биография писателя всеволода иванова
Всеволод Иванов: биография, творчество, карьера, личная жизнь
Содержание статьи
Рожденный свободным
В созвездии российских писателей и поэтов имя Всеволода Вячеславовича Иванова занимает свое достойное место. Ранжировать инженеров человеческих душ и тружеников пера по табели о рангах не принято. Один написал десяток романов, а другой только пару текстов. Но оба затронули важные для цивилизации темы. Значит их книжки достойны стоять рядышком на одной полке. Будущий писатель появился на свет 24 февраля 1895 года в русской семье. Родители проживали в станице Лебяжье, расположенной на просторах Семипалатинской губернии.
Отец, человек сложной судьбы, много лет работал на приисках. Старался на золоте, олове и слюде. Больших капиталов не нажил, но к концу жизни служил уездным учителем. Мать выросла в семье поляков, сосланных в Сибирь за участие в восстании против самодержавной власти. Детство Севы Иванова не назовешь безоблачным. Он успел окончить четыре класса церковно-приходской школы, когда скончался отец. Вот и все его образование. В станице можно было прокормиться подаянием. Паренек оказался перед жестким выбором: либо умирать со стыда, либо отправиться «в люди».
Не имея востребованной специальности, ему не стукнуло и четырнадцати лет, Иванов отправился в Омск «пешим ходом». В большом городе возможностей «пристроиться» гораздо больше чем в сельской местности. Важно отметить, что Всеволод рано выучился читать. Точнее сказать, складывать буквы в слова. Мальчик читал все, что попадалось на глаза – вывески магазинов, название улиц, надписи на папиросных пачках и спичечных коробках. После продолжительных поисков достойного занятия, его приняли подсобным рабочим в типографию. Именно здесь Иванов написал свои первые осмысленные заметки и очерки.
В 1915 году на страницах местной газеты стали появляться первые публикации бойкого репортера, который подписывался как Всеволод Тараканов. Через год он послал несколько рассказов Максиму Горькому и получил одобрение. Интересно отметить, что свою первую книжку, которая называлась «Рогульки», Иванов набрал собственноручно и отпечатал в типографии, на своем рабочем месте. Когда в 1917 году Россию потрясли революционные события, начинающий писатель принял в них активное участие. Ему даже пришлось выпускать газету «Вперед», в которой он опубликовал несколько статей против Советской власти.
В семье пролетарских писателей
Во время Гражданской войны Иванов сумел своевременно сориентироваться и перешел из армии Колчака в ряды Красной Армии. Успел повоевать в рядах партизан. За это время писателю приходилось не только наблюдать за людьми и событиями, но и участвовать в них самому. Вернувшись в Омск, Иванов с головой окунулся в литературный процесс. В 1921 году его командировали в Петроград от редакции газеты «Советская Сибирь». В городе на Неве готовился к печати первый литературно-публицистический журнал «Красная новь». Повесть Иванова «Партизаны» была опубликована на первых страницах.
Успехи и достижения
На учредительном съезде союза писателей СССР, который прошел в 1934 году, Всеволода Иванова избрали председателем правления Литературного фонда. Административная деятельность мало отразилась на творческом процессе. Иванов, обладая колоссальной работоспособностью, успевал везде. Его пригласили в поездку на строительство Беломорско-Балтийского канала. По результатам поездки коллективом авторов написана книга. Когда началась война, Иванов не поехал в эвакуацию, несмотря на имеющуюся возможность. Его приняли на должность военного корреспондента в газету «Известия».
Иванов мотался по фронтам, набирая материалы для газетных статей. В свободные от командировок в действующую армию дни, работал за письменным столом над будущими книгами. Писатель в ранге специального корреспондента дошел до Берлина и расписался на стене рейхстага. Он не преувеличивал свой вклад в разгром врага. О романе «При взятии Берлина» фронтовики отзывались с большим уважением. В 1946 году Иванов писал репортажи с Нюрнбергского процесса, под рубрикой «Там, где судят убийц».
