литературный кружок, никто не представлял себе, что из-за этого может случиться. Какое таинственное, жуткое событие произойдет. Но я расскажу обо всем по порядку, не забегая вперед, хотя мне очень хочется забежать. Вы легко поймете меня, когда дочитаете до конца… Итак, все началось год назад на самом обычном уроке, в самом обычном классе. Это была комната с четырьмя стенами, выходившая двумя своими стеклянными окнами прямо во двор, а одним окном – прямо на улицу. Наш новый классный руководитель, Святослав Николаевич, сказал: – Всюду, где я был классным руководителем, обязательно работал литературный кружок. Тем более он должен быть здесь, в этом классе, где учится Глеб Бородаев. Мы все повернулись и посмотрели на последнюю парту в среднем ряду: там сидел тихий, пригнувшийся Глеб. Это был человек лет тринадцати. Нежная, бархатная кожа его лица часто заливалась румянцем. Ростом он был невысок, учился посредственно и очень любил собак. Карманы его самых обыкновенных мятых штанов всегда оттопыривались. Опытный глаз мог почти безошибочно определить, что там кусок колбасы, или горбушка хлеба, или сосиска. Глеб от каждого своего завтрака оставлял что-нибудь для собак. И собаки платили ему той же любовью. Мы тоже любили Глеба. Он был добрым не только к собакам, но и к людям. Особенно если их настигала беда. Например, если кто-нибудь падал и расшибал коленку, Глеб сразу подбегал и говорил: – Как все это… Ты не очень того… Я сейчас постараюсь… Он, когда волновался, не договаривал фразы до конца. Фразы его неожиданно обрывались, как звуки неисправного мотора, который глохнет и опять начинает работать, глохнет и опять начинает… Но мы уже знали, что через минуту-другую Глеб притащит из докторского кабинета, с первого этажа, йод, а из уборной, с нашего этажа, – платок, смоченный холодной водой. В его груди билось скромное, благородное сердце! – Конечно, Глеб такой же ученик, как вы все, – сказал Святослав Николаевич. – Не его заслуга, что он внук Бородаева, писателя, творившего во второй четверти этого века в нашем с вами родном городе. И все же я рад, что Глеб учится именно здесь! Я думаю, что пристальный интерес к творчеству одного писателя обострит ваш интерес к литературе в целом. И тут Глеб может оказать вам неоценимую помощь. Все опять повернулись к Глебу… Когда на него смотрел один человек, он и то пригибался от смущения, а тут уж совсем лег на парту. – Как-то все это… – тихо сказал он, не договаривая фразу, будто кто-то рядом расшиб коленку. Мы знали, что в городе жил когда-то писатель Гл. Бородаев; портрет Гл. Бородаева висел в зале на доске «Наши знатные земляки». Внезапно догадка озарила меня: «И его тоже, наверное, звали Глебом!» Мы не знали, что тот Глеб – родной дедушка нашего Глеба. Наш Глеб никогда никому об этом не говорил. Но классный руководитель Святослав Николаевич раскрыл его тайну… Это был человек лет пятидесяти девяти (он говорил, что если мы решительно не изменимся, то он через год сбежит от нас всех на пенсию). Ростом он был невысок. Глаза его глядели устало, об усталости свидетельствовала и бледность его не всегда гладко выбритых щек. Но внешность Святослава Николаевича была обманчива. Энергия в нем била ключом! – Мы присвоим нашему кружку имя Глеба Бородаева! – воскликнул он. И в глазах его исчезла усталость. – Как-то это… – тихо сказал Глеб со своей задней парты. – Меня ведь тоже зовут… Некоторые могут подумать… Которые из других классов… Он не договаривал до конца ни одной фразы: значит, он волновался, как никогда. – Есть ведь и другие… – продолжал он. – Почему обязательно дедушку. Хотя бы вот Гоголь… – Но внук Гоголя не учится в нашем классе, – возразил Святослав Николаевич. – А внук Бородаева учится! С того самого дня к Глебу приклеилось прозвище: Внук Бородаева. Иногда же его звали просто и коротко: Внук. Всюду ребята любят придумывать прозвища. Но у нас в школе это, как говорили учителя, «стало опаснейшей эпидемией». А что тут опасного? Мне кажется, прозвище говорит о человеке гораздо больше, чем