белая эмиграция это в истории
Белая эмиграция — величайшая трагедия в истории России
Оценки количества эмигрантов разнятся: Лига Наций и Красный крест насчитывали на начало 1920-х годов около миллиона русских эмигрантов, по более поздним подсчетам некоторых историков эта цифра достигала трех или даже пяти миллионов.
Катастрофа разразилась в России, словно чума, которая смела и выкосила старый мир. Череда революций, распад страны, Гражданская война и установившийся на европейской территории страны большевистский режим смешали и перемешали все. И начался Великий Исход. Первая, самая большая и противоречивая волна русской эмиграции накрыла мир.
Бежали от ужасов большевистской красного ЧеКа, от голода и холода, от войны, вшей, болезней, ночных расстрелов, вечерних обысков, утренней тоски, от Советов, от революционных матросиков-братушек, от собраний и заседаний, от неразберихи, войны и болезней.
Оценки количества эмигрантов разнятся: Лига Наций и Красный крест насчитывали на начало 1920-х гг. около миллиона русских эмигрантов, по более поздним подсчетам некоторых историков эта цифра достигала трех или даже пяти миллионов.
Лишенные родины, потерявшие нажитое за всю жизнь, лишившись семей, друзей, определенного образа жизни, статуса, своего мира и уклада, обездоленные русские люди были вынуждены искать пристанища в чужих странах. Из страны уезжали врачи, политики, инженеры, студенты, аристократы, мелкие лавочники и крупные фабриканты, полковые кастеляны, гувернантки и лакеи, провизоры и телефонисты, художники и маляры, писатели и журналисты, хорошие и плохие поэты… Словом, почти все, кто мог, старались убежать. География русской эмиграции чрезвычайно широка: от Канады и Латинской Америки до Австралии и Новой Зеландии. Но основных центров было несколько.
Поначалу люди бежали из охваченной смутой России в страны, расположенные недалеко от Родины — в Германию, Чехословакию, Польшу. Надежда на скорое возвращение домой и близость к границе определяли направление эмиграции. В Польше надолго не задерживались — правительство плохо относилось к русским и к своему недавнему прошлому, сносило православные храмы и памятники эпохи царской России. Центрами русской эмиграции в Европе в первые после революции годы становятся Берлин, Париж, Прага, София и Белград. Серьезная русская община сложилась также в Стамбуле.
Около 300 тысяч русских проживают в Берлине в начале 1920-х годов. Город привлекал своей невероятной дешевизной, многие, попробовав устроиться в Париже и столкнувшись там с дорогой жизнью, переезжали в Берлин. В 1921 году в Берлине проживало большинство русских эмигрантов. В городе открывались русские рестораны, лавки, книжные магазины, театры и русские кабаре. Растущая русская аудитория послужила причиной расцвета издательского дела — открылись десятки газет и журналов. Споры между непримиримыми политическими противниками не утихли и за границей и поэтому, конечно, издания отстаивали разные идеологические позиции. Об их популярности говорит тот факт, что самая популярная русская газета Берлина «Руль», издававшаяся кадетами Гессеном и Каминкой, продавалась в 369 городах и в 34 странах — низкий курс марки позволял такое широкое распространение за рубежом. Берлин за несколько лет превратился в настоящую жемчужину русской мысли, в город с десятками и сотнями издательств, печатавших огромное количество художественной, публицистической и научной литературы.
Эмигрантское сообщество только начинало формироваться, в ранние годы еще не было жесткого разграничения между русскими эмигрантами и жителями Советской России. Многие, пожив несколько лет в Европе, уставали бороться и принимали решение вернуться обратно. Кого-то донимала тоска и ностальгия, кто-то отчаялся от безденежья, некоторых вербовали советские агенты. Завербованные, зачастую, сами начинали работать на имидж большевиков за рубежом (Илья Эренбург, Алексей Толстой), разъезжали по Европе, предлагая перебраться в СССР, расписывая его невероятные достижения. В то же время, из России шел и обратный поток — выезжавших, решивших больше в России не возвращаться — после начала НЭПа у многих советских граждан появилась возможность покидать страну. За 4 года русское население Берлина сократилось с 200 до 30 тысяч.
