биография марии волконской жены декабриста

Мария Волконская

Биография

Самый яркий и прекрасный образ в галерее жен декабристов – Мария Николаевна Волконская. Как и княгиня Трубецкая, она явила пример безграничной преданности и чувства долга, отправившись в Сибирь за ссыльным мужем, князем Сергеем Волконским после декабрьских событий 1825 года. Оставила след в истории и литературе, став автором «Записок Марии Волконской», которые вдохновили поэта Николая Некрасова на создание второй части поэмы «Русские женщины».

Детство и юность

Княгиня Мария Николаевна Волконская (урожденная Раевская) родилась, как принято считать, 22 июля 1804 года в местечке Каменка Чигиринского уезда Киевской губернии. Но есть и другие данные о дате ее рождения – 6 января 1806 года.

Мария Волконская в юности

Со стороны отца дети унаследовали польское происхождение (Раевские – старинный дворянский род, служивший русским царям еще с XV века), а со стороны матери – греческие корни (дедушка Алексей Константинов, личный библиотекарь Екатерины II, был греком по национальности).

Родители Марии Волконской

Греческая кровь более других отразилась на внешности Марии, предпоследней дочери Раевских. Черноокая и темноволосая, с нежной смугловатой кожей, она была любимицей отца. Природа одарила ее прекрасным голосом, и генерал выписал педагога из Италии для занятий дочери вокалом. Машенька получила домашнее образование, прекрасно владела французским и английским языками, обожала чтение, интересовалась историей и литературой.

Атмосфера в доме Раевских, несмотря на строгий патриархальный уклад, была очень теплой и дружественной. Сестры трепетно ухаживали за старшими братьями и отцом. По вечерам после ужина музицировали в гостиной. А вернувшись с шумных балов, запершись у себя в покоях, писали в своих девичьих дневниках при свете свечи.

Портрет Марии Волконской

Летом Николай Николаевич Раевский неизменно вывозил всю семью в Крым и на Кавказ. Бывало, что их в этих поездках сопровождал Александр Сергеевич Пушкин, который подружился с Николаем Николаевичем во время южной ссылки. Уже к 16 годам Мария Николаевна стала восхитительно хороша, и весть о ее красоте распространилась в петербургском обществе.

Личная жизнь

Мария Волконская. Рисунки А.С. Пушкина в черновиках «Кавказского пленника»

Так или иначе, образ княгини Волконской еще не раз разбудит поэтическую фантазию поэта. Он будет следить за ее судьбой и, восхитившись ее поступком жены декабриста, посвятит молодой женщине новые строки.

Другим воздыхателем Марии Николаевны стал граф Густав Олизар, польский поэт, публицист, бывший в то время предводителем дворянства Киевской губернии. Очарованный прелестями юной княжны, граф стал частым гостем в киевском доме Раевских и в 1823 году посватался к девушке. Однако получил отказ от ее отца. Олизар тяжело переживал неудачу в личной жизни, а образ любимой еще долго воспевал в своем творчестве.

Сергей Григорьевич Волконский

Через год отцу Марии вновь поступило брачное предложение. На этот раз сватался князь Сергей Григорьевич Волконский, представитель знатной фамилии и старинного рода. Он давно наведывался в дом Раевских и как зачарованный слушал дивное пение Марии, любуясь ее черными кудрями.

Он был старше Машеньки на 20 лет и в свои 37 уже служил в чине генерал-майора, геройски проявил себя в сражениях войны 1812 года. На этот раз предложение было принято, и 11 января 1825 года в Киеве сыграли свадьбу. Считается, что Мария Раевская вышла замуж не по собственному желанию, а по настоянию отца, который в пору шаткого материального положения желал лучшей участи для любимой дочери.

Мария Волконская с сыном Николаем

Медовый месяц молодые провели в Гурзуфе, затем началась бесконечная череда разлук: Волконский уезжал на учения, Мария, уже беременная, ездила в Одессу дышать морским воздухом. В декабре 1825 года Волконский нагрянул в их поместье в Умани, забрал жену и отвез в ее отчий дом в Киев, сам же немедленно уехал.

О том, что 14 декабря 1825 года на Сенатской площади Петербурга произошло восстание декабристов, Мария ничего не знала. Она тяжело переносила беременность. 2 января 1826 года родила сына Николая и долгое время провела на больничной койке.

Княгиня Мария Волконская с мужем в камере Петровской тюрьмы

Об аресте мужа она узнала ближе к весне и сразу же направила письмо в Петропавловскую крепость с намерением разделить его судьбу, даже если тому грозит тюрьма. Волконский ответил, что

«не смеет даже надеяться на то, что ему выпадет такое счастье».

Каторга в Сибири

Портрет Марии Волконской

Родные скрывали от княгини новости, перехватывали письма, запрещали ей навещать мужа и его родню. Но Мария, стойко пережив все препоны, пишет государю Николаю I прошение о позволении следовать за Сергеем и получает положительный ответ. Оставив годовалого Колю на попечение свекрови, Мария Волконская отправляется в Сибирь. Отчаявшийся отец пообещал проклясть любимую дочь, если она не вернется через год.