Сюжеты личной жизни
Сюжеты из своей личной жизни Всеволод Иванов вставлял в свои произведения. Он трижды связывал себя узами брака. Первая супруга оставила его и уехала с чешским офицером из Омска во время Гражданской войны. В союзе с Анной Весниной родилась дочь Мария. Через пять лет семья распалась. В третий раз писатель женился на Тамаре Кашириной. Муж и жена прожили под одной крышей всю оставшуюся жизнь. Воспитали сына Вячеслава, который стал лингвистом.
В последние годы своей жизни писатель читал лекции в Литературном институте. Всеволод Иванов скончался в августе 1963 года после тяжелой болезни. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
Биография Всеволода Иванова
Всеволод Вячеславович Иванов родился 12(24) февраля 1895 года (по другим источникам 1892) в поселке Лебяжье Павлодарского уезда Семипалатинской губернии (ныне территория Казахстана) в семье сельского учителя. Русский прозаик, отец Вячеслава Всеволодовича Иванова.
Окончил поселковую школу и проучился год в Павлодарской сельскохозяйственной школе. В юности странствовал по Сибири, Средней Азии, Уралу, сменил много занятий (был кассиром, сортировщиком на изумрудных копях, землекопом, цирковым актёром, наборщиком), в период Гражданской войны 1917-1922 гг. служил в Красной гвардии, был в партизанах.
Первые публикации относятся к 1915 году: рассказ «Сын осени», затем последовали «Золото», «Ненависть», «Сон Ермака», «Две гранки» и рассказ «На Иртыше», который был послан М. Горькому и получил его одобрение. С 1921 года в Петрограде, где, пользуясь поддержкой М. Горького, вошел в литературную среду и стал членом группы «Серапионовы братья». Произведения этого периода отличаются остротой психологических конфликтов, их стиль близок орнаментальной прозе (красочность, имитация народной речи, ритмизация отдельных фрагментов, приближающая их к верлибру): повесть «Партизаны» (1921), составившая вместе с повестями «Бронепоезд 14-69» (1922, самое известное произведение Вс. Иванова; положенное в основу одноименной пьесы, 1927) и «Цветные ветра» (1922) сборник «Сопки. Партизанские повести» (1923) – одну из первых книг, посвященных Гражданской войне. В эти же годы Иванов обратился к авантюрно-философской прозе, разрабатывавшейся им на протяжении всей жизни: повесть «Возвращение Будды» (1923), в которой перипетии постепенного уничтожения статуи – монгольской национальной реликвии вырастают до масштабов развёрнутой символической картины. В традициях плутовского романа выдержана повесть «Чудесные похождения портного Фокина» (1924). Написанный совместно с В.Б. Шкловским авантюрный роман «Иприт» (1925) оказался неудачной попыткой выполнить социальный заказ на создание советского детектива («красного Пинкертона»). В сборниках рассказов «Гафир и Мариам», «Пустыня Тууб-Коя» (оба 1926) центральное место занимает восточная экзотика. Поиск новой художественной манеры отразил и цикл «Тайное тайных» (1927): выполненные в строгом и сдержанном стиле рассказы рисуют «тёмный» мир человеческого подсознания; критики обвинили Иванова в иррационализме, следовании теориям А. Бергсона и З. Фрейда. Фантасмагоричны, пронизаны мифологическими аллюзиями романы «Кремль» (1929-1930, полностью опубликован 1990), а также «У» (1931-1933, полностью опубликован 1988), в которых фантомный сюжет служит лишь поводом для псевдонаучных, иронических, сатирических и других авторских отступлений. Роман «Похождения факира» (1934-1935) – своего рода духовная автобиография Вс. Иванова; моделью мироздания и смысловым центром здесь служит образ цирка. В романе «Пархоменко» (отдельное издание 1939), посвященном герою Гражданской войны, биографические сведения преображены авторской фантазией.
