бердах поэт каракалпаков биография

Бердах

Содержание

Биография [ | ]

Не сохранилось никаких письменных сведений о биографии Бердаха, не обнаружено собственных рукописей поэта. Все существующие данные о Бердахе записаны со слов видевших его или знавших при жизни, а также от его ныне здравствующих внуков и правнуков. Множество сведений из биографии поэта мы находим в его творениях.

Согласно этим данным, Бердах родился в 1827 году в местечке Аққала, на южном побережье Аральского моря (современная территория Муйнакского района Республики Каракалпакстан). Его отец Ғарғабай был нищим рыбаком, который постоянно прислуживал богатым феодалам — баям. Деда Бердаха звали Боранбаем, прадеда — Тынетом. Мать Бердаха Қарқара тоже была дочерью бедняка — выходца из рода Мүйтен.

В народе бытуют рассказы о том, что дед Бердаха, не сумев заработать калыма на свадьбу сына, женил его в голодный год на дочери одного из бедняков, внеся выкуп за нее семенами дыни. Вот что пишет об этом сам Бердах в одном из стихотворений:

У моей незабвенной памяти родительницы,

У моей заботливой заступницы,

У моей бедной родной матери

Калыма никогда не было,

Отец мой семена за нее отдал.

Это увидели жившие прежде люди

Когда Бердаху исполнилось 10 лет, он потерял родителей и поселился у младшего брата отца Қошқарбая и его сына Найзабая. Отроческие годы Бердаха прошли в нужде и лишениях, в беспрестанных скитаниях со скотом.

В детстве Бердах занимается в аульной школе и овладевает грамотой. Затем поступает учиться в религиозной медресе — мусульманское духовное училище, где познакомился с историей восточной (мусульманской) литературы. Становится знатоком истории и классической литературы народов Востока.

Однако жестокая нужда не позволила ему продолжать занятия и вынудила добывать хлеб насущный занятием баксы — певца, исполняющего под аккомпанемент дутара песни, дастаны на свадьбах, праздниках и пирушках.

Сначала распевал уже имевшиеся народные песни, а уже с 18-19 лет сам начал писать стихи и петь их аккомпанируя себе на дутаре.

Когда Бердаху был 22-23 года, он женится на Бибитхан (Байытқан), дочери человека по имени Байманқул, выходца из подрода Кең танаў («широкие ноздри«) каракалпакского рода Мүйтен. Бибитхан подарила ему 7-х детей — 5 дочек и 2 сыновей.

После смерти первой жены Бердах женился на девушке по имени Бағдагүл, дочери Бердибая, выходца из рода Қостамғалы. Она родила дочь Ярымхан.

Уже при жизни, в свои 25 лет, Бердах становится известным поэтом и певцом, который воспевал боли и страдания простого каракалпакского народа, и получает прозвище «Бердах-шаир» или «Бердах-баксы«.

Важным моментом биографии Бердаха является встреча 25-26-летнего поэта с выдающимся каракалпакским поэтом-классиком Кунходжой, показавшим молодому коллеге его недостатки, учившемуся на произведениях Кунходжи и Ажинияза.

Он был современником и другом поэта Өтеша, правнука Жиена жыраў. Өтеш высоко оценивал Бердаха, подтверждением чему служит стихотворение, которое Өтеш посвятил Бердаху. Вспоминая прожитую жизнь, Бердах отмечает, что прошла она печально, не сбылись его заветные желания и мечты.

Со слов Бердаха мы знаем, что он лишь успел овладеть грамотой, занимаясь в старой школе. Он не увлекался религиозными книгами, а приобщался к светским знаниям, жадно приникал к роднику поэзии, читая творения великих поэтов-гуманистов — Навои, Физули, Махтумкули. Страстное стремление Бердаха к знаниям позволило ему стать образованным, передовым человеком своего времени. Он был прекрасно знаком с восточной классической и каракалпакской народной литературами.

Творчество [ | ]

БЕРДАХ для каракалпакского народа то же, что Пушкин — для русского, Шевченко — для украинского, Руставели — для грузинского, Навои — для узбекского, Абай — для казахского, Махтумкули — для туркменского. Творчество Бердаха — вершина каракалпакской классической литературы [1] :3

В народе бытует немало рассказов и легенд о том, как и когда началось страстное увлечение Бердаха поэзией. Одни говорят: «Поэтическая муза Бердаха еще в ту пору, когда он пас телят«, другие утверждают: «Бердах еще двенадцати — тринадцатилетним стал придумывать и исполнять песни«. Вот что говорит сам поэт в одном из стихотворений:

В одиннадцать лет я пас телят,

Тогда же в лоно поэзии я был принят,

У меня, двенадцатилетнего, муза и дар так и бурлят,

Так я стал красноречивым.

Двенадцатилетним иль тринадцатилетним

Еще в детстве Бердах начинает слагать стихи. Сначала это были небольшие стихи, в которых он воспевал одних, иронизировал над другими.

До Октябрьской революции произведения Бердаха не издавались, они сохранились и дошли до нас лишь в рукописной или устной форме. С 1938 г. стихи Бердаха стали публиковаться в газетах и журналах, в отдельных сборниках. Выдающиеся русские ученые П.П. Иванов, Е.А. Бертельс, Н.А. Баскаков, К.К. Юдахин и другие, глубоко исследовавшие историю и литературу каракалпакского народа, высоко оценили творчество Бердаха.

Известный советский ученый С.П. Толстов пишет: «Бердах является вместе с тем первым историком каракалпаков. Созданное им «Шежире», пусть в наивной форме традиционной «Родословной», отражает тот же процесс развития национального самосознания каракалпакского народа, складывавшегося в условиях жестокой борьбы с хивинскими ханами-поработителями» [2]

В многочисленных лирических стихах и поэмах Бердаха широко отражена социальная жизнь каракалпакского народа XVIII-XIX вв. Как поэт-демократ, Бердах оценивал события и общественные отношения своего времени с передовых позиций, проводил в своих произведениях идеи равноправия, гуманизма, патриотизма, беспощадно разоблачал эксплуататоров, выступал в защиту бедных, воспевал смельчаков, восставших против ханов и царей. По своему мировоззрению и общественно-политическим взглядам он далеко опередил современников.