Женщина приехала в Благодатский рудник, где работали декабристы, 11 февраля 1827 года. Встреча с мужем была долгожданной и тяжелой одновременно. Мария увидела Сергея Григорьевича, закованного в кандалы, и в порыве чувств поцеловала сначала оковы, а потом его самого. Князь к тому времени совсем пал духом и серьезно заболел. Приезд жены улучшил его самочувствие.

Дом, в котором жили княгини Мария Волконская и Екатерина Трубецкая

Волконская поселилась в одном доме с женой другого декабриста Екатериной Трубецкой. Потекли суровые будни, женщины вели хозяйство, учась экономить на всем. Мария Николаевна взяла на себя обязательство писать письма за заключенных их родным.

К концу года обе княгини перебрались в Читу. В здешний новый острог скоро перевели их мужей. В Чите Марию Николаевну ожидает сразу несколько ударов судьбы. Сначала в марте 1828 года пришла страшная новость из Петербурга – свекровь сообщила ей о смерти Коленьки. Раздавленная горем Мария, чтобы не сойти с ума, просит царя разрешить ей жить в остроге рядом с мужем и получает дозволение.

Мария Волконская

10 июля 1830 года Мария родила дочь Софью, которая умерла в тот же день. Из безутешного состояния женщина вышла только благодаря новому переезду – в Петровский завод. Здесь декабристам разрешили жить на вольном поселении вместе с женами в деревянных домах-камерах. Тут родился первенец Волконских Михаил (1832), а за ним и дочь Нелли (1834).

Мария Волконская с сыном Михаилом

В 1835 году Сергея Григорьевича освободили от каторжной работы по состоянию здоровья, и его супруга добилась их переезда в село Урик, чтобы жить рядом с доктором Вольфом, услугами которого приходилось часто пользоваться. Супруги построили летний домик «Камчатник» в Усть-Куде, где принимали редких гостей.

В Урике тогда жили декабристы А. Поджио, М. Лунин. Оба были большими друзьями семьи Волконских и, считается, питали чувства к Марии. И если первый был влюблен в княгиню чисто платонически, то между Поджио и Волконской, по мнению некоторых историков, была любовная связь. Однако биографы Марии Николаевны отрицают этот факт.

Мария Волконская в зрелые годы

Прожив в Урике 8 лет, Мария Волконская в 1845 году получила разрешение переселиться в Иркутск. Здесь она определила детей в гимназию и приобщилась к светской жизни, стала посещать театры, а вскоре и сама открыла свой салон, так же, как и княгиня Трубецкая.

Некогда близкие и верные подруги теперь стали конкурентками и отдалились друга от друга. Окончательно женщины рассорились, не поделив дачу, на которую обе положили глаз.

Мария Волконская в старости

В это время ухудшается здоровье Марии Николаевны. Она почти не выходит из дома из-за приступов, которые случаются с ней на холоде. Торопится определить судьбу детей и в 1850 году выдает замуж дочь Елену (Нелли) за чиновника Дмитрия Молчанова, несмотря на его скверную репутацию в обществе.

В 1855 году на российский престол восходит Александр II. Близится амнистия 1856 года, когда освобожденные декабристы покидают Сибирь. Княгиня Мария уезжает чуть раньше из-за слабого здоровья и поселяется в Москве у дочери, туда же приезжает и Волконский.

Смерть

В последние годы женщина много путешествовала. Вторично выдала замуж дочь, овдовевшую в 1857 году, за дипломата Николая Кочубея. Женила сына на княгине Елизавете Волконской, свадьба прошла в Женеве. Побывала в Риме на могиле матери и сестры Елены.

Посмертный портрет Марии Волконской

Окончательно слегла Мария Николаевна после смерти внука Александра и умерла в 1861 году, в имении зятя в Воронках (Черниговская губерния). Сергей Волконский находился в это время за границей, он скончался, разбитый параличом, в 1865 году.

Источник

Великие истории любви. Жена-декабристка Мария Волконская

Ранняя юность Марии Николаевны ознаменована встречей с А.С. Пушкиным в годы его южной ссылки, их совместная поездка в Гурзуф, где поэт останавливался в доме Раевских. Кстати, по сегодняшний день в Гурзуфе существует Пушкинская аллея, а доме Раевских еще в 1993 г. находилось приемное отделение санатория (кажется, литераторов; санаторий расположен справа от бывшего санатория МО, если стоять спиной к морю).

Мария Волконская и Пушкин – особая тема, породившая устойчивую версию о том, что Мария Николаевна была большой «потаенной» любовью великого поэта… На закате своей жизни Волконская, умудренная суровым опытом, вспоминая Пушкина, как-то обронила: «В сущности, он любил лишь свою музу и облекал в поэзию все, что видел». Может быть, княгиня была права?