имя. Имя вообще ни о чем определенном не говорит. Ведь прозвище придумывают в зависимости от характера. А имя дают тогда, когда у человека еще вообще нет никакого характера. Вот если меня назовут просто по имени – Алик! – что обо мне можно будет узнать? А если по прозвищу – Детектив! – сразу станет понятно, на кого я похож. Алексин очень страшная история сколько страниц в книгеОчень страшная история Судьбе было угодно, чтобы я родился в семье инженерно-технического работника, в самом начале второй половины нашего века. Это была дружная трудовая семья. Я был последним ребенком в этой семье. Первым ребенком был мой старший брат Костя. Всего, значит, нас было двое. Сейчас уже Костю трудно назвать ребенком, потому что он бреется и учится в университете. Родители наши сумели дать своим детям хорошее образование: Костя, как я уже сказал, студент, и я тоже учусь. У нас с братом были совершенно разные характеры. Они и теперь абсолютно разные, но я пишу «были», потому что предисловия «От автора» всегда пишутся в прошедшем времени, как воспоминания. Брат увлекался техникой, а я любил читать детективные повести и романы. Потом, в более зрелом возрасте, я внезапно почувствовал тягу к творчеству. У меня не было старой няни, которая бы рассказывала мне в детстве сказки и так понемножку приучила бы меня любить литературу. Мама сама вела хозяйство, поэтому ни няни, ни домработницы у нас не было. Но зато на меня как на будущего автора детективных произведений огромное влияние оказали мои родители. Когда я еще был во втором или в третьем классе, мама вышила на мешке для галош мою фамилию: «Деткин». С этого и началось: меня прозвали Детективом. А если бы мама не вышила те буквы на моем синем мешке. Но положительное влияние родителей было не только в этом. Мама и папа часто отбирали у меня затрепанные приключенческие повести и романы. «Жалко тратить на это время!» – восклицали они. А потом я находил свою книгу под подушкой у мамы или случайно замечал ее в папином портфеле. Таким образом, с их помощью я понял, что все нормальные люди любят читать детективные книжки, но многие любят тайно. А тайная любовь, как известно, самая интересная и самая сильная! Итак, я начал творить. Родители были против: «Жаль тратить на это время!» Тогда я вспомнил все известные мне случаи, когда отцы выгоняли из дому и даже лишали наследства будущих великих артистов, композиторов и писателей. Эти примеры подействовали на папу и маму. – Ладно, – сказал папа, – раз тебе не жалко времени, которое можно было бы потратить на изучение иностранного языка, на чтение полезных книг или, скажем, на спорт, пусть будет по-твоему! Но позволь и мне обратиться к классическим примерам… Он достал первый том Собрания сочинений Лермонтова, прочитал вслух два стихотворения и сказал: – Эти стихи были написаны Михаилом Юрьевичем, а точней сказать, Мишей, в четырнадцатилетнем возрасте. Ты всего на полтора года моложе. Только на полтора. А если учесть, что дети сейчас взрослеют гораздо раньше, можно считать, что вы одного возраста! – Ну и что? – спросил я. – А то, – ответил мне папа, – что нельзя высосать повесть из пальца. Прежде чем сесть за стол, надо изучить человеческие характеры. А сюжет! Его должна подсказать тебе сама жизнь! Я стал изучать характеры своих приятелей, соседей, учителей. Но сюжета жизнь подсказывать мне не хотела. И вдруг случилось такое. Никогда я бы не смог придумать истории страшнее той, которая случилась на самом деле и которую я всю распутал от начала и до конца, доказав, что Детективом меня прозвали не зря. в которой мы знакомимся с героями повести, не все из которых будут героями Когда в прошлом году у нас в классе стали создавать литературный кружок, никто не представлял себе, что из-за этого может случиться. Какое таинственное, жуткое событие произойдет. Но я расскажу обо всем по порядку, не забегая вперед, хотя мне очень хочется забежать. Вы легко поймете меня, когда дочитаете до конца… Итак, все началось год назад на самом обычном уроке, в самом