беков хамзат султанович биография
Он приехал в город своей детской мечты, чтобы обнять свое счастье. Пройти достойно свой путь, путь ингуша – главная заповедь, которую доктор Беков унаследовал от своих родителей.
Рубрика «Кавказского дневника» будет представлять не только современников, но и деятелей политики, экономики, искусства, которые стали олицетворением лучших представителей европейской диаспоры кавказцев.
RFI: Это редкая удача, когда можно найти удивительно колоритного собеседника, и поэтому воспользуюсь этой удачей. Как складывается жизнь?
Хамзат Беков: Моя личная жизнь? Профессиональная? Или же, просто жизнь? Наверное, мне повезло родиться в семье, где воспитание основывалось на полном доверии. Родители были очень открытые люди: нам практически ничего не запрещалось, но все должно было обсуждаться между родителями и детьми. Отец был влюблён в ингушскую культуру, которую он так красиво воспевал. Человек, на которого мне хотелось походить – это был мой отец. Каждое его слово для меня было значимым, чем-то глубоким, что и дало мне возможность следовать стилю его жизни. Я старался ориентироваться на него. Он очень сильно любил музыку. Во время депортации у него не было возможности заниматься музыкой и всё, что он не смог сделать, он постарался достичь через своих детей.
RFI: Ваш частный случай достаточно редкостный, потому что никогда не приветствовалось, чтобы дети шли в искусство.
Хамзат Беков: Отец чувствовал, что я прирождённый артист. Он видел все эти качества во мне с детства и старался, чтобы я их развивал. Я до определённого времени мечтал пойти в актёрское дело, и в самый разгар моего отрочества отец заболел. В 44 года его парализовало. Мне тогда было тринадцать, и видеть своего отца в полуживом состояние было самым ужасным. Вот в этот момент выбор был один – медицина.
RFI: Радиолы назывались…
Хамзат Беков: Мне кажется, что медицина во Франции давно потеряла свой шарм. Пациенты, которые ко мне приходят, часто мне говорят: «Вот вы знаете, мой дед мне рассказывал о своих врачах в те времена. Вы нам напоминаете именно тех врачей».
RFI: То есть, ты понимал, что за тобой лицо.
Хамзат Беков: …ингушской национальности, и мне нужно было сделать всё на высшем уровне. Надо было пройти международный конкурс. Когда я увидел список врачей, которые будут проходить этот конкурс, у меня просто руки опустились. Нас было более 1000 человек и всего 90 мест. Чтобы попасть на этот конкурс, мне нужно было пройти другой конкурс, организованный посольством Франции во французском культурном отделе.
RFI: Сначала вы проходите конкурс в Москве?
Хамзат Беков: Да, в Москве было. Там у нас было 4 места на 800 человек.
RFI: Экзамены сдавались на русском языке?
Хамзат Беков: На французском! Когда экзамен заканчивается, тут же выкладывается перед вами ваше досье и через неделю переправляется в Париж. Селекция идёт уже здесь, а вы через 6 месяцев получаете ответ – позитивный или негативный. Это был мой последний курс в институте, и так как я не знал, буду ли я жить в России или во Франции, я старался одновременно получить ординатуру. Там (в Москве – ред.) я закончил институт с красным дипломом и готовился приехать на свой конкурс в Париж.
Получаю я свой диплом 22 июля 1998 года, 25 июля отмечаю свой день рожденья, и сестра мне звонит:
— Хамзат, ты получил письмо из Парижа!
— Не открывай.
— Давай я открою!
— Если ты даже откроешь, ты не поймёшь. Там же всё на французском!
Она летит с этим письмом ко мне на квартиру. Я спокойно взял, открыл и увидел первое слово – favorable. То есть, Вы прошли конкурс. Счастью, конечно, не было предела! Это было самым красивым подарком в моей жизни!
Я видел, что шансов практически было очень мало, тем более, что было очень много французов-кандидатов на получение ординатуры, много франкоязычных иностранцев, у которых был потрясающий французский.
RFI: Практически, нулевые шансы.