Ее пением и обаянием был очарован и князь Сергей Волконский. Он часто стал бывать в их доме и, наконец, решился сделать предложение Марии, но через отца и в письменной форме – и через него же получил согласие. А дочери отец сказал: «Кто ж тебя торопит? У вас будет время подружиться.. Князь прекрасный человек…”
В октябре 1824 года А. С. Пушкин получил письмо от своего давнего знакомца по Киеву и Одессе – Сергея Григорьевича Волконского. «Имев опыты вашей ко мне дружбы, – писал Волконский, – и уверен будучи, что всякое доброе о мне известие будет вам приятным, уведомляю вас о помолвке моей с Марией Николаевною Раевскою – не буду вам говорить о моем счастии, будущая моя жена вам известна».
Они обвенчались 11 января 1825 года. Сергею Волконскому было 37 лет, а Марии – 19.
Зимой 1825 года в Киеве на Печерске в старинной церкви Спаса на Берестове князь Сергей Волконский венчался с юной красавицей Марией Раевской. Невесте не было еще и двадцати, жениху исполнилось тридцать семь. Слывший в молодости красавцем и повесой, он в то время, по воспоминаниям современников, уже «зубы носил накладные при одном натуральном переднем верхнем зубе».П.Ф. Соколов. Портрет Сергея Волконского

Покорно, по воле отца, она вышла за весьма знатного и богатого князя. Участник значительных сражений, имевший множество орденов и медалей, он уже в двадцать четыре года получил чин генерал-майора за боевые отличия. Портрет Волконского был написан для Военной галереи Зимнего дворца (после восстания, по распоряжению Николая I, его изъяли). «Мои родители думали, что обеспечили мне блестящую, по мнению света, будущность», – писала Мария Николаевна в конце жизни. Портрет Марии Николаевны Раевской. 1824. Холст, масло

Еще до замужества она сумела испытать силу своего обаяния. К ней сватался польский граф Олизар, коего отец не захотел видеть своим зятем из-за его национальной принадлежности. Оказавшись женой немолодого генерала, Мария Николаевна, по существу, не успела даже как следует узнать его до ареста в январе 1826 года; в первый год они прожили вместе не более трех месяцев. Вскоре после свадьбы она заболела и уехала лечиться в Одессу, Волконский же не получил отпуска из дивизии и не смог сопровождать жену. В ноябре 1825 года, когда Мария Николаевна находилась на последнем месяце беременности, муж отвез ее в имение Раевских, а сам возвратился к месту службы. В конце 1825 года Мария жила в имении родителей, ожидая ребенка, и не знала о событиях на Сенатской площади, вообще ничего не знала о его участии в тайном обществе. 2 января у них родился сын Николай, а 7 января Волконский был арестован. Его арест, а также арест ее братьев, Александра и Николая, и арест ее дяди Василия Львовича Давыдова от Марии долго скрывали. 10 июня 1826 приговорён был к «отсечению головы», но по Высочайшей конфирмации от 10 июля 1826 года смертный приговор был заменён на 20 лет каторжных работ в Сибири.
В 1825 году Марии Николаевне Волконской исполнилось 20 лет. Тяжелые роды, двухмесячная горячка. Марии Николаевне, только что родившей сына, долго не говорили об истинном положении дел, но она заподозрила неладное, а узнав истину, твердо решила разделить участь мужа. Волконскую изолировали от жен других декабристов; на первое свидание с Сергеем Григорьевичем она пошла не одна, а в сопровождении родственника. Генерал Раевский, который в 1812 году, не колеблясь, бросался в огонь неприятеля, теперь не выдержал. «Я прокляну тебя, если ты не вернешься через год!» – прокричал он, сжав кулаки. Перед смертью старик Раевский, показывая на портрет дочери Марии, произнес: «Вот самая удивительная женщина, которую я знал!»
С сыном Николаем, акварель, 1826 год.
Оправившись после родов, она поехала в Петербург, чтобы увидеться с мужем, но для этого ей понадобилось обращение к императору Николаю I, что она и сделала. А после оглашения приговора декабристам она сразу же приняла решение следовать за мужем. Ее отговаривали все родные, отец даже согласен был на ее развод с Волконским, но все было тщетно: Мария впервые ослушалась отца. А когда ее спросили, уверена ли она, что возвратится, она ответила: «Я и не желаю возвращаться, разве лишь с Сергеем, но, Бога ради, не говорите этого моему отцу». Решение Марии Волконской об отъезде в Сибирь было, по существу, первым проявлением ее незаурядного характера. Мария восстала не только против окружающих, но прежде всего против себя самой, своей дочерней покорности, женского послушания, привитого ей с детства. А ведь она рвала пополам собственное сердце: сына взять с собой ей не разрешили, со стариком-отцом, которого горячо любили все дети Раевские, приходилось прощаться навсегда. Но она поехала! Не помогли ни мольбы отца, ни интриги брата Александра, ставшего настоящим ее тюремщиком.

Что это? Порыв любви? Но мы знаем, что Марию выдали замуж по сговору родителей, возможно, без ее согласия, что отношения ее с мужем складывались трудно, драматично. Может быть, скрытое сочувствие делу мужа, акт солидарности. И это не так: Мария не разделяла воззрений Волконского, не понимала его.