В течении 1920 года с юга России были эвакуированы почти 200 тысяч человек — из Новороссийска, Одессы, Севастополя. Отступали армии Деникина и Врангеля, добровольцы, беженцы из Советской России. Добираться до Европы приходилось через Стамбул. Но оставаться в нем не хотелось никому, задерживались лишь те, у кого не было денег на визу и дальнейшее путешествие. Большинство старалось добраться до Берлина. Но его славе русского издательского центра жить оставалось недолго. Начинавшийся экономический кризис, разогнавшаяся гиперинфляция — зарплату в учреждениях выдавали два раза в день, так можно было успеть купить хоть что-то, — сделали жизнь в столице Веймарской республики невыносимой. Эмигранты начали покидать город.
Берлин стал первым пристанищем русских эмигрантов. Но настоящим символом эмиграции, ее столицей и центром, стал Париж. Он был в моде и до революции — мировая столица, с артистическим флером, с ореолом романтичности, с поэтическими кабаре и выставками художников-модернистов. Русская община в Париже появилась задолго до революции — туда перебирались художники, писатели, поэты, танцоры и певцы. Открытые Сергеем Дягилевым «Русские сезоны» в 1908 году ввели все русское в моду и потому поначалу французы с теплотой и интересом принимали приехавших к ним русских.
В 1922 в Париже было уже примерно 75 000 русских, а через 8 лет — 200 000. Политики и публицисты, офицеры и солдаты, простые обыватели и князья императорской крови оказались выброшенными на берег после кораблекрушения. Их жизнь была тяжелой не только из-за разбитого прошлого и разрушенной родины, но и из-за неоднозначного отношения к ним французов. Обычному эмигранту приходилось постоянно крутиться, чтобы не упасть на дно. Каждый месяц нужно было платить за carted’identite, удостоверение личности, без которого нельзя было устроиться на работу или снять квартиру. Приходилось платить налоги и другие сборы. Почти ни у кого не было иностранных счетов и компаний за рубежом, поэтому людям приходилось начинать жизь сначала. И для многих это было не начало с нуля, а скорее с минуса.
Лишь небольшое число счастливцев, успевших вывести капиталы из России, да уехавшие еще до революции эмигранты смогли чувствовать себя более или менее спокойно. Русским эмигрантам пришлось осваивать новые профессии, упорно работать, чтобы прокормить свои семьи. Даже аристократы, привыкшие к роскоши, начали заниматься бизнесом — английский агент и наследник многомиллионного состояния Феликс Юсупов открыл вместе с женой модный дом, где его жене пришлось работать моделью, что в другой ситуации было бы немыслимо.
Но, несмотря на все эти трудности, люди не отчаивались. Эмигранты надеялись на скорое падение большевистской диктатуры и возвращение домой. Они продолжали творить, обсуждая творчество на заседаниях обществ русской культуры, они спорили о политике, они проводили конкурсы красоты и благотворительные балы. На концерты Шаляпина и Рахманинова приходили сотни слушателей, рассказы и стихи русских писателей печатались в десятках журналов, художники устраивали выставки. Люди жили, стараясь сохранить хоть немного старой России в своем сердце.
Обустраивая новый быт, люди восстанавливали некоторые институты своего недавнего прошлого. Появились политические партии, бывшие наследницами российских, творческие и торговые общества, землячества, газеты и рестораны. В Париже сидели штабы разнообразных организаций по защите беженцев. Но русские в воссоздании институтов пошли еще дальше — они строили и сохраняли Россию, противоположную СССР.
Из других государств Восточной Европы к русским были расположены в Югославии, Болгарии и странах Прибалтики. Югославский король Александр Карагеоргиевич, учившийся в Пажеском корпусе в Санкт-Петербурге, с охотой принимал к себе на службу русских солдат и офицеров. В Королевстве сербов, хорватов и словенов (так до 1929 года называлась Югославия) сложилась большая казачья община, сформировавшаяся из бывших участников Вооруженных сил юга России. Они помогали организовывать и обучать югославскую армию, фактически создав ее из ничего. В Болгарии также были расположены к приему русских военных, кроме того, Софию избрали местом своего жительства многие русские политики, депутаты Государственной думы и дипломаты.
В Прибалтику перебирались те, кто хотел попробовать жить как в старые времена — несмотря на активное национальное строительство, правительства и политические круги Литвы, Латвии и Эстонии не относились к русским агрессивно, эстонская конституция, например, защищала права национальных меньшинств, в том числе и русских. В городах звучала русская речь, работали русские издательства, занимались бизнесом русские предприниматели. Это была почти и не эмиграция — Прибалтика, присоединенная к России еще Петром Великим, была довольно сильно русифицированным регионом, что делало ее привлекательной в глазах многих эмигрантов.