Во время Великой Отечественной войны Иванов был военным корреспондентом; на военном материале создал роман «При взятии Берлина» (1945-1946). В тот же период Иванов написал роман «Эдесская святыня» (1946). В 1944 году начат цикл «фантастических» повестей, в которых сопоставлено прошлое и настоящее: «Сизиф, сын Эола» (1944), «Агасфер» (1944-1956), рассказ «Медная лампа» (1944-1956). В позднем романе «Вулкан» (1962, опубликован в 1966) пересекаются два повествовательных плана: идеологическая борьба вокруг архитектурного наследия и ордерной архитектуры (прочитываемая как конфликт И.В. Жолтовского и последователей конструктивизма), осложненная любовной драмой, сопряжена с историей взаимоотношения античных богов. Незавершенным остался роман «Сокровища Александра Македонского» (1940-1962).
Среди других произведений: пьесы «Блокада» (1928), «Двенадцать молодцев из табакерки» (опубликована в 1936), «Ломоносов» (опубликована в 1953); цикл воспоминаний «Встречи с Максимом Горьким» (1946); очерки о поездке в 1948 году по Средней Азии и Казахстану «По родным местам» (1952); серия мемуарных очерков «История моих книг» (1957-1958) – фантазия Иванова на тему собственной биографии, преображающая факты и реалии. Произведения Иванова переведены на многие языки, неоднократно экранизировались.
В послевоенные годы Иванов много выступал как публицист в защиту мира и культуры.
Умер Всеволод Вячеславович Иванов 15 июля 1963 года в Москве.
Неудавшийся преемник Горького
№ 2010 / 36, 23.02.2015
В 1922 году некто В.Львов-Рогачевский назвал Всеволода Иванова в журнале «Современник» новым Горьким. Писатель, похоже, в это быстро поверил и со временем захотел стать его преемником.
 |
| Всеволод ИВАНОВ |
Позже Иванов своему другу – археологу Петру Жаткину представил собственных родителей чуть иначе. Он рассказывал: «Мою мать Ириной Семёновной зовут. Вернусь в Москву, заберу её жить к себе. Горемычная она, неграмотная. Намаялась в жизни… Отец был непоседа, путаник. Куда только он не бросался и чего только не делал! О нём я уже писал и ещё напишу. Почудил за жизнь немало. От матери убегал. И не раз! Как-то Ирина Семёновна приревновала его к какой-то шалой бабёнке. Основания для этого были. И серьёзные. И что, ты думаешь, она сделала? Погналась за ним на санях, когда отец со своей кралей удирал. Из пистолета по нему палила» (цитирую по сборнику «Всеволод Иванов – писатель и человек», М., 1975).
Да, путаником старший Иванов был ещё тем. Но при этом он свободно владел несколькими европейскими и азиатскими языками. Это ведь тоже о чём-то говорит. А вот про мать писатель соврал. Никакой казачкой она не была. Ирина Семёновна выросла в семье ссыльных каторжан – польских конфедератов и до замужества носила фамилию Савицкая. Видимо, в начале 1920-х годов афишировать свою причастность к польским корням было уже опасно.
После начальной школы Всеволод Иванов поступил в Павлодарское сельхозучилище. Но там он продержался меньше года. Бросив учёбу, парнишка устроился помощником приказчика в один из магазинов. Потом его взяли матросом, и он целый сезон провёл в плавании по Иртышу. Затем последовало возвращение в Павлодар и работа в местной типографии. В общем, как утверждал Иванов в своей первой печатной автобиографии, он «с четырнадцати лет шлялся. Был пять лет типографским наборщиком, матросом, клоуном и факиром – «дервиш Бен-Али-Бей» (глотал шпаги, прокалывался булавками, прыгал через ножи и факелы, фокусы показывал); ходил по Томску с шарманкой; актёрствовал в ярмарочных балаганах, куплетистом в цирках, даже борцом».