И даже целиком принадлежа своей среде, осуждая «заговорщиков», вместе со всеми, Мария едет в Сибирь одной из первых. Долг и самоотвержение. В самом чистом и бескорыстном виде.

Зимним вечером 1826 года в салоне Зинаиды Александровны Волконской собрались родственники, друзья, известные поэты, музыканты, певцы. Они пришли, чтобы проводить Марию Николаевну Волконскую, родственницу хозяйки салона, которая ехала в Сибирь к своему мужу декабристу Сергею Григорьевичу Волконскому.

Марии Николаевне было двадцать лет. Она была хороша собой, любила светские развлечения, балы, музыку. Политические взгляды мужа были ей неизвестны. Но когда случилась беда и князь Волконский был приговорен к двадцати годам каторжных работ, Мария Николаевна отказалась от всего, что было ей дорого,- титулов, богатства, оставила на попечение свекрови и невесток маленького сына и поехала в Сибирь. 22 декабря 1826 г. княгиня Волконская выезжает к мужу в Сибирь. По пути она останавливается в Москве у родственницы Зинаиды Волконской, которая устраивает вечер в честь нее.

Зинаида Волконская, вспоминала потом Мария Николаевна, «приняла меня с нежностью и добротой, которые остались мне памятны навсегда. Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве, и несколько талантливых девиц московского общества. Я была в восторге от чудного итальянского пения, а мысль, что я слышу его в последний раз, еще усиливала мой восторг. Я говорила им: «Еще, еще, подумайте, ведь я никогда больше не услышу музыки». Тут был и Пушкин, наш великий поэт; я его давно знала. он был связан дружбою с моими братьями и ко всем нам питал чувство глубокой преданности. он хотел мне поручить свое «Послание к узникам» (имеется в виду известное стихотворение А. С. Пушкина «Во глубине сибирских руд») для передачи сосланным, но я уехала в ту же ночь, и он его передал Александре Муравьевой».

В своем последнем «вольном» письме юная княгиня писала: «Дорогая, обожаемая матушка, я отправляюсь сию минуту; ночь превосходная, дорога – чудесная. Сестры мои, нежные, хорошие, совершенные сестры, я счастлива, потому что довольна собой». Родственники декабристов передали ей столько писем и посылок для сосланных, что пришлось взять вторую кибитку. В Сибирь Волконская приехала второй из декабристок. В Иркутске её ожидали мучительные объяснения с местным губернатором. Он посоветовал княгине вернуться домой, а после отказа предложил подписать отречение от княжеского титула, дворянства и всех прав. Отныне она – «жена государственного преступника», а дети, которые родятся в Сибири, будут записаны простыми крестьянами. Она подписала эти унизительные условия.
Ей разрешили ехать до Нерчинска, а там поставили перед фактом: каторжники лишены права на семейную жизнь. То есть Сергей будет содержаться за решёткой, а ей придётся снимать угол в крестьянской хате. Она согласилась и на это. Назавтра она прибыла на Благодатский рудник и отправилась разыскивать Волконского. Сергей Григорьевич, гремя кандалами, побежал к жене.
«Вид его кандалов, – вспоминала через много лет Мария Николаевна, – так взволновал и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала сначала его кандалы, а потом и его самого». Несмотря на очень сложные мотивы, побудившие Марию Николаевну отправиться к мужу в Сибирь (любви к нему среди них точно не было), её приезд, по многочисленным свидетельствам очевидцев, практически спас его если не от смерти, то от болезни и депрессии – в её присутствии он воспрянул духом и постепенно выздоровел (за что был бесконечно благодарен жене всю оставшуюся жизнь). Сцена с кандалами Волконского, которые его жена кинулась целовать при первой встрече с мужем в Сибири – достоверна. Но, опять-таки, этот порыв Волконской был продиктован скорее состраданием и поздно пришедшим осознанием собственной жертвы, чем какими-то другими причинами.
Вместе с Екатериной Ивановной Трубецкой Волконская постигала азы поварского искусства по привезенным с собой книгам, училась всевозможным бытовым премудростям, в том числе и экономить каждую копейку. Природа щедро одарила Волконскую, дав ей своеобразную красоту, ум и характер, отшлифованный хорошим воспитанием и чтением книг (она владела, как родным, английским и французским языками), замечательный голос и музыкальные способности. Но не это было главным в дочери генерала Раевского. Зинаида Волконская писала когда-то, что жизнь Марии Николаевны «запечатлена долгом и жертвою». Однажды Марию Николаевну отчитали за то, что она приобрела холст и заказала белье для каторжан. «Я не привыкла видеть полуголых людей на улице», – отвечала она. Смутившийся комендант резко изменил тон, и ее просьба была выполнена.
Вместе с Е. Трубецкой она поселилась в крестьянском доме. Они помогали своим мужьям, а также другим декабристам всем, чем только могли: готовили им пищу, чинили белье, поддерживали связь с родственниками, писали письма. Их очень уважали местные жители, они умели создать вокруг себя атмосферу доброжелательности, уюта, их поведение отличалось полным отсутствием аристократического высокомерия. Они помогали деньгами и одеждой даже беглым разбойникам, которые, будучи пойманными, не выдали их.
Все, что получали декабристы от родственников, распределялось поровну между всеми, они жили там одной семьей.