Хамзат Беков: Нулевые. Они учили медицину на французском языке в течение всей своей жизни. Тем более, что там кандидаты из разных стран, и им по 40-50 лет. Я знал, что обратной дороги, конечно, нет. И думаю: бери книги и начинай прямо сейчас. Пошел в библиотеку. Было около 15 часов, не отрываясь, сидел до девяти. Первое, о чем я сейчас вспоминаю, что не спал. Я дал себе установку, что у меня все получится и что другого не должно быть.
Что такое шанс? Я в шанс не верю. Выиграть миллион – я верю. Это шанс. Но чтобы достичь каких-то определенных успехов в жизни, нельзя полагаться на шанс. Есть усидчивость, работа и целеустремленность. Вот когда эти три составляющие совпадают, тогда и возникает успех.
RFI: Но все эти годы был еще безумный труд.
Хамзат Беков: Многим только кажется, что у «Хамзата все без проблем».
Потом уже была конкуренция. Когда я увидел свою фамилию среди десятки первых…
RFI: Из этой тысячи.
RFI: То есть, не возникало комплекса человека, который приехал в другую страну?
Хамзат Беков: Я себя иностранцем, это странно, наверное, слышать, не чувствовал никогда. Ты приехал в страну, ты знал, куда едешь, к чему стремишься, и в момент, когда ты находишься на месте, этих вопросов не должно возникать. Комплексов – тем более.
Я рассказывал про нашу историю, про наши традиции, и люди очень интересовались и говорили: «Ну, как так получилось, что ты так быстро выучил французский?». Удивлялись и говорили: у нас иностранец-ингуш. И мне хотелось оставаться на этой планке, потому что слово «ингуш» звучало уже на всех этажах госпиталя, где я работал.
Cлушайте продолжение передачи о докторе Бекове в следующем выпуске «Кавказского дневника».
* В передаче звучал гимн Ингушетии в аранжировке Хамзата Бекова.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Ингуш, правозащитник Магомед Муцольгов
Ингуш, правозащитник Магомед Муцольгов
В Москве скончался Хамзат Беков (фото)
Фото из сети Интернет
Несмотря на то, что я с ним никогда не встречался, наши дороги не пересекались, тем не менее я слышал о Хамзате много хорошего. Мои земляки не один раз рассказывали мне свои истории, которые завершались благополучно именно благодаря помощи и поддержке Хамзата Бекова. Кому-то помог здесь в республике, кому-то в Москве, при чем не только тем, кто жил и работал в столице, но и тем, кто приезжал туда по необходимости. Кто-то ехал в столицу в поисках лучшей доли, кто-то учиться, кто-то на лечение, обращались к Хамзату за помощью и он многим помогал. Но особо отмечали Хамзата за то, что он не оставался равнодушным к проблемам родного народа и в некоторых вопросах проявил себя достойным сыном своего народа.
Некоторые пишут, что Евкуров, первый из ингушей, занявший такую высокую государственную должность. Но этим глупцам я бы напомнил, что ингуш Хамзат Беков, гораздо раньше занял высокую должность в Минобороне и при этом более важную, чем двенадцатый замминистра. Более того, не предавая интересы собственного народа и оставив о себе в наследство своим детям достойное имя.
Выходец из Дагестана признан лучшим главврачом Москвы.
В Экспоцентре на Красной Пресне 5 и 6 декабря проходит фестиваль «Формула жизни», являющийся важным событием для медицинского сообщества Москвы — 17-я ассамблея «Здоровье Москвы». На огромной территории были выставлены экспозиции лучших достижений и новинок в области здравоохранения столицы. Свою экспозицию представила здесь и детская клиническая больница им. Башляевой департамента здравоохранения Москвы, где главным детским нефрологом является дагестанец Исмаил Османов. Эта больница приняла активное участие в работе выставки. Главврач отметил в своем блоге, что уровень профессиональной подготовки и пациентоориентированность развиваются стремительно: «Сотрудники нашей больницы продемонстрировали на стенде новые инновационные подходы в своей работе, которая существенно облегчается современным оснащением на фоне постоянного повышения квалификации с расширением профессиональных компетенций».Мэр Москвы Сергей Собянин вручил награды победителям конкурсов. Были названы лучшие специалисты города, лучшие главные врачи и ветераны-медики. В числе награжденных оказались директор НИИ Склифосовского Сергей Петриков, руководитель Московского многопрофильного центра паллиативной помощи Анна Федермессер и многие другие.