К началу 1915 года Иванов окончательно перебрался в Курган. Там он напечатал свои первые очерки. Спустя год в соседнем городе Петропавловске одна из газет опубликовала несколько его рассказов. Один из них – «На Иртыше» молодой автор рискнул переправить лично Горькому. В ответ главный защитник обездоленной русской провинции прислал ему обнадёживающее письмо.
Потом случился февраль семнадцатого года. Иванов долго колебался, к кому примкнуть. Уже в 1939 году он, оправдываясь за прошлое, в письме Сталину признался: «Политическое моё развитие тогда стояло на чрезвычайно низком уровне, достаточно сказать, что в марте 1917 года, когда произошёл переворот, представители двух партий, меньшевики и эсеры, в гор. Кургане предложили мне вступить в партию, то я, чтобы не обидеть знакомых, сразу вступил в обе партии, не видя между ними никакой разницы».
Однако через несколько месяцев меньшевики почему-то Иванову отказали в доверии. Якобы им не понравилось, что курганский наборщик выступил против войны. Но скорее причина была в другом: в переходе молодого литератора на позиции эсеров. Косвенно эту версию подтверждает то, что после участия летом 1917 года в профсоюзной конференции работников печатного дела Западной Сибири Иванов остался в Омске и сразу устроился в эсеровскую типографию «Земля и воля». Но у эсеров он тоже не прижился. Уже в 1939 году Иванов, информируя Сталина о своём прошлом, писал: «В 1918 году, при наступлении чехов, я вступил вместе с членами социал-демократов-интернационалистов в красную гвардию и сражался до отхода советских войск из Омска. Меня забыли на охране пороховых складов».
Другими словами, в суматохе Иванов быстро затерялся, решив смутное время переждать у родителей в селе Лебяжье. Но дома ему пришлось пережить ещё одну трагедию, вскользь упомянутую им в 1922 году в «Литературных записках». Я имею в виду гибель отца писателя.
Я, например, до сих пор не могу понять, почему Иванов после 1920 года нигде не вспоминал свой арест в колчаковские времена. Этот факт писатель сообщал лишь однажды, сразу после гражданской войны. В анкете при устройстве на работу в губком он написал: «Был под судом Колчака в 1919 году». Если такое действительно имело место, то почему писатель ничего об этом не рассказал Сталину? Ведь данный факт мог бы его чуть ли не полностью реабилитировать. Раз администрация Колчака собиралась писателя судить, значит, он действительно не разделял взгляды белого движения. Но скорей всего писатель в 1920 году историю с судом выдумал.
Как потом Иванов вывернулся на допросах у чекистов, неизвестно. В первой официальной автобиографии он об этом умолчал, ограничившись лишь следующим этюдом: «Видел растянувшиеся на сотни сажен мёрзлые поленницы трупов. В снегах – разрушенные поезда, эшелоны с замёрзшими ранеными. Видел, как партизаны жгли трупы (закапывать не хватало сил), – один ряд трупов, другой ряд брёвен из изб и так на двухэтажную высоту. И от человечьего дыма небо было словно копчёное. Тупики, забитые поездами с тифозными, и сам я в тифу, и меня хотят соседи выбросить из вагона (боятся заразиться), а у меня под подушкой револьвер, и я никого не подпускаю к себе (выбросят – замёрзнешь, а наш вагон всё же кто-то топил). И так в бреду семь суток лежал я с револьвером и кричал:
А по бокам дороги в крестьянских хлевах награбленные штуки материй. Ветер, словно камни, и простые, как огонь, смерти. И мохноногие мужики, учившие меня не знать страха:
– Коли ты в Бога но веруешь, дави кулаком на сердце и главно дыши, парень, поглубже, чтобы пропотеть. Раз вспотеш, всё можно сделать» («Литературные записки», 1922, № 3).