В дальнейшем, несмотря на искреннее желание супругов начать свою совместную жизнь “с чистого листа”, и их обоюдное стремление как-то притереться друг к другу, из этой попытки так ничего и не получилось – они были слишком разными людьми.
Мария Николаевна, судя по всему, поняла это вскоре (или одновременно) с двумя самыми страшными для неё утратами – смертью двухлетнего сына в далёком С.-Петербурге и кончиной любимого отца. И тогда же решилась заполнить образовавшуюся после них страшную пустоту чисто женским способом – рождением детей. С этой целью Волконская стала добиваться разрешения «разделить заключение» с мужем – через свою свекровь (которая всегда и во всём её поддерживала, в отличие от родной матери). Она попросила её похлопотать о том, чтобы жены декабристов могли жить вместе со своими мужьями в их камерах.

Об этой, интимной, стороне жизни декабристок не принято упоминать – и так понятно, что “свидания” мужей со своими жёнами два раза в неделю в течение часа, да ещё и в присутствии постороннего человека, делали невозможными их сексуальные отношения.
К тому же, кандалы с декабристов сняли только 1-го августа 1829 года (хотя и это обстоятельство дворян, которые, в первую очередь, были молодыми мужчинами и женщинами с естественными потребностями, всё равно не остановило – что легко высчитывается по датам рождения первенцев, например, Трубецких, Давыдовых, Муравьёвых и Волконских в Сибири). Николай I, которому мать Волконского прочитала письмо его жены, просьбу Марии Николаевны вскоре удовлетворил: жены поселились вместе с мужьями в новой тюрьме, в Петровском заводе (Нерчинский горный округ), в конце сентября 1830 года (у Волконских была камера №54). Однако, своего первого в Сибири ребёнка декабристка родила за два месяца до этого, ещё в Читинском остроге. Дочь Волконских Софья родилась 1-го июля 1830 года и умерла в тот же день.Судьба не баловала Марию Николаевну. Самыми тяжелыми были семь месяцев в Благодатском руднике, затем – три года в Читинском остроге. И за эти годы – три тяжких утраты: в январе 1828 года умер двухлетний Николенька Волконский, оставленный на попечение родственников. Пушкин пишет эпитафию, которую начертали на надгробном камне:
В сиянии и радостном покое,
У трона вечного творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное
Благословляет мать и молит за отца.Волконская Мария Николаевна (Н. Бестужев, 1828)

В сентябре 1829-го умирает отец, генерал Раевский, простивший Марию Николаевну перед смертью; в августе 1830-го – дочь Софья, рожденная в Сибири и не прожившая и дня. Бестужев Н. Волконский С.Г. с женой в камере в Петровской тюрьме. 1830 г.Музей Петровского завода

Ни братья, ни мать так и не простили Марии Николаевне ее «проступок», считая именно ее виновницей смерти шестидесятилетнего отца. После этой семейной утраты Александр, Николай и Софья Алексеевна Раевские не отвечали на письма своей сестры и дочери. Лишь одно послание, полное упреков, получила Мария Николаевна от матери: «Вы говорите в письмах к сестрам, что я как будто умерла для Вас… А чья вина? Вашего обожаемого мужа… Немного добродетели нужно было, чтобы не жениться, когда человек принадлежит к этому проклятому заговору. Не отвечайте мне, я Вам приказываю!» А еще через некоторое время всем семейным декабристам разрешили поселиться вне тюрьмы, и жизнь их постепенно стала налаживаться. У них рождаются дети: Михаил и Елена (Нелли как зовет ее мать). В 1835 г. Николай I освобождает Волконского от каторжных работ, и семья уезжает на поселение в село Урик, недалеко от Иркутска. Дети, по собственным словам декабристки, стали для неё началом новой жизни – муж отошёл на задний план, почти полностью исчезнув со страниц её писем – Волконская в дальнейшем упоминает о нём лишь изредка, и по совершенно незначительным поводам.
Не в последнюю очередь ещё и по той причине, что в жизни Марии Николаевны появился другой мужчина – тоже декабрист, Александр Викторович Поджио (1798-1873). В среде декабристов не только не было сомнений в их любовных отношениях – очень многие считали, что своих детей Волконская родила не от мужа.
Когда их сын Михаил поступил в гимназию, Мария Николаевна вместе с детьми поселяется в Иркутске, а через год приезжает и Сергей Волконский. Дом Волконских № 10 по Ремесленной улице

Их дом становится первым салоном в городе, где проводятся музыкальные и литературные вечера, собирается интеллектуальная гостиная.Дом сохранился и сегодня. Сейчас в нём находится Музей-усадьба Волконских.Кольца М.Н. и С.Г. Волконских сделанные из кандалов, хранятся в музее Волконских в Иркутске.