В номинации «Лучший главный врач города» награду из рук мэра получил главный врач больницы им. Башляевой Исмаил Османов.
Османов Исмаил Магомедович, окончил педиатрический факультет Дагестанского Государственного Медицинского института в 1983 г.
В 1989г. после окончания аспирантуры в Московском НИИ педиатрии и детской хирургии МЗ РФ защитил кандидатскую диссертацию на тему «Факторы риска и принципы диспансеризации при оксалатных нефропатиях у детей».
В 1991-1992 г. – проходил стажировку по детской нефрологии и по педиатрии в Университетском детском госпитале Баффало, штат Нью-Йорк, США (по результатам Всесоюзного конкурса)
В 1993-1996 гг. выполнял докторскую диссертацию в отделе нефрологии Московского НИИ педиатрии и детской хирургии МЗ РФ
В 1996 г. защитил докторскую диссертацию на тему «Клинико-патогенетические особенности и тактика лечения при поражениях почек у детей в экологически неблагоприятных регионах».
1996-2003 гг. доцент, а затем– профессор кафедры детских болезней №2 Российского Государственного Медицинского Университета (ГОУ ВПО РГМУ).
С 2012 г – главный врач Тушинской Детской Городской Больницы (ныне ДГКБ им. З.А. Башляевой Департамента Здравоохранения г. Москвы); 2003 г. профессор кафедры детских болезней №2 ГОУ ВПО РГМУ по совместительству (ныне ГБОУ ВПО РНИМУ им. Н.И. Пирогова МЗ РФ).
С 2012 г. – главный детский нефролог Департамента Здравоохранения г. Москвы;
Автор более 250 опубликованных научных работ,в том числе 4 изобретений, 12 монографий, 2 учебных пособий. Подготовил 5 кандидатов и 1 доктора мед. наук.
В настоящее время член редколлегии ряда ведущих научно-практических журналов медицинских журналов.
Председатель научного комитета ежегодного Всероссийского Конгресса «Современные технологии в педиатрии и детской хирургии».
В 2010 году награжден памятной медалью «10 лет подписания Договора о создании Союзного государства» («За безупречную службу»).
В 2013 году отмечен благодарностью мэра г.Москвы С.С. Собянина за многолетнюю работу по оказанию высококвалифицированной медицинской помощи жителям г.Москвы. Отличник здравоохранения РФ, награжден рядом Почетных грамот.
В 2015 году награжден Дипломом ДЗМ «За большой личный вклад в развитие столичного здравоохранения в 2015 году»
Является Почетным профессором Университета Баффало, (штат Нью-Йорк, США).
С 2016 года руководит Университетской клиникой педиатрии ГБОУ ВПО РНИМУ им. Н.И. Пирогова МЗ РФ.
А в чём проблема? На фото вообще не одного коренного москвича. Да и Дагестан входит в состав России.
Когда он заканчивал институт, дагестанец еще не было ругательным словом, и он был просто советским педиатром. А так давайте и на Бокерию бочку гнать за нацию. Важно понимать отличие человека той формации и нынешней молодежью, которая в большинстве своем мало что из себя представляет в плане обучения и профессионализма.
Врач родом из Дагестана? Ужас! Позор русским! Гастарбайтеры захватили всё. Как жить славянам?
Интересно в США как звучало бы? «Лучший хирург Нью-Йорка родом из Техаса!» Ох. Позор! Катастрофа!
У нас многонациональная страна что в этом такого, или розенбаума ждали
Уах! Чего только земляки не сделают уважаемому чэлавеку.
А почему выходец? Давайте пойдем дальше: Выскочка из Дагестана оказался умным человеком
Ответ на пост «Горит у меня. »
Кавказцы очень гордятся свой памятью, что знают свою семью до дальнего колена, но похоже, что память у них очень избирательна.
Гордятся своей честью и гостеприимством, но сейчас все больше становится каких-то «недокавказцев»..
Интересно было бы спросить родителей той дагестанской молодежи из пабликов, что они думают о русских, о тех русских, например, которые воевали и погибали в Цумадинском, Ботлихском, Новолакском, Буйнакском районах Дагестана, спасая дагестанские семьи и их детей.