Автор лирических, сатирических, дидактических стихов, исторических поэм («Родословная», «Айдос бий», «Амангельды», «Ерназар бий» и др.). Написал роман в стихах «Ақмақ патша» (Царь-самодур). Гуманистические взгляды отражены в стихах «Лучшие», «Никогда не было», «Эпоха» и других. Поэма «Родословная» основана на легендах о происхождении тюрков; в поэме «Амангельды» повествуется о борьбе каракалпаков против кокандского хана в XVIII веке; в поэмах «Айдос бий» и «Ерназар бий» показана борьба народа против гнёта хивинских ханов в 1827, 1828 и 1856 годах. Поэт прославлял труд, восставал против женского бесправия, ратовал за просвещение. Произведения Бердаха переведены на русский, казахский и другие языки.

В главном произведении поэме «Ақмақ патша» (Царь-самодур), в которой более трех тысяч строк, Бердах размышляет о несправедливом устройстве окружающего мира.

Произведения [ | ]

Переводы на русский язык [ | ]

См. также [ | ]

Примечания [ | ]

Литература [ | ]

При написании этой статьи использовался материал из издания «Казахстан. Национальная энциклопедия» (1998—2007), предоставленного редакцией «Қазақ энциклопедиясы» по лицензии Creative Commons BY-SA 3.0 Unported.

Источник

Источники появления и формирования поэмы «Шежире» («Родословная») в творчестве Бердаха

Рубрика: Филология, лингвистика

Статья просмотрена: 1784 раза

Библиографическое описание:

Утамбетова, А. Ж. Источники появления и формирования поэмы «Шежире» («Родословная») в творчестве Бердаха / А. Ж. Утамбетова. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2010. — № 7 (18). — С. 168-171. — URL: https://moluch.ru/archive/18/1773/ (дата обращения: 16.11.2021).

Бердимурат Каргабай улы – известный под литературным псевдонимом Бердах – крупнейший каракалпакский поэт XIX века.

В данной статье изучаются материалы по истории каракалпаков на Жанадарье в ХVIII веке по поэме Бердаха «Шежире».

The article deals with the history of Karakalpak people from Berdak’s poem named «Shejire» in Jahadarya in XVIII century.

Каждое художественное произведение, независимо от содержания и формы, появляется на основе общественно-политических, социально-экономических, культурно-исторических условий реального времени, когда жил и творил его автор. «Шежире» Бердаха появилось как художественный плод вышеуказанных условий, имевших место еще до рождения поэма, и в то время, когда он родился и жил. Правдивость этого выражения становится, очевидной, если мы анализируем содержание поэмы «Шежире», сопоставляя исторические факты.

Одним из исторических условий, служившими источниками появление поэмы «Шежире», являются события, связанные с Жанадарьинской историей каракалпаков в XVIII веке. Как известно, в XVIII веке каракалпаки перенесли ряд трудностей. В это время наш народ боролся за сохранение нации, для того, чтобы занять достойное место среди тюркоязычных народов, обрести национальную независимость.

В 1715-1716 годы туркменские феодалы и кызылбаши совершали набеги на каракалпаков, в результате чего большая часть каракалпаков присоединилась с Сырдарьинскими каракалпаками. Здесь народ воевал с казахами за землю. В результате набегов жунгаров в 1723 году, Абылхаир-хана в том же году, хана Среднего жуза Абылай султана в 1746-1747 годы основная часть каракалпаков переселилась на берега Жанадарьи и Куандарьи. Затем, против массовых набегов Ералы султана в 1762 году, совместно с аральскими каракалпаками и узбеками вели объединенную борьбу с неприятелями. Во второй половине XVIII века уже Хивинское ханство принимает попытки для завоевания каракалпаков. Вот эти печальные события легли в основу поэмы «Шежире». Историческая правдивость этих событий подтверждается историческими фактами.

В поэме Бердаха «Шежире», первоначально каракалпаки жили в Хорезме, Ургенче. Муйтен, Конырат, Кытай, Кыпшак, Кенегес, Мангыт – Ак пышак. Все шесть племен каракалпаков заняли Ургенич [6, с.212].

Причиной для переселения каракалпаков стала несправедливая политика Хивинского ханства в начале XVIII века, что привело к разорению народа, кровопролитным войнам. Как изображается в эпизодах поэмы, в это время каракалпаки беспощадно боролись за сохранение единства народа. Затем Хорезмские каракалпаки присоединились к Туркестанским каракалпакам. Но и здесь они не могли долго жить, переселились в сторону Жанадарьи и Куандарьи.

Согласно народным преданиям и мнению некоторых ученых, Жанадарьинский период каракалпаков изучен очень мало, тем не менее это время имеет богатую историю. Здесь каракалпаки благополучно жили около 100 лет, строили города и крупные водные сооружения, занимались земледелием, рыболовством, животноводством. Именно Жанадарьинский период каракалпаков с гордостью воспевается Бердахом в поэме «Шежире». Также поэт посредством исторических событий ярко изображает основные причины переселения отдельных частей каракалпаков из этих мест. В своем произведении Бердах достоверными фактами изображает разорение народа, что это были трудные времена, когда каракалпакский народ мог исчезнуть со страниц истории.

Переселились в годы коровы,

Народ разделился на три части,

И ушли на три стороны [6, c. 214].

Несмотря на разорение, каракалпаки не сразу оставили Жанадарью и Туркестан. Из обжитых мест первыми ушли жауынгыры. Представители племен Шуллик и Хытай во главе с Косназаром и Нуртаем смогли надежно охранять свою родную землю от неприятелей. Но уход Шулликов, ослабил их, и они были вынуждены переселиться. По мнению поэта, отсутствие согласия между племенами не дало возможности многим народным героям вести борьбу с врагом.

Что оставил Косназара,

Неделю пролежав дома,

Скончался Нуртай батыр [6, c. 217].

По информации известных ученых – археолога Г.Хожаниязова и историка И.Юсупова, Арзы бий аталык (XIX в.). Является известным аксакалом, выходцем из племени каракалпаков костамгалы [4, c. 209]. Один из его двух сыновей Раметулла, как говорится Бердахом в поэме «Шежире», занимал должность волостного.