Идея колец из звеньев кандальной цепи принадлежала декабристу Николаю Бестужеву. После того как оковы сняли, он решил на память сделать перстни для декабристов и их жен. Часть колец сейчас хранится в Государственном историческом музее.
В 1975 году музею стало известно о кандальных кольцах. Перстни хранились у известного тамбовского коллекционера Николая Никифорова. В каком году они к нему попали, неизвестно, но можно предположить, что в 1970-е. В статье о своей коллекции Никифоров упоминал, что перстни ему передала некая дальняя родственница Волконских. Ни имени, ни фамилии дарительницы он не указал.Не всегда гладко складывались ее отношения с мужем: очень разными они были людьми. Семейного счастья не получилось. Но, к чести обоих, – до самых последних дней они отзывались друг о друге с величайшим уважением и в этой традиции воспитали детей. «…отношения между супругами не складывались, отчуждение становилось все более глубоким и явным для окружающих, – рассказывает доктор филологических наук Нина Забабурова. – В «Записках», рассказывая о жизни в иркутской ссылке, Мария Николаевна по существу не упоминает о муже… Красота тридцатилетней Марии Николаевны не тускнела: Одоевский воспевал ее в стихах, Лунин – в прозе.Портрет Марии Волконской кисти Карла Мазера, 1848 г.

Среди ссыльных декабристов было немало людей одиноких и даже таких, кто пережил трагедию женского предательства (к примеру, жена декабриста А. Поджио после ссылки мужа расторгла с ним брак и вновь вышла замуж). Мария Николаевна привыкла выступать всеобщей спасительницей и покровительницей. И многие искренне восхищались ею, так что от недостатка мужского внимания Мария Николаевна не страдала, хотя некоторые отзывались о ней неприязненно и резко. Михаил Лунин оказался одним из тех, за кого она вела переписку, запрещенную ссыльному. Большинство его писем сестре, Е. С. Уваровой, написано рукой Марии Николаевны. Он не скрывал, что испытывал к ней сильное чувство.

В сибирской ссылке провела около тридцати лет. Написала воспоминания (фр. Mémoires de La Princesse Marie Wolkonsky) на французском языке и адресовала их детям и внукам. Эта книга вдохновила поэта Николая Некрасова на создание второй части поэмы «Русские женщины». Сын Волконских, названный Михаилом, родился в 1832 году, и упорно ходили слухи, что отцом его был декабрист Александр Викторович Поджио… Версия эта никак не может считаться доказанной, но необычайная взаимная привязанность и близость Александра Викторовича и Михаила в течение всей последующей жизни явно имеет элемент осознанной родственности…
В 1835 году у Марии Николаевны родилась дочь Елена, отцом которой также считали не Сергея Волконского, а Поджио (и даже И. Пущина, что маловероятно). Елена также была любимицей Поджио, и когда он тяжело заболел на склоне лет, то поехал умирать именно к ней, в ее имение Вороньки, хотя у него была собственная семья». Так или иначе, но Волконский никогда не проявлял никаких эмоций в связи с этой ситуацией, и, тем более, с его стороны никогда не было ни малейших сомнений в своём отцовстве (по крайней мере, о них ничего не известно).
После того, как в 1835 году император распорядился выделить в пользование каждому поселенцу (у декабристов начали заканчиваться сроки каторги) по 15 десятин пахотной земли в Сибири, он с огромным азартом занялся сельским хозяйством, благодаря своим деньгам сумев превратить это “хобби” в прибыльный бизнес. В конечном итоге, к моменту своего возвращения в европейскую часть России Сергей Григорьевич сумел сколотить приличное состояние.
Незаметно, постепенно менялись и характер, и взгляды на жизнь Марии Николаевны: она все больше устремлялась к земному благополучию, и главным образом не для себя, а для детей. Правдами и неправдами определила сына Мишу в Иркутскую гимназию.
Болезни детей и продажа дома задержали Волконских в Петровском заводе до весны 1837 года – только в конце марта они прибыли в место своего поселения – деревню Урик, расположенную в 18 километрах от Иркутска. Кроме Волконских на поселении в Урике жили декабристы Ф.Вольф, М. Лунин, А. и Н. Муравьёвы, Н. Панов, в Усть-Куде (в восьми верстах от Урика) – А. и И. Поджио, П. Муханов, А. Сутгоф. На содержание Марии Николаевне из её собственных денег власти разрешили отпускать 2000 рублей ассигнациями (против 10 000 в Петровском заводе) в год. Она дважды пыталась добиться увеличения суммы: надо было учить детей, однако Петербург ей в этом отказал, так как «в Сибири учителей нет, а потому воспитание детей не требует расходов, а лишь одного попечения родителей». Тем не менее, несмотря на недостаток средств, родителями было сделано всё, чтобы дети получили достаточное домашнее образование: когда в 1846 году Михаил поступал в Иркутскую гимназию, он был зачислен сразу в 5 класс.
В январе 1845 года Мария Николаевна получила разрешение поселиться в Иркутске с детьми. Через два года она добилась права проживать в Иркутске и для Волконского.
Несмотря на годы общих лишений, объединившие декабристов и их жён на каторге в одну большую “семью”, на постоянную материальную помощь со стороны Волконских менее, чем их семья, материально обеспеченным товарищам по несчастью, в их среде Марию Николаевну недолюбливали.
Вытерпевшая за годы в Сибири так много от своих родственников, сама декабристка оставалась органичной частью своего “ядовитого семейства” – холодной, высокомерной, безжалостной и чёрствой.
Жесткость и непреклонность характера оказалась явно наследственной. Примерно в 1845-1846 году она навсегда рассорилась со своей самой близкой подругой, Екатериной Трубецкой – они обе хотели купить прекрасную усадьбу в Знаменском предместье Иркутска, принадлежавшую ранее губернатору Цейдлеру – с просторным двухэтажным домом, большим фруктовым садом и выходом к речке Ушаковке. Богатейшая наследница промышленников, Трубецкая вполне ожидаемо смогла заплатить за поместье гораздо бОльшую сумму, чем Волконская, и, в конечном итоге, стала её собственницей. После чего Мария Николаевна разорвала с ней все отношения, и не простила свою соратницу по несчастью даже после смерти – она одна из всей иркутской колонии декабристов не пришла 17-го октября 1854 года на похороны Екатерины Трубецкой, и позже ни разу не посетила её могилу.
Несмотря на почти полный разрыв с родными, Волконская старалась держаться; вся ее жизнь проходила теперь в заботах о детях.
Миша и Елена Волконские, 1845г.