Многочисленной и своеобразной была русская община в Харбине. Она являлась этаким осколком размашистой русской имперской игры по завоеванию Дальнего Востока. В Маньчжурии русские чувствовали себя до революции почти как дома, планируя присоединить к себе северный Китай и Монголию (в печати даже появилось устойчивое выражение «Желтороссия»), русское сообщество складывается там с середины 1890-х годов, первоначально — из-за строительства КВЖД.
Харбин — русский город, основанный в 1898 году как опорный пункт в Маньчжурии. После поражения армии Колчака и присоединения Дальневосточной республики к РСФСР, в Китай устремились русские, не желавшие оставаться под властью большевиков. Население Харбина выросло до 200 тысяч человек. Но их судьба была печальна. Китай, раздираемые множественными внутренними конфликтами, а также испытывающий давление со стороны Японии, потихоньку сдавал Харбин СССР, делая жизнь русских эмигрантов невыносимой, ставя их перед выбором — принять советское гражданство или остаться без работы. Большинство выбравших первый вариант позднее были вывезены в СССР и репрессированы. В то же время, те, кто не поддался советскому давлению, создали одну из самых необычных эмигрантских организаций — Русскую фашистскую партию. Разветвленное движение, имевшее и молодежное, и детское отделения, пытавшаяся проводить диверсии на территории СССР, было достаточно влиятельно в русской эмигрантской общине — настолько, что японцы от греха подальше решили его запретить.
В других странах эмигрантов было значительно меньше (хотя общины наличествовали почти во всех крупных городах мира). В Латинскую Америку уезжали многие монархисты, в Тунисе, Ливане и Алжире остались бывшие члены Русской эскадры, проводившие эвакуацию с юга России. В страны Ближнего Востока перебирались инженеры и врачи, развивавшие промышленность и систему здравоохранения.
Сравнительно небольшое количество эмигрантов жило в Англии и США — особенности иммиграционного законодательства, английский язык, известный не очень большому количеству эмигрантов (в отличие от немецкого или французского), дороговизна билетов — всё это осложняло отъезд в эти страны.
Поначалу страны Антанты в штыки приняли Советскую Россию, объявили ей войну, отказываясь признавать ее право на существование. Но со временем сдались, установили дипломатические и торговые отношения. Это подорвало доверие эмигрантов западным странам, они вновь почувствовали себя преданными.
Официально большевики заявляли об эмигрантах как о ничтожествах. «В отношении же лиц интеллигентских профессий и лиц командного состава подлежит вынести решение безусловной бесполезности этой категории людей и даже в известном смысле вредной… при всех этих данных нельзя ждать пользы народу от этих лиц. Вместе с тем эти лица всегда готовы поддержать какое угодно движение против Советской власти — а потому Советская Россия, впуская к себе даже и единичных персон из этих профессий, тем самым впускает в себя яд» — эти слова написал глава Московского Красного креста Корецкий. Вместе с тем, Советы не оставляли надежд уничтожить и разъединить эмигрантское сообщество.
В русской прессе постоянно происходили яростные баталии, эмигрантское общество, несмотря на общие проблемы, не было единым идеологически. Эти столкновения подогревались активной деятельностью большевиков, старавшихся рассорить русскую эмиграцию, что приводило к появлению движений вроде сменовеховства. «Смены вех» — так назывался сборник статей видных либеральных публицистов и философов, опубликованный в Праге в 1921 году. В нем авторы призывали смириться с революцией и признать, что большевики — естественное продолжение хода русской истории, достойные наследники предшествующих поколений. В этом проекте чувствовалась рука Москвы, он встретил жесткий отпор со стороны русского сообщества, противопоставившее ему идею Непримиримости. Самой отвратительной же советской выдумкой были многочисленные Союзы возвращения на родину, призывавшие вернуться домой, ссылаясь на постановления советского правления об амнистии белоэмигрантов. Те, кто поддавались этим уговорам, по прибытии в СССР расстреливались или отправлялись в лагеря. Таким способом большевики заманили в ловушку около 180 тысяч человек.