Убедив чекистов в своей невиновности, Иванов в феврале 1920 года устроился в Татарский уезд инструктором по внешкольному делу. Там, – хвастался писатель, – за открытие школы и избы-читальни в посёлке Брусничном сход подарил ему два мамонтовых клыка.
В Петрограде Иванов дописал свою первую повесть «Партизаны» и отдал рукопись Горькому. Тот тут же предложил открыть ему первый в 1921 году номер журнала «Красная новь».
– Этот новый у вас чистый разбойник! – кричала в ухо Мариэтте Шагинян Вера Дмитриевна, бывшая елисеевская нянька, теперь пестовавшая маленькую черноглазую Мирель, дочь Мариэтты. – Чисто сибирский уголовник, упаси господи! Ефим-швейцар говорит, что узнаёт их сразу, этих каинов.
– Ничего не уголовник, а действительно сибирский, но партизан. С Колчаком сражался, и Сибирский ревком послал его в Петроград учиться, – вразумительно отвечала Мариэтта.
Слух о сибирском партизане, командированном Сибирским ревкомом в Петроград учиться на писателя, быстро распространился в кухне елисеевского дома, но вскоре узнали о приезде нового писателя и в «Петроградской правде», куда он принёс свой первый рассказ о партизанах. Говорили, что это лишь его ранний рассказ, а он написал их много. Все «серапионовские» девушки с нетерпением ждали его появления в комнате Слонимского. Он оказался весёлым, немного застенчивым парнем и, разговорясь, рассказызал необычайные вещи о своей жизни в Сибири, о том, как во время голода в одном районе, в зоне вечной мерзлоты, обнаружили тушу мамонта и ревком отдал её в распоряжение продовольственной управы, которая и распределила мясо по 100 и 150 граммов на человека – в зависимости от категории.
– Но ведь эта мамонтятина лежала в земле не одну тысячу лет! – возражали мы. – Разве можно есть такое старое мясо?
Всеволод Иванов спокойно объяснял, что мороз сохраняет продукты и мясо осталось таким же свежим, как если бы лежало в настоящем леднике. Те из граждан, на чью долю выпало достаточное количество мамонтового мяса – в зависимости от размеров семьи, – делали из него отбивные котлеты, а некоторые даже превращали его в шашлык. Мясо очень вкусное и напоминает медвежатину. Но все эти рассказы были лишь дивертисментом, а когда Всеволод Иванов прочёл свой рассказ «Синий зверюшка» о молодом парне Ерёме, который собрался бежать из сибирской глуши и прийти на помощь людям, но никак не мог вырваться из плена природы сибирской, трижды убегал до Иртыша и трижды возвращался обратно на свой единый человеческий след – а следов зверей было множество – и встал лицом к лицу с кулаком Кондратием Никифоровичем, толстым, как стог сена, – тогда, когда он прочёл всё это, мы слушали эту историю, как волшебную сказку, и даже не разбирали, как она сделана. В тот же вечер Всеволод Иванов был принят в «Серапионы». Новая компания нарекла его Братом Алеутом.
Однако пролеткультовцы считали, что «Серапионовы братья» – чисто буржуажное явление, и потребовали, чтобы Иванов оттуда вышел. Когда бывший сибирский наборщик отказался выполнить это решение, пролеткультовцы объявили ему бойкот.
Кстати, в агитпропе ЦК РКУП(б) тогда витали мысли объединить все лояльно относившиеся к советскому режиму писательские группы в одну литературную организацию. «Было бы хорошо, – писал Сталин Молотову, – во главе такого общества поставить обязательно беспартийного, но советски настроенного, вроде, скажем, Всеволода Иванова» (цитирую по журналу «Источник», 1995, № 6).