Ни за что бы местные ополченцы сами не справились с боевиками…
Получается, их дети сейчас ненавидят тех, кто пришёл им на помощь. Не уважают русских женщин, а ведь именно во время войны в Дагестане погибла и стала единственной женщиной, получившей Героя России за участие в боевых действиях на Северном Кавказе, Ирина Янина.
И я знаю, что не было в те времена к русским такого презрительного отношения. Почему тогда за 20 с небольшим лет все так забылось?
Или это напрасно отданные силы и жизни были?
В чем тогда честь дагестанца?
Ах, эта свадьба пела и плясала.
Пациент в целом все еще веселый и желающий продолжения банкета (хорошая алкоанестезия давала о себе знать) был передан хирургам-проктологам в теплые руки. Попу зашили, но впечатления от свадьбы, думаю, остались на всю оставшуюся жизнь. Явно не такой он представлял свою первую брачную ночь!)
Ответ на пост «Ниточка на запястье»
Короче, придётся пилить «ответный пост». Я, конечно, не доктор, но посмотреть могу.
Откуда эта хрень про ниточку? От растяжения запястья. Мама это у меня называет «рука развИлась». Обычно это бывает, когда перетрудишь предплечье. Тогда запястье опухает и взять рукой орудие труда (лопату, топор и так далее) становится трудно. Черенок не держится в руке, кисть плохо сжимается.
И тут на сцену выходит она! Шерстяная ниточка! Не знаю точно, почему шерстяная. Думаю, это чтоб руку не резало ниткой.
«Магия» в том, что при сжатии кулака нитка «придерживает» запястье и можно работать дальше, кисть руки снова пригодна для работы.
Всякие «бабки» шептали разное над узелками и нитками. Но помогает эта нитка только от вышеуказанного недуга.
Думаю, травматологи и спортсмены могут лучше объяснить, как это работает.
UPD
Граждане пикабушники, это не пост о магии! Сработает любая нитка. Сработает даже обхват запястья пальцами, нужно лишь прижать распухшую от нагрузки мышцу.
Ниточка на запястье
Так уж сложилось, что самые любопытные пациенты поступают преимущественно по ночам. Этот случай исключением не стал. Бригадой скорой помощи доставлен мужчина 50 лет с выраженными болями в животе.
— Что случилось с Вами?
— Боли в животе в течение месяца, с каждым днём все сильнее
— В поликлинику обращались? В больницу?
— А почему не лечились?
— И не прошло. Скорую вот вызвал.
— А зачем скорую? Может к бабке надо было? Ниточку там заменить, например
По итогу поджелудочная железа уже на треть развалилась. Несколько операций, ходил как ёжик, с трубками из живота, еле выкарабкался.
P.S. А интересна будет почитать про дичь, которую вытворяют некоторые доктора и фельдшеры?
Про болевую чувствительность при диабете. Вернее про её отсутствие
Женщина, 60+, поступила с жалобами на боль в левой поясничной области. Боль появилась семь дней назад. Лихорадки не было. Пациентка честно ждала, что пройдёт. Несколько лет назад она перенесла травму позвоночника, была прооперирована, сейчас ходит с ходунками, так что боль списала на позвоночник. Сахарный диабет 2 типа, вполне компенсированный. В остальном вполне сохранная.
Сколько времени этому процессу? Ну точно не неделя. Минимум вдвое больше. Камень в мочеточнике, если кто не в курсе, это очень больно. Люди на стену от боли лезут! Почка, растягивающаяся от нарушения оттока мочи, это тоже больно, это тупая постоянна боль, которая не позволяет вести обычный образ жизни. И она ничего этого просто не заметила.
Ответ простой: диабет поражает нервные волокна, резко снижая болевую чувствительность. Поэтому если человек с диабетом пожаловался на боль, пусть даже и не сильную, это зачастую может быть признаком очень серьезных проблем.
Пациентка довольно спокойно перенесла операции и последующие ревизии раны, провела два дня на ИВЛ, затем проснулась и пришла в ясное сознание. Маркёры воспаления зашкаливали, но все органы работали вполне стабильно, даже креатинин ни разу не поднялся.