Таким образом, правдивость вышеуказанных сведений о Нуртай батыре, подтверждают исторические источники, по котором, ему, умершему в 1810 году от полученных ран на войне, в Сырлы таме установлен мавзолей. В годы его правления от караванов, проходивших над «Нуртай калой» изымались налоги.

О Нуртай батыре в поэме Бердаха «Шежире» говорится, что:

Взяв согласие у хана,

Построил у главной дороги город,

Стал царем трех племен [6, С. 208-209].

Тот факт, что в истории существовал Нуртай кала, также подтверждается историческими фактами. По информации профессора М.Тлеумуратова, приведенная в поэме Бердаха «Шежире» история Жанадарьинских каракалпаков, в том числе история Нуртая батыра соответствует исторической правде. Как он отмечает, приведенная в поэме события Жанадарьи и Нуртай калы происходили во второй половине XVIII века [3, c. 127]. Следует отметить, что Жанадарьинский период каракалпаков ученые называют независимым периодом истории каракалпаков [2, c. 25]. В это время они совершали трудовой подвиг, вырыли крупные каналы, превратили родную землю в процветающий край, построили города. По своему количеству и объему, сооруженные здесь культурные памятники превышает сооружения, построенные на нынешней Родине каракалпаков, в низовьях Амударьи.

Одним из подобных памятников, построенных в Жанадарьинский период каракалпаков, является «Нуртай кала». Как известно, города носят имя непростых, величайших людей. Таким образом, в поэме «Шежире» имя Нуртая батыра произносится с уважением, воспеваются его подвиги. Из этого следует: что он остался в памяти народа за выдающиеся заслуги как известная историческая личность. Правдивость этого мнения подтверждают архивные материалы, приведенные профессором М.Тлеумуратовым.

По архивным данным, Нуртай батыр не был коренным жителем среди Жанадарьинских каракалпаков, он является известным представителем группы бухарских каракалпаков [3, c. 158]. В своем письме от 25 марта 1786 года князю Г.А.Потемкину Амир Мухаммед-Бедиев пишет, что выходец из Бухары по имени Нуртай батыр построил у берегов Куандарьи город и не пропускает через него без разрешения караваны, изымает налоги.

Как отмечает профессор М.Тлеумуратов, эти действия Нуртая не являются грабежом. Это известное историческое событие, вытекающие в связи с восстанием против гнетущей политики ханств, на территории которых проживали Бухарские и Жанадарьинские каракалпаки. И на территории Хивинского ханства наверняка имелись сторонники этого восстания (Хорезмские каракалпаки), потому как Хивинское ханство было заинтересовано в подавлении данного восстания под руководством Нуртая. По содержанию вышеуказанного письма, это событие началось в 1783 году, что все ханства, на территории которых проживали каракалпаки, особенно Казахское и Бухарское ханства стали против Нуртая, батыра пытались подавить восстание и Хивинский хан Мухаммед Амин-инак.

В письме также говорится о набеге Казахских ханств против Нуртая. В частности, для подавления восстания Джанчура и Барак-батыра малого жуза совершали набеги на каракалпакские улусы [3, c. 159]. Значительным фактом этого времени является незаинтересованность в подавлении восстания под руководством Нуртая главного батыра Малого жуза – Сырыма, который в то время славился как народный герой. По нашему мнению, основной причиной этого является то, что оба народных героя (Сырым, Нуртай) были едины по характеру действий по объединению своего разделенного народа, в борьбе за независимость и свободу. По народным преданиям и историческим источникам, они были сторонниками укрепления дружественных отношений казахского и каракалпакского народов. К примеру, согласно народным сказаниям Сырым батыр внутренне был близок с каракалпаками, желал их благополучия, а потомки Нуртай батыра имели родственные отношения с казахами. По некоторым историческим источникам, казахский батыр Жанхожа является сыном родной сестры Нуртай батыра.

Единство восстаний Сырыма и Нуртая, которые имеют особое место в истории борьбы за национальную независимость казахского и каракалпакского народов подтверждается и фактом, что эти события происходили в одно и то же время, в 1783 году.

Здесь появляется однозначный вопрос: Почему Бухарское, Хивинское и Казахское ханства были заинтересованы в подавлении восстания Жанадарьинских каракалпаков под руководством Нуртай Батыра?

По своему объему и стремлению к независимости, по характеру возрождения национальной государственности, это восстание стало крупным событием в истории каракалпакского народа. В это время росло национальное сознание разоренного народа, который самоутвердился и мечтал объединиться и возродить централизованную национальную государственность. Это, прежде всего, хорошо понимал славный сын каракалпакского народа – Нуртай баба. Единственным путем в избавлении он считал объединение народа в один центр, жить на определенной территории в независимости, возродить каракалпакскую государственность, создать отдельное каракалпакское ханство. Но Нуртай баба хорошо понимал, что создание подобного ханства невозможно в Туркестане, Сурхандарье, Кашкадарье и Приаралье в такое время, когда сложились сложные отношения каракалпаков с Хивинским, Бухарским и Казахскими ханствами. Единственным местом, где можно создать независимое ханство, он считал берега Жанадарьи и Куандарьи, где каракалпаки независимо и благополучно жили в течение 100 лет [5, c. 68]. Поэтому он вместе с семьей, родственниками и сторонниками оставили Бухару и прибыл в этот край, который населяла большая часть каракалпакского народа.

На мечты и чаяния каракалпаков, политика борьбы за национальную независимость, проводимая Нуртай батыром, не устраивали Казахских, Бухарских и Хивинских ханства. Они не хотели выхода каракалпаков их своих ханств. Особенно не нравилось казахскому ханству независимое проживание каракалпаков на берегах Жанадарьи. И поэтому, чтобы подчинить Нуртая и его народ, несколько раз организованные походы на каракалпаков.

К примеру, в июле 1786 года в своем письме генералу – поручику О.А.Игельстрому Ералы Султан пишет: «Все руководители кыргыз-кайсаков, вышли на тропу войны против каракалпаков. Здесь никого не осталось, и поэтому я тоже пошел с ними. С нашим приходом каракалпаки готовились к войне, но они претерпели поражение, некоторые из них ушли в сторону Ургенча, а большинство умерли вместе со своими семьями …».