Всю жизнь страдая от того, что её выдали замуж без её согласия, со своей единственной дочерью Волконская поступила точно так же, даже ещё хуже. 15-го сентября 1850 года Елена Сергеевна Волконская, которой оставалось две недели до 16-летия, стала женой чиновника по особым поручениям при губернаторе Восточной Сибири Н.Н.Муравьёве-Амурском, Дмитрия Васильевича Молчанова. Решение об этой свадьбе Мария Николаевна приняла годом ранее – весь этот срок ушёл у неё на то, чтобы сломить сопротивление мужа, который был против этого брака – кстати, Александр Поджио принимал в решении судьбы дочери Волконских неестественно большое, даже для близкого друга семьи, участие (он тоже был против замужества Елены), что со стороны выглядело просто неприлично.
И хоть Л. В. Молчанов, был преуспевающим сибирским чиновником, но в итоге оказался дурным человеком. Растратив казенные деньги, он был отдан под суд, после чего тяжело заболел и, разбитый параличом, сошел с ума и умер. Второй муж младшей Волконской- Николай Аркадьевич Кочубей (фамилия случайно совпала с именем героя пушкинской «Полтавы», посвященной Марии Николаевне) рано скончался от чахотки. Только третий брак Елены, дважды вдовы, с Александром Алексеевичем Рахмановым оказался удачным.
В год коронования Александра II приходит известие об амнистии декабристов (кстати, приказ об амнистии доставил именно Михаил Волконский, который благодаря тому, что сестра вышла замуж смог устроиться при генерал-губернаторе, а в дальнейшем построил весьма блестящую карьеру; в тот же год по высочайшему повелению Михаилу был возвращен титул князя, отнятый у его отца после восстания). Из 120 человек возвращаются только 15… В их числе семья Волконских. Мария Николаевна вернулась из Сибири на год раньше, чем остальные декабристы. Вскоре после смерти Николая I 18-го февраля 1855 года (известие о которой, кстати, Волконский встретил трагически – его жена писала в эти дни их сыну, который был в отъезде по службе: “Твой отец плачет, я третий день не знаю, что с ним делать”) дочь декабристки выхлопотала для своей матери разрешение приехать в Москву для лечения – здоровье Волконской, начиная ещё с 40-х годов, постоянно ухудшалось. Сильные сибирские холода вызывали у неё острые резкие боли в груди (из-за чего врачи запрещали ей зимой выходить на улицу), к которым со временем добавились сердечные приступы. Так что Мария Николаевна уехала навсегда из Сибири весной 1855 года (ещё не зная, что больше туда не вернётся). В Москве она остановилась в доме своего зятя в Подновинском переулке, где помогала дочери ухаживать за её медленно и страшно умиравшим (вторым) мужем, и нянчила внука Сергея.