Одно лишь перечисление достижений русских эмигрантов займет не одну страницу. Сотни и тысячи имен, историй, открытий. Масштабы деятельности восхищают: от создания с нуля системы коррекционной педагогики в Бразилии и организации югославской армии до разработки нефтехимии в США и написания модернистской литературы. Дух захватывает от тех перспектив, что открылись бы перед Россией, останься эти люди на месте. Они потратили свои силы на то, чтобы зацепиться на чужбине, на борьбу с большевистским кошмаром. Но они не смогли, не успели принести пользу отчизне. Её у них отняли коммунисты, изничтожавшие всех, кто пытался вернуться.
Поэтому злое советское клише о «жалких эмигрантишках шоферах в Париже» могут повторять только злые советские люди, не знающие истории своего народа. Не сочувствующие трагедии разбившегося крейсера Россия, не ощущающие как свою их трагедию, их потери, не знающие России. Парадоксальным образом вплоть до конца Второй мировой (фактически уничтожившей русскую эмиграцию) зарубежная Россия, белая Россия оставалась умнее, культурнее и ценнее
Белая эмиграция
Бе́лая эмигра́ция (также Русская белая эмиграция, также Эмиграция первой волны, также Русское Зарубежье) — наименование волны эмиграции из России, возникшей вследствие событий почти шестилетней Гражданской войны (1917—1923 гг).
Белая эмиграция, которая с 1919-го года приняла массовый характер, сформировалась в ходе нескольких этапов. Первый этап связан с эвакуацией Вооружённых сил Юга России под командованием Генерального штаба генерал-лейтенанта А. И. Деникина из Новороссийска в феврале 1920-го года. Второй этап — с эвакуацией Русской Армии под командованием генерал-лейтенанта барона П. Н. Врангеля из Крыма в ноябре 1920-го года, третий — с поражением войск адмирала А. В. Колчака и эвакуацией японской армии из Приморья в 1920-1921-х годах.
Общее количество эмигрантов из России на 1 ноября 1920 г. по подсчётам американского Красного Креста составляло 1 194 тыс. человек. По данным Лиги Наций, по состоянию на август 1921 г. было более 1,4 млн беженцев из России. В то же время доктор исторических наук В. М. Кабузан оценивает общее число эмигрировавших из России в 1918—1924 годах величиной не менее 5 млн человек, включая сюда и около 2 млн жителей польских и прибалтийских губерний входивших в состав Российской империи до первой мировой войны и затем вошедших в состав новообразованных суверенных государств и предпочетших гражданство новых государств российскому. [1] В подавляющем большинстве эмигрантами были военные, дворяне, предприниматели, интеллигенция, казаки, духовенство, государственные служащие, а также члены их семей.
Содержание
Военная эмиграция
Ещё в мае 1920 года генералом бароном Врангелем был учреждён так называемый «Эмиграционный Совет», спустя год переименованный в Совет по расселению русских беженцев. Гражданских и военных беженцев расселяли в лагерях под Константинополем, на Принцевых островах и в Болгарии; военные лагеря в Галлиполи, Чаталдже и на Лемносе (Кубанский лагерь) находились под английской или французской администрацией.
Последние операции по эвакуации армии Врангеля прошли с 11 по 14 ноября 1920 года: на корабли было погружено 15 тысяч казаков, 12 тысяч офицеров и 5 тысяч солдат регулярных частей, 10 тысяч юнкеров, 7 тысяч раненых офицеров, более 30 тысяч офицеров и чиновников тыла и до 60 тысяч статских лиц, в основном, членов семей офицеров и чиновников.
В конце 1920 года картотека Главного справочного (или регистрационного) бюро уже насчитывала 190 тысяч имён с адресами. При этом количество военных оценивалась в 50-60 тысяч человек, а гражданских беженцев — в 130—150 тысяч человек. [1]
Весной 1921-го года П. Н. Врангель обратился к болгарскому и югославскому правительствам с запросом о возможности расселения личного состава Русской Армии в Югославию. Частям было обещано содержание за счёт казны, включавшее в себя паёк и небольшое жалование. 1 сентября 1924-го года П. Н. Врангель издал приказ об образовании «Русского Общевоинского Союза» (РОВС). В него включались все части, а также военные общества и союзы, которые приняли приказ к исполнению. Внутренняя структура отдельных воинских подразделений сохранялась в неприкосновенности. Сам же РОВС выступал в роли объединяющей и руководящей организации. Его председателем стал Главнокомандующий, общее управление делами РОВС сосредотачивалось в штабе Врангеля. С этого момента можно говорить о превращении Русской Армии в эмигрантскую организацию, при этом Русский общевоинский союз являлся законным преемником Белой армии. Об этом можно говорить, ссылаясь на мнение его создателей: «Образование РОВСа подготавливает возможность на случай необходимости, под давлением общей политической обстановки, принять Русской армии новую форму бытия в виде воинских союзов». Эта «форма бытия» позволяла выполнять главную задачу военного командования в эмиграции — сохранение имеющихся и воспитание новых кадров армии.