Профессор М.Тлеумуратов делает вывод из фактов этого письма, и утверждает, что это является крупным нападением Ералы Султана на каракалпаков [3, c. 169].89тырарем трех племен. каракалпаков заняли Ургенич

По историческим данным, это нападение, направленное на изгнание каракалпаков с обжитых мест, якобы связано с убийством каракалпаками брата Худайменди султана Бори султана и грабежом казахских караванов, державших путь в Бухару. Сперва Ералы султан отправил в крепость Жанадарья 8000 воинов во главе с Худайменди султаном для наказания Нуртая. Но этот поход Худайменди султана претерпел поражение. Каракалпаки с помощью туркменов обеспечивали охрану крепости силами 20000 воинов [3, c. 160].

Профессор М.Тлеумуратов, сопоставляя происходившее в конце XVIII века восстание Жанадарьинских каракалпаков во главе с Нуртаем с народно-освободительной борьбой Хорезмских каракалпаков в XIX веке во главе с Ерназаром алакозом, делает следующие выводы:

«Конечно, организация каракалпаками охраны своей обжитой территорий в количестве 20000 человек, стало крупным событием в конце XVIII века. Народное восстание во второй половине XIX века во главе с Ерназаром Алакозом объединило в себе всего 700 семей. По сравнению с ним, в восстании во главе с Нуртаем приняло участие множество человек [3, c. 161]. Из этого следует, что восстание каракалпаков в XVIII веке во главе с Нуртаем батыром должно имеет важную роль, как восстание каракалпаков в XIX веке во главе с Ерназаром Алакозом.

Преемственность к исторической правде мечты Нуртая о создании центра каракалпакского ханства в Жанадарье, доказывают построенные под его руководством и возрожденные города, у берегов Жанадарьи. Это центр старых цивилизации, с первобытных времен до средних веков здесь жили коренные народы.

С середины XVIII века каракалпаки вносят свою весомую лепту в освоение здешних старых земледельческих районов. Они возрождают старые водные сети, строят крупные ирригационные сооружения и крепости. Например, возрождают старые города Дженж (Жана кала), Ашпас (Асанас), Сыгнак, уничтоженные при монголо-татарском нашествии, строят новые города, как Орынбай кала, Аралбай кала и др. [3, С. 160-162].

По мнению профессора М.Тлеумуратова, каракалпаки строили подобные города у берегов Жанадарьи и Куандарьи в целях охраны во время войн против казахских феодалов [3, c. 160-163].

События в поэме Бердаха «Шежире», связанные с Нуртай батыром отмечаются тем, что имеют глубокие исторические корни «Шежире» Бердаха, безусловно, служит как богатый исторический источник по истории Жанадарьинских каракалпаков. Поэт выступает как первый историк каракалпакского народа. Он собрал старинные народные предания и на их основе создал поэму о многовековых путях и судьбах своего народа. Эта поэма до сих пор служит источником многочисленных фактических данных для современных ученых.

3. Тилеўмуратов М. Қарақалпақ поэзиясы – тарийхый дерек.-Нөкис: Қарақалпақстан, 1994. (Каракалпакская поэзия – как исторический источник. –Нукус: Каракалпакстан, 1994).

Источник

Бердах (1827-1900)

Бердымурат Каргабай улы — известный под литературным псевдонимом Бердах — крупнейший каракалпакский поэт дореволюционной поры. Родился в семье бедняка на юге Приаралья. Бердаху не удалось окончить курс обучения в медресе. Это не помешало ему стать образованным человеком своего времени,— известно, что поэт отлично знал произведения классиков Востока. С юных лет Бердах научился играть на дутаре и исполнять народные песни, а к двадцати пяти годам уже стал популярным поэтом, желанным гостем в каждом доме.
Всю жизнь поэт жил в нужде. Ему были близки и понятны страдания бедного люда. Так поэт становится певцом народного горя, гневным разоблачителем социальной несправедливости. Его поэзия отразила бытовой уклад, социально-политические отношения и историю каракалпакского народа почти за целое столетие. В стихотворении «Налог» он изображает бедноту, стонущую под непосильным гнетом налоговой системы.
Бердах разоблачал ханов, баев, аталыков, мирабов. Этих беспощадных угнетателей поэт сравнивал созмеями и скорпионами. Стрелы политической сатиры Бердаха поражали ишаноз и мулл, которые под маской святош одурманивали народ. Господствующая верхушка не раз преследовала поэта, покушалась на его жизнь.
Бердымурат вынужден был скрывать свое подлинное имя под псевдонимом Бердах.
Поэтический талант Бердаха исключительно многогранен. Глашатай правды, борец за свободу и счастливую жизнь своего народа, он был непревзойденным мастером остро-социальных стихов, он же оставил нам и большие поэтические полотна — поэмы «Родословная», «Хорезм», «Амангельды», «Ерназар- бий», «Хан-самодур» и другие. В поэме «Родословная» («Шежире») Бердах выступает не только как поэт, но и как первый историк каракалпакского народа. Поэт собрал старинные народные предания и на их основе создал поэму о многовековых путях и судьбах своего народа. Эта поэма до сих пор служит источником многочисленных фактических данных для современных ученых. Народным героям, бесстрашным борцам за национальную независимость посвящены поэмы
«Амангельды» и «Ерназар-бий».
Венцом поэтического творчества Бердаха является поэма «Хан-самодур» («Ахмак-патша»).
Бердах писал на простом разговорном языке, близком к фольклорному, а потому понятном трудовому народу.

МОРЕ РЫБЫ СВОЕЙ НЕ ДАЕТ

Снова в море закинул я сеть.
Море рыбы своей не дает.
Боже мой, нету силы терпеть,
Что в груди твоей: сердце иль лед?

Обезлюдел мой род, приуныл,
Поплелись мы, лишенные сил,
От родимой земли и могил.
Море рыбы своей не дает!

И меня захлестнула нужда,
И пошел я, не зная, куда,
Но везде нас встречает беда,
Море рыбы своей не дает.

Путь тяжелый и длинный у нас.
Ни зерна, ни скотины у нас.
Есть ли выход, мужчины, у нас?
Море рыбы своей не дает.

В злобном море бушует волна,
Словно жизнь, холодна и черна.
Жизнь мрачна, без просвета она.
Море рыбы своей не дает.