Сегодня её перевели в урологию. Похоже, обошлось.
Дышать
Каково это — попасть в реанимацию с «короной». Рассказ пациента.
Брестчанин поделился своей историей борьбы с COVID-19.
Вышел Саша из больницы. Месяц адочка с реанимацией. Как не заказывал. Пост не только о том, как лежать пластом в каменном мешке. Но и о людях, которые белыми призраками ходят вокруг тебя, пытаясь достать с того света. ***
Я пригвожден к больничной кушетке двумя резиновыми трубками. Они подают кислород в мои обожженные ковидом легкие. Это отдает в уши постоянным раздражающим звуком. Эдакой смесью радиошума и кипящего чайника. На соседней койке корчится старик без возраста. Глухой, слабо соображающий, практически не ходячий. Он поступил ночью и сестры с нянечками уже трижды на руках носили его в туалет. Адскую боль на лице деда выдает гримаса и сжимающий край матраца сморщенный кулак. Нас разделяет 50 сантиметров и целая жизнь. Объединяет одно. Надеюсь, не навечно.
В палату то и дело заходят медсестры, нянечки санитарки. В белых защитных костюмах, масках с прозрачными забралами. По голосу им всем лет 18. Да, пусть будет 18. Одна подвозит мне капельницу примерно на полтора часа. Вчера я такую едва пережил. Мне трудно дышать даже лежа на животе. В других положениях – задыхаюсь. — Потерпи, милый, — говорит сестра, помогая перевернуться на бок. – Потерпи. Мы сейчас как-то подберем, чтобы удобно, чтоб для тебя, чтобы вы все выкарабкались.
Кое-как я бухнулся на спину, закрыл глаза и на секунду память ворвалась сцена из кино. Наверное, из детства или юности. Полевой госпиталь, десять бойцов и медсестричка, которая бегает с бутылкой воды от одного солдата к другому, поит их и говорит: потерпите, миленькие.
Черт возьми, это я, в 37 лет, здоровый откормленный мужик с солидным животом и жизненным опытом должен ее успокаивать. Я-то отсюда в любом случае через неделю другую уйду. Лучше ножками, конечно. А она останется на бог весть еще сколько. И таких как я и дед только в этом отделении минимум человек 30. В этой больнице, как и в других теперь, нет профильных отделений. Кардиология, неврология, терапия – все стало инфекционкой. Я вот лежу формально в проктологии. Действительно, все через…
В палату входит разносчица пищи. — Мальчики, пожалуйста, вы должны покушать. Вам надо набраться сил…
Господи, девчата, да у вас их откуда столько? Я же знаю, что и без ковида ваша работа не сахар, а награда – не мед.
Медсестричка, зашедшая проверить мою капельницу, бросила взгляд на старика. Тот успел стянуть с себя трико до колен и в очередной раз отключился от кислорода, который нам подают через маски или нос, вставляя туда две трубочки – канюли. Мы с дедом получаем максимальную дозу – 15 единиц. И все равно дышится тяжело.
— Дедушка, давайте вернемся в обратное состояние, — абсолютно спокойным голосом произнесла медсестра, принявшись одевать его. Это повторяется уже раз в четвертый или пятый. – Потерпи, милый!
Дед ее не слышит. Она слышит его.
В палату входит наш лечащий врач. Доктор появляется как итоговый выпуск новостей: раз в день. Ну и потом, может, еще заглянет сказать что-то вдогонку. Я дотошен. Прошу каждое указание прокомментировать. И уж больно хочется понять: почему легче не становится. То дышать тяжелее, то кашель… Врач терпеливо и рассудительно отвечает… Так заканчивается первый день на больничной койке.
Городская больница №1. Брест. ***
Утро. Капельница не зашла. Задыхаюсь. Со стороны, наверное, выгляжу как рыба на берегу. Открываю рот, а воздуха нет. От страха кричу на все отделение. Прибегают медсестры, следом приходит врач. Затыкают лицо кислородной маской. Я теряюсь во времени. Неизвестно, сколько прошло часов до прихода еще одного доктора. Тот походил вокруг, что-то буркнул моему лечащему врачу…
— Доктор, — не выдерживаю, — шансов на тот свет много?