обычном классе. Это была комната с четырьмя стенами, выходившая двумя своими стеклянными окнами прямо во двор, а одним окном – прямо на улицу. Наш новый классный руководитель, Святослав Николаевич, сказал: – Всюду, где я был классным руководителем, обязательно работал литературный кружок. Тем более он должен быть здесь, в этом классе, где учится Глеб Бородаев. Мы все повернулись и посмотрели на последнюю парту в среднем ряду: там сидел тихий, пригнувшийся Глеб. Это был человек лет тринадцати. Нежная, бархатная кожа его лица часто заливалась румянцем. Ростом он был невысок, учился посредственно и очень любил собак. Карманы его самых обыкновенных мятых штанов всегда оттопыривались. Опытный глаз мог почти безошибочно определить, что там кусок колбасы, или горбушка хлеба, или сосиска. Глеб от каждого своего завтрака оставлял что-нибудь для собак. И собаки платили ему той же любовью. Мы тоже любили Глеба. Он был добрым не только к собакам, но и к людям. Особенно если их настигала беда. Например, если кто-нибудь падал и расшибал коленку, Глеб сразу подбегал и говорил: – Как все это… Ты не очень того… Я сейчас постараюсь… Он, когда волновался, не договаривал фразы до конца. Фразы его неожиданно обрывались, как звуки неисправного мотора, который глохнет и опять начинает работать, глохнет и опять начинает… Но мы уже знали, что через минуту-другую Глеб притащит из докторского кабинета, с первого этажа, йод, а из уборной, с нашего этажа, – платок, смоченный холодной водой. В его груди билось скромное, благородное сердце! – Конечно, Глеб такой же ученик, как вы все, – сказал Святослав Николаевич. – Не его заслуга, что он внук Бородаева, писателя, творившего во второй четверти этого века в нашем с вами родном городе. И все же я рад, что Глеб учится именно здесь! Я думаю, что пристальный интерес к творчеству одного писателя обострит ваш интерес к литературе в целом. И тут Глеб может оказать вам неоценимую помощь. Все опять повернулись к Глебу… Когда на него смотрел один человек, он и то пригибался от смущения, а тут уж совсем лег на парту. – Как-то все это… – тихо сказал он, не договаривая фразу, будто кто-то рядом расшиб коленку. Мы знали, что в городе жил когда-то писатель Гл. Бородаев; портрет Гл. Бородаева висел в зале на доске «Наши знатные земляки». Внезапно догадка озарила меня: «И его тоже, наверное, звали Глебом!» Мы не знали, что тот Глеб – родной дедушка нашего Глеба. Наш Глеб никогда никому об этом не говорил. Но классный руководитель Святослав Николаевич раскрыл его тайну… Это был человек лет пятидесяти девяти (он говорил, что если мы решительно не изменимся, то он через год сбежит от нас всех на пенсию). Ростом он был невысок. Глаза его глядели устало, об усталости свидетельствовала и бледность его не всегда гладко выбритых щек. Но внешность Святослава Николаевича была обманчива. Энергия в нем била ключом! – Мы присвоим нашему кружку имя Глеба Бородаева! – воскликнул он. И в глазах его исчезла усталость. – Как-то это… – тихо сказал Глеб со своей задней парты. – Меня ведь тоже зовут… Некоторые могут подумать… Которые из других классов… Он не договаривал до конца ни одной фразы: значит, он волновался, как никогда. – Есть ведь и другие… – продолжал он. – Почему обязательно дедушку. Хотя бы вот Гоголь… – Но внук Гоголя не учится в нашем классе, – возразил Святослав Николаевич. – А внук Бородаева учится! С того самого дня к Глебу приклеилось прозвище: Внук Бородаева. Иногда же его звали просто и коротко: Внук. Всюду ребята любят придумывать прозвища. Но у нас в школе это, как говорили учителя, «стало опаснейшей эпидемией». А что тут опасного? Мне кажется, прозвище говорит о человеке гораздо больше, чем имя. Имя вообще ни о чем определенном не говорит. Ведь прозвище придумывают в зависимости от характера. А имя дают тогда, когда у человека еще вообще нет никакого характера. Вот если меня назовут просто по имени – Алик! – что обо мне можно будет узнать? А если по прозвищу – Детектив! – сразу станет понятно, на кого я похож.
|