Вам, друзья, не желал я беды,
Я желал за любовь и труды
Много счастья, как в море воды,
Лет на сто или двести вперед.

Но, увы, нас окутал туман,
Правят миром лишь зло да обман,
Злой богач и блудливый ишан,
Им и счастье, и мясо, и мед.

Ну, а мы простота, беднота,
Дверь удачи для нас заперта,
Бьет аллах нас, и лжет нам мечта,
Море рыбы своей не дает.

Я бедняк, я собрат ваш Бердах,
Я правдив и в словах, и в делах,
И меня обездолил аллах,
Адским пламенем сердце мне жжет.

ЛЕТО ПРИДЕТ ЛИ?

Вьюга нас мучила, вьюга слепила,
Ветхую юрту мою повалила,
Черными тучами небо закрыла,
Кто мне ответит: лето придет ли?

Душу и сердце морозами студит.
Кажется, солнца уже и не будет.
Мы — бедняки, унижённые люди,
Молим о лете. Лето придет ли?

Нету похлебки у бедного люда,
Нету подстилок, и взять их откуда?
Ехать мне надо, и нету верблюда,
Стар уж теперь я. Лето придет ли?

В отчем краю я живу, как в остроге,
Жесткой веревкой мне спутали ноги,
Нет предо мной ни пути, ни дороги.
Стихнет ли ветер? Лето придет ли?

Что происходит у нас под луною!
Люди замерзшие молят о зное.
Сделалось льдом то, что было водою.
Солнце не светит! Лето придет ли?

В море немало воды горьковатой,
Холодно в юрте моей небогатой,
Что же нам делать зимою проклятой?
Солнце не светит! Лето придет ли?

Мясо мы ели. Теперь у нас — голод.
Нету скотины, сожрал ее холод.
Овцы погибли на пастбищах голых.
Зябко на свете. Лето придет ли?

Родину давят морозы и беды,
Стали озера от холода седы.
Умер сегодня сынок у соседа.
Бедные дети. Лето придет ли?

Чистое золото в медь превратилось.
Холодно, голодно, вьюга взбесилась.
Что же нам делать, скажите на милость?
Кто нас приветит? Лето придет ли?

Дар красноречья сегодня не нужен,
Красноречивый затравлен, недужен.
Эй, богачи, вам не холодно в стужу?
К бедным, ответьте, лето придет ли?

Мне бы укрыться — да нет одеяла,
Мне бы согреться, но топлива мало.
Сытой ни разу семья не бывала,
Голодны дети. Лето придет ли?

Много нам лгали. А истина — где ты?
Много ли в жизни мы видели света?
Сердце устало, мы жаждем ответа:
Стихнет ли ветер? Лето придет ли?

Кто я? Старик, сединой убеленный,
Песни мои — не напевы, а стоны,
Вопли собратьев моих угнетенных.
Кто их приветит? Лето придет ли?

МОЙ БЫК

Ударю палкою его, беднягу,
Он двинется, я на соху налягу.
Он без меня не сделает ни шагу.
Мне честно служит службу черный бык.

След от копыт его похож на блюдо.
Среди быков мой бык — не бык. а чудо!
Своею силой славен он повсюду,
Мой красноглазый, круторогий бык!

Моя судьба на радость скуповата,
Моя душа всегда тоской объята,
Но делит все со мной мой друг рогатый —
Мой знаменитый, сильный черный бык!

Я шел, а на пути была преграда,
Судьба влила мне в сердце много яда!
Но верный друг, утеха и отрада,
Всегда со мною ты, мой черный бык!

НЕВЕСТКА

Брови черны, а сама ты — бела.
Косы длинны, а сама ты — мала.
Нравом, красою, ну всем ты взяла!
Но почему ж ты печальна, невестка?

Переливаются волны волос,
Черные струйки закрученных кос,
Рот, как наперсток, как ягодка нос,
Ну до чего ж хороша ты, невестка!

В ушке твоем — золотая серьга,
Ровные зубы твои — жемчуга!
Сладки слова твои, словно нуга!
Вот я стою пред тобою, невестка!

Словно луна, ты чиста и светла.
Женщиной или же пери была
Мать, что такую тебя родила?
Ну до чего ж ты красива, невестка!

Ты и мала, и хрупка, и тонка,
В маленьком сердце большая тоска.
Выдали девушку за старика.
В горе, в отчаянье плачет невестка!

Выдали замуж, созвали гостей,
Ты очутилась в кругу богачей.
Весело было на свадьбе твоей,
Только одна ты грустила, невестка!

Люди о счастье твоем говорят,
Муж твой богатый, и деверь богат.
Ты перед ними потупила взгляд.
Грустно тебе, дорогая невестка!

Детство и юность свою загуби,
С мужем постылым живешь не любя.
Плачешь ты, горе сжигает тебя,
Тщетны былые надежды, невестка!

Рабски обычаям верен седым,
Спрятал отец твой немалый калым.
Дочь свою продал он людям чужим,
Продано девичье счастье, невестка!

Жадные свахи считают барыш.
Бедная женщина, что ж ты молчишь?
Что ж ты врагам своим не отомстишь?
Сердце зачем ты неволишь, невестка?

Здесь бессердечные люди кругом,
Ночью ты плачешь в подушку тайком.
Голос твой раньше звенел серебром,
Нынче твой голос не слышен, невестка!

В жизни не видишь ты светлого дня,
Муж твой жесток, и коварна родня.
Стон твой беззвучный дошел до меня.
Чем же тебе помогу я, невестка?

Горе еще не сожгло твою грудь.
Может быть, есть еще правильный путь.
Слушай меня и печальной не будь!
Счастья тебе я желаю, невестка!

Ты молода еще, жизнь — впереди.
Прочь от людей недостойных уйди!
По сердцу доброго друга найди.
Надо на это решиться, невестка!

ЗНАЙТЕ

Когда сойдетесь с кем-нибудь,—
Его происхожденье знайте.
Пойдете вместе в дальний путь,—
Дороги направленье знайте.

Да будет путь ваш чист и прям,
Желаю трудолюбья вам.
Непримиримости к врагам
Враг — это враг, не забывайте.

Женитесь на одной из ста,
Чтобы чиста была, проста.
А красота,— что красота?
Она поблекнет, так и знайте!