— Не буду врать. Много. Так что лежи и не дергайся. Весело, да? Еще неделю назад же на велике рассекал.
— Ничего, — успокаивают медсестры, — они всем так говорят. Чтобы люди пугались, слушались их и быстрее выздоравливали. У них в реанимации так…
У меня после этих слов упало.
— Да. Тебя туда переводят. Но это не страшно. Просто будешь под более пристальным наблюдением.
Вставать нельзя. Вещи с собой брать нельзя. Мобильный оставляешь медсестрам. Да что там мобильный – одежду. Всю. Кто был там – тот знает. Кто нет – лучше не знать. Раздевают тебя уже санитарки. Одежду в прямом смысле слова срывают. Меня перенесли на каталку, накрыли одеялом и повезли на лифте куда-то вниз.
Описать реанимацию сложно. Это сугубо личные впечатления. Палата – помещение с маленьким окном. На картинках или в кино вы наверняка видели эти складывающиеся кушетки и приборы с множеством проводков, которые подключают к тебе, как к подопытному животному. Кровать – гроб без крышки. На стенах нет даже часов. Связь с внешним миром потеряна. Очень скоро ты не понимаешь: день сейчас или ночь.
Лежишь в склепе, а в голове – слова врача, что шансы двинуть кони весьма высоки. Лежишь, кстати, только на животе. В так называемой прон-позиции. Это облегчает течение заболевания – легкие вентилируются. В носу – канюли, на лице – маска. Кислород бьет как вода из пожарного шланга. Дышится, вроде, нормально, если учесть, что это предел нагрузки. Дальше – ИВЛ, говорит врач. Так что, мол, дышите. Это все, что от вас требуется.
А у меня начинается паническая атака. Гроб, склеп, никакой связи с внешним миром… Уже потом я встретил зав. реанимацией, когда лежал в обычной палате. Тот улыбнулся, мол, дал я им прикурить. Впрочем, чему удивляться. В их отделении много таких. У меня началась гипоксия. От кислородного голодания мозг немного неадекватно воспринимал действительность. В какой-то момент я это почувствовал. Прошу аудиенции с психиатром.
Смирившись с действительностью, все, о чем я его попросил – выписать каких-нибудь таблеток или уколов. Успокоиться и уснуть. Следующие несколько дней – туман. Мне сложно вспомнить что-то отчетливое. Даже не могу сказать: где был сон, а где явь. Вот, приподнимаюсь, смотрю в окно в соседнюю палату, а там кого-то на ИВЛ дефибриллятором выхаживают. Реаниматолог кричит: не смотрите сюда! На мониторе я успел разглядеть прямую линию. Приснилось это или нет? Медсестры отвечали уклончиво, мол, не думай ни о чем. Дыши.
И я дышу, проваливаясь в сон. Часто слышу, как прикованного к кровати больного человека сравнивают с овощем. Себе я сам напоминаю больше кусок мяса на рыночном прилавке. Хотят – иглы втыкают, хотят – переворачивают, хотят моют тряпкой…
Еда не интересует вообще. За все время в палате интенсивной терапии я съел разве что пару йогуртов под конец лечения там. И то, уж очень уговаривала разносчица пищи. Ну как же так, вздыхала она, силы нужны. Выкарабкиваться надо…
Зато воду пьешь постоянно. Кислород зверски сушит. Отходить от этого безумия, воспринимать более-менее адекватно действительность стал, как потом понял, на шестой день. На седьмой меня выписали. Из реанимации. Всем, кто мучился со мной, терпел и выхаживал – спасибо.
К сожалению, я не видел ваших лиц даже в масках. Но я чувствовал невероятную силу, сверхчеловеческое желание помочь.
*** Спустя день мясо стало обретать тело. Как только меня бросили в обычную палату, передали из предыдущей вещи, я попытался встать. И упал. За неделю ноги атрофировались. Далеко, впрочем, и не сходишь. Я все еще подключен к источнику кислорода. И снова санитарки, сестрички, доктор, подбадривающий с каждым повышением сатурации.
— Молодец! Давай, крепни… И я креп. Как мог.