Возвращение из Сибири по амнистии Сергея Григорьевича (он выехал из Иркутска 23-го сентября 1856 года) супругов окончательно развело в разные стороны. Декабристу было запрещено проживание в двух столицах (Москве и С.-Петербурге), и поэтому он снимал для себя жильё в Подмосковье, изредка, наездами, пересекаясь со своей женой в Москве.
Весной 1858 года с овдовевшей годом ранее дочерью и внуком Волконская выехала за границу на воды (без мужа). Вернувшись на родину, она начала писать воспоминания о пережитом. С первых же строк повествования становится ясным, что брак Волконских был заключен не по взаимной любви. Кстати, Мария Николаевна писала свои «Записки» только для сына. Он же, к 1904 году весьма преуспевающий чиновник, не без колебаний взялся за публикацию воспоминаний матери. Ее умные и скромные «Записки» выдержали множество изданий. Одним из первых, еще в рукописи, прочитал их поэт Н. А. Некрасов, автор поэмы «Русские женщины».
Мария Николаевна в сопровождении своей любимой Елены ездила на лечение за границу, но это не помогло. Мария Николаевна Волконская умерла 10 августа 1863 года в Чернигове от болезни сердца. Похоронена княгиня Волконская в уже упомянутом селении Вороньки Черниговской губернии, принадлежавшем семье ее дочери Елене. Ее последние дни с ней разделил приехавший проститься навсегда Поджио…
А Сергей Григорьевич жил в это время в имении сына под Ревелем (ныне – Таллин). Он надеялся съездить проститься с Марией Николаевной, но от него скрыли ее последнюю болезнь, о чем он долго сожалел. А через два года не стало и его.
Его похоронили, согласно завещанию, в ногах у жены в селе Воронки под Черниговом…Примерно на месте захоронения в 1975 г. установлен кенотаф – гранитная стела с бронзовыми барельефными портретами.

«Тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважение соотечественников, кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, хотя, может быть, и преждевременно затеял дело свое».

Так писала М. Н. Волконская в своих «Записках». Та самая Волконская когда-то называла друзей мужа «низкими», осознает обреченность благородного дела.

Один из сыновей Якушкина, приезжавших в Сибирь, рассказал кому-то в письме о Волконских: трудно представить, как эти два совершенно разных человека уживаются друг с другом, поговаривают, даже дети Марии Николаевны — не от Сергея Григорьевича. И назвал Александра Поджио и Ивана Пущина.

Что знал о жизни Волконских молодой человек? Как мог судить, не разобравшись? Публиковать мысли, не будучи уверенным?

— Мы придерживаемся одной версии: Мария поехала в Сибирь из чувства христианского долга перед супругом, — резюмирует Лидия Маслова экскурсовод дома-музея Волконских. — Не надо разрушать идеалы подглядыванием в замочную скважину. Да, там все было. Они живые люди. Но зачем это выпячивать? Да, у Марии был сложный характер. Но это она написала спустя много лет для детей: «Я вышла замуж за князя, вашего отца, одного из самых благороднейших и достойнейших людей, каких знала». И это Сергей Волконский завещал похоронить себя рядом с супругой, посвятившей ему долгих тридцать лет сибирской жизни.

Однако, странности с Поджио все-таки существуют. Может я и расскажу о них подробнее как-нибудь. В 1873 году, смертельно больным (бросив в Италии жену, на которой он женился в ссылке и дочь, которые в Россию больше никогда не возвращались), опять приехал в Вороньки, где и скончался на руках у Елены Сергеевны Кочубей 6-го июня 1873 года (ну вот как это можно объяснить просто тем, что он был “близким другом семьи”, я не знаю). Завещал похоронить себя рядом с Марией Николаевной – а на деле, рядом с Волконскими (Сергей Григорьевич к тому времени уже 8 лет как упокоился около своей жены) в Вороньках, что и было исполнено.
Занимательно, что и старший брат Александра Поджио, декабрист Иосиф Викторович Поджио (1792-1848), умер 25 годами ранее тоже в доме Волконских, но только в Иркутске. Он остановился у них по дороге на Туркинские лечебные воды, за два дня до своей скоропостижной кончины 6-го (или 8-го) января 1848 года.
Церковь была снесена большевиками в 1930-е годы, тогда же могилы Волконских и Поджио были утрачены. Поэтому памятные кенотафы стоят в предполагаемом месте захоронения.

Михаил Лунин вспоминал: когда декабристы поняли, что не смогут изменить Россию, они решили изменить Сибирь. Присутствие в Иркутске двух семей неузнаваемо перекроило иркутское общество, добавлял кто-то из сибиряков. Декабристы облагородили каторжный край, дали невероятный толчок для развития образования и просвещения. Пребывание в доме Волконских и Трубецких, общение с ними запоминалось навсегда. И сибиряки до сих пор благодарны им за это. В конце концов даже император признал: так и думал, что они там пригодятся.

Декабристы действительно пригодились Сибири. А женщины — любимым мужчинам. Конечно, не каждой посвящали стихи Пушкин и Некрасов. Но в российской истории имена 19 спасительниц останутся навсегда (кроме жен туда поехали и некоторые матери и сестры).

Памятник «Женам декабристов» в Иркутске

На монументе изображена княгиня Мария Волконская в домашнем платье и с подсвечником. Именно так должна выглядеть гостеприимная хозяйка дома, встречающая посетителей музея, считают авторы памятника. Памятник высотой 2,7 метра, постамент высотой 1,6 метра. Это памятник-символ любви, верности, супружеского долга и преданности.

Стоимость памятника 17 миллионов рублей. Такой подарок к 350-летию сделал городу иркутский предприниматель Виктор Захаров.

— Я коренной иркутянин, родился и вырос в этом городе, поэтому считаю его своим домом, — сказал он.

Источник