Один смеется и поет,
Другой худеет от невзгод.
Обманщик этот, честный тот.
Злых от хороших отличайте.

Я — человек простой, я — голь,
В мое нутро вселилась боль,
Мои глаза съедает соль,
Я — слабый, вы об этом знайте!

Еще совет вам дать могу:
Не знайте жалости к врагу.
Сгибайте всех врагов в дугу,
И только другу помогайте.

Один вверху, другой на дне,
А есть бездольные вдвойне.
Вот я такой, несладко мне,
И вы меня не презирайте.

Друзья мои, мне много лет,
В словах моих неправды нет.
И вы несите людям свет,
Дорогу людям озаряйте.

Я был цветком, увял цветок,
Я пел о том, что мир жесток.
Я счастье повстречать не мог,
Вы о моем несчастье знайте.

МНЕ НУЖНЫ

Цветок, к моим ногам склоненный,
Поющий соловей влюбленный,
Мир, светом солнца озаренный,
Дни радостные — мне нужны.

Гора чтоб издали дымилась,
Верблюдица чтобы доилась,
Красавица, чтоб ночью снилась,
Для счастья моего нужны.

Когда зимою то и дело
Мороз пронизывает тело.
Подруга, чтоб меня согрела,
Мне руки теплые нужны.

Мне нужен конь нетерпеливый,
С подстриженным хвостом и гривой,
Крепкокопытый и красивый.
Лихие кони мне нужны.

Есть у меня еще забота:
Мне соколиная охота,
Мне птицы, ждущие полета,
Лихие соколы нужны.

Джигиты, чья рука готова
В бою сразить врага любого,
Держать умеющие слово
Для дела правого нужны.

Друзья, борцы, что за свободу
Готовы и в огонь и в воду,
Сочувствующие народу
Для дела правого нужны.

Кто сеет хлеб и воду ищет,
Кто с бедняками делит пищу,
Кто помогает людям нищим,—
Такие люди мне нужны.

Борцы, насупившие брови,
С оружьем правым наготове,
Те, что не пожалеют крови
В борьбе за счастье, мне нужны.

МОЯ ПОДРУГА

Брови, брови, как в горах осока,
Брови, брови подняты высоко,
А под ними, как у ланей горных,
Пара глаз, испуганных и черных.

Ты пришла — ответь мне, ради бога,—
Из каких краев на белый свет?
Здесь тебя такую сглазить могут,
Вот, надень на шею амулет.

РОЗА С БУТОНОМ

Ох, роза с бутоном,
Ох, роза с бутоном,
Смеясь, ты играешь
Со мною, влюбленным.
Как долго ты вовсе
Со мной не была,
В пожаре разлуки
Сгорел я дотла.
Ты, роза с бутоном,
Не хочешь склониться.
Как трудно влюбленным
Желанных добиться.
Мы платим за счастье
Нелегкою данью,
Чем больше желанье,
Тем горше страданье.

ХАН-САМОДУР
(Из поэмы)

Владея множеством златых палат,
Распространяя самовластья яд
И жизнь народов превращая в ад,
Прошло немало ханов под луной.

В былые времена один из них —
Великих повелителей земных,
В прах повергая всех врагов своих,
Прошел со славой долгий путь земной.

Была десница у него крепка,
Была его столица велика,
Средь кровью обагренного песка
Она стояла гордо за стеной.

Но властелин не бог, хоть и велик,
И потому был смертен хан-старик,
Когда восьмидесяти лет достиг,
И он переселился в мир иной.

Он отошел, оставив ханский трон,
Земную славу и оружья звон,
Оставил сына и красавиц жен,
Не взяв туда с собою ни одной.

Счастливый сын остался сиротой.
(Свершилось то, что было лишь мечтой.)
Взошел он на отцовский трон златой
И стал обширной управлять страной.

Хоть новый хан почти ребенок был,
В сравненье с ним отец ягненок был,
Жестоким юный хан с пеленок был.
Как знать, что было этому виной?

Визирь, чье сердце холодней, чем лед,
Нещадно грабил стонущий народ.
А хан (ему пошел двадцатый год)
Судил и правил за его спиной.

Когда-то юношу учил мулла,
Наука очень скучною была,
Она на пользу хану не пошла,
Ему был предначертан путь иной.

Великих ханов окрыляет власть,
Великих ханов опьяняет власть,
Наш хан познал еще другую страсть,—
Он ею был охвачен, как шальной.

Желанье хана — для страны закон,
И верные гонцы со всех сторон
К нему в гарем сгоняли новых жен,
И забавлялся он с очередной.

Он свадебные задавал пиры,
Каких не знали прочие дворы
От сотворенья мира, с той поры,
Как появились ханы под луной.

Предпочитал он малолетних дев,
И радовался, юной овладев,
А девушка, познав позор и гнев,
Случалось, весь свой век была больной.

Через покои ханские прошли
Красивейшие женщины земли
И все ж насытить хана не могли,
Не остывал его желанья зной.

По всей стране гонцов не меньше ста
Он разослал, сказав им: «Красота
Дороже крови, золота, скота,
Добудьте женщин мне любой ценой!»

На берегу, где юрты не стоят,
Один рыбак жил много лет подряд.
Веревкой он подвязывал халат,
Во всем себе отказывал бедняк.

Жизнь не легка была, не хороша.
Поставил дом он вроде шалаша,
Сеть смастерил и плот из камыша
И рыбой пробавлялся кое-как.

Он делу научился у отца,
По рыболовной части мудреца.
Стирая пот со своего лица,
На счастье сеть закидывал рыбак.

Весною рыба шла икру метать,—
На рыбака сходила благодать,
Не успевал он сети вынимать,
А в ней блестел сазан, блестел судак.

Но чаще так бывало у него:
Закинет сеть — не вынет ничего,
И, плача от бессилья своего,
Судьбину злую проклинал бедняк.

Был нищ рыбак, а все же был богат:
Веревкой он подвязывал халат,
Но у него был сокровенный клад,
Был дочерью своей богат рыбак.

И впрямь была красавицею дочь,
Пред нею тучи расступались прочь,
В безлунную, неласковую ночь
Ее краса рассеивала мрак.

Она была стройна и высока,
Была черноволоса и тонка.
Светился взгляд ее издалека,
Избраннику суля немало благ.