С переменным успехом, но все-таки вперед. После реанимации я, кажется, попал в санаторий. Относительная свобода передвижения, снова связь с внешним миром. Чувствуешь себя заново родившимся.
Вечером в палату заходит доктор, который оформлял меня по скорой. Молодой. Фамилия Котович. На груди на белом защитном костюме кот нарисован. Очень доброжелательный и грамотный врач:
— О, рад вас видеть… Живым!
— Что, все было очень вот так вот?
— Ну да. В реанимацию у нас по приколу не кладут. Я когда вас оформлял в больницу — у вас уже было плохо очень с дыханием. На следующий день прихожу в проктологию — а у вас кислород на максимуме. И вы совсем плохо дышите. Потом на следующий день зашел — а ваша койка пуста. Я очень испугался. Мне, правда, сказали, что вы в реанимации, но все равно было стремно.
— А мне как… Чудил в реанимации. Помню смутно, что мобильный требовал. Работать хотел… — Сказалась гипоксия. Нехватка кислорода мозгу. Это вызывает сбои. Паника, галлюцинации… Глюки я не ловил, а вот причудливые картинки из того, что окружает мозг, рисовал. Помню на смятом одеяле из складок сложился образ старушки в платке…
— Хорошие вы мне новости принесли, — заключает доктор Котович. — Очень рад, когда больные поправляются. ***
На следующий день снимаю маску (на короткое время это разрешается) и выхожу в коридор…
Трудно описать движ, который там происходит. Медики или бегут, или идут быстрым шагом. Откуда-то доносятся стоны. Грохочут тележки на которых перевозят больных в тяжелом состоянии.
Вскоре я увидел и накрытые тела, которые везли мимо нашей палаты на вечную выписку.
Снова всплывают ассоциации с полевым госпиталем. Да. Здесь идет настоящая война. Война XXI века, к которой генералы по всему миру совершенно не были готовы, ибо они всегда готовятся к прошедшей войне.
Многие из них до сих пор по привычке ищут врага в человеческом обличии: в танке или самолете. Потому что он виден, понятен и помещается в прицел.
Я представляю, сколько стоит один залп гаубицы или пуск ракеты.
Если бы каждую копейку от них собрать в один огромный кошелек и направить эти средства разработчикам вакцин, медикам в ковидные больницы… Сколько жизней было бы спасено, а не приплюсовано к тем, кто погибнет от разрыва снаряда…
*** Я дома. Слова доктора: «пора домой» готов слушать всю свою биографию. Да, к сожалению, процесс возврата нормальной жизни не такой быстрый, как я надеялся. Вряд ли смогу бегать и через месяц. Но, как там говорится: что не убивает – делает сильнее. Надеюсь, все будет так.
*** Спасибо. Всем. Врачам, медсестрам, санитаркам. Всех больниц и поликлиник.
Конкретно по мою душу тем, кто работает в отделениях, где лежал я: проктология, реанимация, кардиология.
— Судас Александр Валентинович;
— Копанько Олег Николаевич;
— Осовец Руслан Кириллович.
Довелось пообщаться и с главврачом на обходе в реанимации, Эдуардом Васильевичем Бабичем. Еще до приема успокоительных.
Диалог был примерно такой:
— Доктор, сколько мне тут лежать?
— Давайте мы вас понаблюдаем, — уклончиво ответил главврач.
— Но я не могу, я тут с ума сойду!
— У вас сильное поражение легких…
— … И что я должен делать?
— Не паниковать, не делать резких движений и сотрудничать с администрацией. Выполнять наши указания. Тогда все будет хорошо…
Амбулаторно в Брестской центральной поликлинике меня вытягивает, выслушивает, терпеливо отвечает и подбирает нужные пилюли терапевт Ольга Александровна Тагаева.
. Увы, я не знаю, как зовут других работников отделений больницы, где довелось лечиться за исключением Светланы из реанимации.
За сим – большая просьба к администрации клиники. И этой, и других. Будет в перспективе возможность – сделайте на сайтах больниц, поликлиник раздел, где можно будет прочитать о всех работниках, увидеть их прекрасные лица, не закрытые масками и не усталые, а горящие глаза, полные энергии и желания помочь тем, кто борется за свою жизнь.