С 1929 года В. В. Орехов, Е. В. Тарусский и С. К. Терещенко в Париже стали издавать журнал «Часовой» — орган связи русских солдат и офицеров в эмиграции (журнал издавался до 1988 года).
Во время Второй мировой войны из белых эмигрантов в Югославии был сформирован Русский корпус, сражавшийся на стороне Германии, с коммунистическими партизанами Тито, а позднее — с частями Советской Армии.
Казачество
В Европу эмигрировали и казачьи части. Русские казаки появились на Балканах. Все станицы, точнее — лишь станичные атаманы и правления, — подчинялись «Объединённому совету Дона, Кубани и Терека» и «Казачьему союзу», которые возглавлялись Богаевским.
Одной из самых крупных была Белградская общеказачья станица имени Петра Краснова, основанная в декабре 1921 г. и насчитывавшая 200 человек. К концу 20-х гг. численность её сократилась до 70 — 80 человек. Долгое время атаманом станицы состоял подъесаул Н. С. Сазанкин. Вскоре из станицы ушли терцы, образовав свою станицу — Терскую. Оставшиеся станице казаки вступили в РОВС и она получила представительство в «Совете военных организаций» IV отдела, где новый атаман генерал Марков имел одинаковое с другими членами совета право голоса.
В Болгарии к концу 20-х гг., насчитывалось не более 10 станиц. Одной из самых многочисленных была Калединская в Анхиало (атаман — полковник М. И. Караваев), образованная в 1921 г. в количестве 130 человек. Менее чем через десять лет в ней осталось только 20 человек, причём 30 уехало в Советскую Россию. Общественная жизнь казачьих станиц и хуторов в Болгарии состояла в помощи нуждающимся и инвалидам, а также в проведении военных и традиционных казачьих праздников.
Бургасская казачья станица, образованная в 1922 г. в количестве 200 человек к концу 20-х гг. насчитывала также не более 20 человек, причём половина из первоначального состава вернулась домой.
В течение 30 — 40-х гг. казачьи станицы прекращали своё существование в связи с событиями Второй мировой войны.
Европейские страны, принявшие русскую эмиграцию
Выполнивший роль главной перевалочной базы эмиграции Константинополь со временем утратил своё значение. Признанными центрами эмиграции стали на её следующем этапе Париж, Берлин и Харбин (до его оккупации японцами в 1936 году), а также Белград и София. Русское население Берлина насчитывало в 1921 году около 200 тысяч человек, оно особенно пострадало в годы экономического кризиса, и к 1925 году их оставалось всего 30 тысяч человек. Приход к власти немецких национал-социалистов ещё более оттолкнул русских эмигрантов от Германии. На первые места в эмиграции выдвинулись Прага и, в особенности, Париж, ставший культурной столицей русской эмиграции первой волны. Важную роль в послевоенной жизни казаков здесь занимало Донское войсковое Объединение, председатель Романов В.Н.. Ещё накануне Второй мировой войны, но в особенности во время боевых действий и вскоре после войны обозначилась тенденция переезда части первой эмиграции в США. [1]
Русские эмигранты в Китае
Перед революцией численность российской колонии в Маньчжурии составляла не менее 200—220 тысяч человек, а к ноябрю 1920 года — уже не менее 288 тысяч человек. С отменой 23 сентября 1920 года статуса экстерриториальности для российских граждан в Китае всё русское население в нём, в том числе и беженцы, перешло на незавидное положение бесподданных эмигрантов в чужом государстве, то есть на положение фактической диаспоры. На протяжении всего периода Гражданской войны на Дальнем Востоке (1918—1922 годы) здесь наблюдалось значительное механическое движение населения, заключавшееся, однако, не только в притоке населения, но и в значительном его оттоке — вследствие колчаковских, семёновских и прочих мобилизаций, реэмиграции и репатриации в большевистскую Россию.