Ее улыбка расточала мед,
Ее улыбка расплавляла лед,
И руки белые и нежный рот
Избраннику сулили много благ.

Но улыбалась изредка она.
Работала Гулим, не зная сна.
Жизнь этой девушки была трудна,
Как всякой, у кого отец бедняк.

Таких не озаряет счастья свет,
У них причины для веселья нет.
Когда минуло дочке десять лет,
Свою жену похоронил рыбак.

И без того жилось несладко им,
Но вот осталась сиротой Гулим.
Она над горем плакала своим
И не могла наплакаться никак.

На берегу так плакала она,
Что вся вода от берега до дна
От слез девичьих стала солона.
Над бедною Гулим сгущался мрак.

И стали жить рыбак и дочь одни.
Верней, не жили, мучились они.
В нужде, в заботе пролетали дни.
Гулим росла, как полевой цветок.

Отец-кормилец, волею судеб,
Однажды занедужил и ослеп.
Рыбачить, добывать насущный хлеб
Слепой рыбак теперь уже не мог.

Старик сидел беспомощен и тих,
Касаясь глаз невидящих своих,
А дочь работать стала за двоих,
Не покладая рук, сбиваясь с ног.

Старик был слеп, он путал день и ночь.
Старик жалел единственную дочь.
Но, немощный, чем мог он ей помочь?
Он лишь молился: «О великий бог!

Гулим,— она и дочь моя и сын,—
На всей земле одна, и я — один.
О боже, наш всесильный властелин,
Не посылай к нам горе на порог.

Дочь у меня — и больше нет детей.
Пошли удачу дочери моей!
Пусть потечет к ней золота ручей,
Ужель для счастья нету к нам дорог?

О господи, меня лишил ты глаз.
Мою мольбу услышь ты хоть сейчас. «
Так он молился в день по многу раз,
Рыдал, просил, а что еще он мог?

А дочь его должна была успеть
Испечь лепешки и закинуть сеть,
За стариком незрячим приглядеть
И накормить его, и вымыть в срок.

Хватало дел: то снасть нехороша,
То прохудилась крыша шалаша.
Ее чинила девушка, спеша,
Чтобы старик в ненастье не промок.

Дочь почитала слабого отца,
В жару стирала пот с его лица.
Она была очами для слепца.
Он без нее и вовсе б занемог.

Незрячий, никуда он не ходил,
Лишь на одно ему хватало сил —
Сидел старик, весь день веревки вил,
Веревки эти сматывал в клубок.

Гулим была красива и чиста.
О ней ходила слава неспроста.
Но если счастья нет, то красота
И та несчастной девушке не впрок.

Посланцам хана — воинам лихим
Известно стало о красе Гулим.
И вот уже они путем глухим
Проникли на далекий островок.

В глухом краю скрыт о г людей шалаш.
Безлюдье — вот его надежный страж.
Гулим твердила: «Кто отыщет наш
Пустынный остров? Нет сюда дорог!»

Ни шороха вокруг, ни ветерка,
Покой и сон в жилище рыбака.
Так только кажется издалека,—
Обманчивы покой и тишина.

Покоя нет, не спит рыбак слепой.
Он, подпирая голову рукой.
Вымаливает счастье и покой,—
Молитва у него всегда одна.

От старика, немного в стороне,
Лежит Гулим, свернувшись на рядне,
И что-то шепчет, мечется во сне,
Тревожна, как река, как снег, бледна.

А в это время ханские послы,
Не очень расторопны и смелы,
Бредут во тьме, как вьючные ослы,
Усталы, злы, а цель им не видна.

В жилище рыбака не ждут врагов,
Ни брани их не слышат, ни шагов.
Гулим, бедняжка, после дня трудов
Лежит, заботами утомлена.

Вкруг шеи обвивается она,
Гулим кричит, пытается, она
Бежать, но спотыкается она,
И — в страхе просыпается она.

Отец не спал всю ночь, молился он.
Он слышал крики дочери и стон.
«Гулим, какой тебе приснился сон,
Тяжелый сон, тебя лишивший сна?

В глаза мои слепые погляди,
Все расскажи, меня ты не щади. «
И в час ночной, припав к его груди,
О страшном сне поведала она.

Тогда заплакал и отец седой,
Затряс своею белой бородой:
«Коль сон к беде, пред этою бедой
Бессильны мы с тобою, ночь темна!»

. Казалось, горю не было конца,
Но стала дочка утешать отца.
Стирала слезы с дряблого лица,
Была она с ним ласкова, нежна.

И буду я всему наперекор
Всегда с тобой, отец, как до сих пор.
Я понесу тебя через гребни гор,
К тебе, отец, любовь моя сильна».

Касалась дочь отцовских щек рукой.
От слез ее, от нежности такой
Убогий старец обретал покой.
А ночь была безлунна и темна.

Кончалась ночь, когда со всех сторон
Раздался топот и оружья звон.
Беда явилась к ним,— проклятый сон
Не обманул красавицу Гулим.

Испугана и, как стена, бледна
Вскочила тут же на ноги она.
Старик-отец очнулся ото сна,
Беда стучится в дверь. Что делать им?

Услышав топот за дверьми и крик,
Рыбак несчастный головой поник.
Что может сделать немощный старик?
А он еще к тому же был слепым.

А стражники, все на пути круша,
Кричали громко возле шалаша:
«Э-эй, живая есть ли здесь душа?
Кто выйдет к нам, тот будет невредим!»

Но в шалаше никто не отвечал,
А что шалаш? Не крепость между скал.
Не выдержал осады и упал
Шалаш, построенный с трудом большим.

Кто к ним пришел, что делалось вокруг,
Гулим, бедняжка, поняла не вдруг.
Но потянулись к ней три пары рук:
«Пойдем, мы зла тебе не причиним!»

И заблестел огнем девичий взор.
В ней вспыхнул гнев, дремавший до сих пор.
Она очнулась и, схватив топор,
Пошла навстречу недругам своим.

«Кто вас послал, что надо вам от нас?
Что привело сюда вас в этот час?»—
Так воинам, меча огонь из глаз,
Промолвила красавица Гулим.