Первый серьёзный поток русских беженцев на Дальнем Востоке датируются началом 1920 года — временем, когда уже пала Омская директория; второй — октябрём-ноябрём 1920 года, когда было разгромлена армия так называемой «Российской Восточной окраины» под командованием атамана Г. М. Семёнова (одни только регулярные его войска насчитывали более 20 тысяч человек; они были разоружены и интернированы в так называемых «цицикарских лагерях», после чего переселены китайцами в район Гродеково на юге Приморья); наконец, третий, — концом 1922 года, когда в регионе окончательно установилась советская власть (морем выехали лишь несколько тысяч человек, основной поток беженцев направлялся из Приморья в Маньчжурию и Корею, в Китай, на КВЖД их, за некоторыми исключениями, не пропускали; некоторых даже высылали в советскую Россию.
Вместе с тем в Китае, а именно в Синьцзяне на северо-западе страны, имелась ещё одна значительная (более 5,5 тысячи человек) русская колония, состоявшая из казаков генерала Бакича и бывших чинов белой армии, отступивших сюда после поражений на Урале и в Семиречье: они поселились в сельской местности и занимались сельскохозяйственным трудом.
Общее же население русских колоний в Маньчжурии и Китае в 1923 году, когда война уже закончилась, оценивалось приблизительно в 400 тысяч человек. Из этого количества не менее 100 тысяч получили в 1922—1923 годах советские паспорта, многие из них — не менее 100 тысяч человек — репатриировались в РСФСР (свою роль тут сыграла и объявленная 3 ноября 1921 года амнистия рядовым участникам белогвардейских соединений). Значительными (подчас до десятка тысяч человек в год) были на протяжении 1920-х годов и реэмиграции русских в другие страны, особенно молодёжи, стремящейся в университеты (в частности, в США, Австралию и Южную Америку, а также Европу). [1]
Уже в 1920 году при участии КВЖД появился Харбинский техникум, впоследствии ставший Харбинским политехническим институтом. Затем в Харбине открылись Педагогический институт, Медицинский институт, Коммерческий институт, Институт Востока, Юридический институт, Владимирская семинария и Северо-маньчжурский университет. В большинстве эти учебные заведения создавались на основе российской системы образования. [2]
В 1931 году в Харбине на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, где проживала большая русская колония в среде русской эмиграции образовалась Российская фашистская партия. Партия была создана 26 мая 1931 года на 1-м съезде Русских Фашистов, проходившем в Харбине. Лидером Российской Фашистской партии являлся К. В. Родзаевский.
Во время японской оккупации Маньчжурии было создано Бюро русских эмигрантов во главе со Владимиром Кислицыным.
Политические настроения эмигрантов
Политические настроения и пристрастия начального периода русской эмиграции представляли собой достаточно широкий спектр течений, практически полностью воспроизводивший картину политической жизни дооктябрьской России.
В первой половине 1921 года характерной чертой было усиление монархических тенденций, объяснявшихся, прежде всего, желанием рядовых беженцев сплотиться вокруг «вождя», который мог бы защитить их интересы в изгнании, а в будущем обеспечить возвращение на родину. Такие надежды связывались с личностью П. Н. Врангеля, а затем Великого Князя Николая Николаевича Младшего, которому генерал Врангель подчинил крупнейшую организацию белого зарубежья — РОВС.
Например, югославская, китайская и аргентинская эмиграция была настроена, в основном, монархистски, а чехословацкая, французская и американская в основном разделяла либеральные ценности.
В 1926 году в Париже прошёл Российский зарубежный съезд, на котором была сделана попытка координировать деятельность эмигрантских организаций.
В тридцатых годах была создана такая организация, как «Национальный Союз Русской Молодёжи», впоследствии переименовавшаяся в «Национально-Трудовой Союз Нового Поколения» (НТСНП). Её целью было противопоставить марксизму-ленинизму другую идею, основанную на солидарности и патриотизме. В неё вошли в основном дети эмигрантов первой волны.
Значение эмиграции первой волны
За 70 лет своего существования, без территории, без защиты, часто без прав, неоднократно теряя свои материальные накопления, русская эмиграция первой волны дала миру трех нобелевских лауреатов (литература — И. А. Бунин, экономика — В. В. Леонтьев и химия — И. Р. Пригожин); выдающихся деятелей искусства — Шаляпин, Рахманинов, Кандинский, Стравинский, Князев; плеяду известных учёных и технологов — Сикорский, Зворыкин, Ипатьев, Кистяковский, Фёдоров; целую эпоху в русской литературе; несколько философских и богословских школ.