Один из них испуганно сказал:
«Великий хан нас в дом к тебе послал.
Красавица, чьи губы словно лал,
Не бойся нас, тебя мы не съедим!

К властителю во сне явилась ты,
Властителю во сне приснилась ты,
И мы хотим, чтоб согласилась ты
Предстать пред повелителем своим.

Тобою покорен великий хан,
Он изнывает от сердечных ран.
Пусть он скорее твой обнимет стан,
Чтоб улетел его печали дым».

Был голос девушки суров и глух.
Она сказала: «Дети потаскух,
Старик отец мой слеп, но он не глух.
Зачем меня позорите пред ним?

Что я свершила, в чем моя вина?
На свете я красива не одна,
И если вам красавица нужна,
Вы обратитесь к девушкам другим!»

От этих слив взъярились палачи
И вынули сверкнувшие мечи,
И крикнули; «Презренная, молчи,
Иль по-другому мы заговорим!»

Гулим глядела на врагов в упор,
Решив, что лучше гибель, чем позор.
И грозно занесла она топор
И обожгла пришельцев взглядом злым.

Один пришелец побелел, как мел,
Один пришелец ахнуть не успел,
Он кровью захлебнулся и осел —
И на земле остался недвижим.

Их было трое, воинов лихих,
Убить Гулим хватило б сил у них,
Но хан красавиц требовал живых.
Задумались гонцы: «Что делать им?»

Они уйти решили, а пока
Ударили слепого рыбака
И уходя, уже издалека,
Слова проклятья бросили Гулим.

Как птица возле слабого птенца,
Гулим склонилась около отца.
Она обтерла кровь с его лица
И причитала, плакала над ним.

Ни звона пик, ни топота коней.
Прошло с той ночи шесть ночей и дней,
Гулим решила: хан забыл о ней,
Но хан опять послал своих людей.

На этот раз так много их пришло,
Что стало ночью от мечей светло.
На девушке они срывали зло,
Ее старались мучить побольней.

Они ремнем связали руки ей,
Смеялись, причиняли муки ей.
Они не дали в миг разлуки ей
С отцом проститься — с радостью своей.

Пред тем как выйти в путь, два молодца,
Чьи руки были тяжелей свинца,
Избили слабого ее отца:
Пусть не забудет до скончанья дней.

Связали и оставили его
На острове пустынном одного.
Смеялись молодцы, мол, ничего,
Коль не помрет, так станет поумней.

Прощалась с телом немощным душа.
Больной старик лежал едва дыша.
Лишился он всего: и шалаша,
И снасти, и любимицы своей.

Ее втолкнули в зал, где ханский трон,
Был хан ее красою ослеплен.
Сказал он: «Будешь первою из жен.
Ты мне ответь, согласна или нет?»

«Великий хан, я бы сказала «да»,
Но для любви я слишком молода.
Повремени немного, и тогда,
Возможно, дам тебе другой ответ!»

Вскочил, как обожженный, властелин,
И подал знак взбешенный властелин.
Пришел палач, за ним еще один,
И стали страшный свой вершить совет.

С Гулим одежды сняли палачи,
Несчастную распяли палачи,
Пока Гулим держали палачи,
Хан заслонил над нею белый свет.

Ей щеку оцарапал ханский ус,
Был горек ханский поцелуй на вкус
И на змеиный походил укус,—
Казалось, от него защиты нет.

Казалось ей: она горит в огне.
Она кричала, словно в страшном сне.
Дрожь пробегала по ее спине.
Гулим кричала и впадала в бред.

Вот так пришел к ней первый миг любв!
Вдали не пели песни соловьи.
Она лежала на ковре в крови,
Без крови хан не достигал побед.

Она зачахла и лишилась сил,
Уже из жен ей кто-то саван сшил,
Уже ее, бедняжку, Азраил
Считал своей по множеству примет.

Был хан великий страстью опьянен,
Гулим считал он лучшею из жен.
Хан бесновался, клял табибов он
И собирал визирей на совет.

Но утром на четвертый день она,
Открыв глаза, очнулась ото сна.
И показалось ей, что ночь темна,
Хоть озарял лицо ей яркий свет.

Она, припомнив, что произошло,
Все поняла: над ней свершили зло.
Еще одно виденье ей пришло:
Возник ее отец — угрюм и сед.

Гулим решила: «Мой увял цветок,
Потерянного не воротит бог,
Но мой отец в беде, он одинок,
И я должна спасти его от бед».

К властителю Гулим, бела, как мел,
Пришла сама. На троне хан сидел,
Но, оторвавшись от великих дел.
Красавицу спросил он: «Что с тобою?»

«Великий хан, ты пролил кровь мою.
Я ослабела, я едва стою.
Но то, что думаю, не утаю,
Перед тобою ничего не скрою.

Гордилась я своею чистотой.
Ты на моей крови устроил той.
Не пожалел ты жизни молодой,
И всех моих несчастий ты виною.

Ты, властелин, и грозен, и жесток,
Ты надо мною надругаться мог.
Ты грубо смял мой девичий цветок,
На миг моей пленившись красотою.

Я как-то видела змею во сне,
И вот не в полуночной тишине,
А на яву она явилась мне —
Ты оказался черною змеею.

Я стала и несчастной, и больной.
За боль, за все, что сделал ты со мной.
Прошу тебя о милости одной,
Исполни — стану я твоей женою.

Есть островок, где люди не живут,
Там мой отец. Пусть стражники пойдут,
Освободят его от крепких пут,
Чтоб рядом был он с дочерью родною».

Промолвил грозный хан: «Да будет так.
Найдите старика,— он подал знак,—
Над головой твоей рассею мрак,
Твою исполню просьбу, бог с тобою!»

Для ждущих длинен день и ночь длинна.
Гулим ждала, но вот отца она
Увидела. И звезды, и луна
В счастливый час зажглись над головою.

Они соединились наконец:
Дочь оскорбленная, слепой отец,
И горечь двух обиженных сердец,
Как прежде, стала горечью одною.

И всемогущий хан был тоже рад,
Свершен был вскоре свадебный обряд,
И пировали сорок дней подряд —
Таких пиров не знали под луною.

Гулим навек владыке отдана.
Была у хана не одна жена,
С Гулим их стало сорок и одна,—
Гулим была последнею женою.

Источник