Но у Иванова от первых успехов уже успела закружиться голова. До него ещё не дошло, какая власть оказалась в руках Сталина, и он стал артачиться. Писатель, в частности, не принял с ходу предложение Сталина пожить какое-то время на его даче. Засомневался он и в том, писать ли ему предисловие к очередной сталинской книжке. Иванов, видимо, так и не понял, в какую опасную игру он вступил.
 |
| Писатель В.В.Вишневский ведёт трансляцию передачи с Нюрнбергского процесса. Справа писатель В.Иванов. Фото В.Темин |
Первая серьёзная пробуксовка у Иванова случилась в 1923 году: Воронский отверг его новую повесть «Возвращение Будды». Позже Карл Радек честно сказал писателю: «Вы, Всеволод, написали плохую контрреволюционную книжку». Не одобрили красные вожди и рассказ Иванова «Особняк». Набиравшие силу Кукрыниксы увидели в герое писателя мещанина-стяжателя и поместили на него в журнале «На литературном посту» злую карикатуру, выведя цепного пса, который с яростью взялся охранять «собственный» особняк, то есть обычную собачью будку. Злопыхатели даже говорили, будто цепной пёс у Кукрыниксов получился очень похож на самого Иванова.
После этого оставаться в Петрограде Иванов смысла уже не видел. В конце 1923 года он решился на окончательный переезд в Москву. Правда, через три с лишним десятилетия писатель своё бегство в столицу объяснил совсем другими причинами. Он рассказывал: «Дни учения кончились. Пришло время, когда надо много писать, издавать, редактировать, жениться, заводить семью, квартиру, библиотеку, даже и архив» («Наш современник», 1957, № 3).
Не всё просто складывалось у писателя и дома. Он стал много пить. В апреле 1924 года Каверин в письме Лунцу с болью заметил: «Всеволод стал забулдыгой и пьёт». Но в разнос Иванов пошёл не от хорошей жизни. Мало кто знал, что до этого он потерял двух дочерей. Проблеск надежды у него появился осенью 1925 года. 30 ноября Иванов сообщал Горькому: «Сын у меня родился три месяца назад, до него было две дочери, да померли, а он живуч будет, верю, курносый, узкоглазый и весёлый». Но писатель, похоже, сглазил. Понятно, что это очень сильно отразилось и на его отношениях с женой. К 1927 году они фактически были уже чужими людьми. Их не примирила даже родившаяся в 1929 году дочь Мария (она впоследствии стала актрисой Московского драматического театра).
Спектакль имел потрясающий успех. Чего нельзя было сказать о постановке второй пьесы Иванова «Блокада». Она не то чтобы провалилась, просто народ не тронула. Хотя Немирович-Данченко сражался за неё изо всех сил.
 |
| Всеволод ИВАНОВ. Дружеский шарж Кукрыниксов |
Через два года сосед Иванова по даче в Переделкине – Борис Пастернак, оправдывая писателя, заявил, что, да, Иванов «делал подлости, делал чёрт знает что, подписывал всякие гнусности, чтобы сохранить в неприкосновенности свою берлогу – искусство. Его, как медведя, выводили за губу, продев в неё железное кольцо его, как дятла, заставляли, как и всех нас, повторять сказки о заговорах. Он делал это – а потом снова лез в свою берлогу – в искусство. Я прощаю ему».
Чтобы как-то оправдаться перед режимом, Иванов тут же по заказу главной редакции «Истории гражданской войны» взялся писать правоверный роман «Пархоменко». Но это помогло ему лишь отчасти (Сталин летом 1938 года смилостивился и не вычеркнул его из списков будущих орденоносцев, правда, заменив высший орден Ленина на более мелкую награду – орден Трудового Красного Знамени). Сам роман поначалу был удостоен лишь двух сдержанных откликов в военных газетах. Другие издания промолчали. Это натолкнуло Иванова на вывод, «что преступления никакого он не сделал, но что хороший поступок не входит в разрешённый процент славы».
Причина игнорирования литературными изданиями романа Иванова «Пархоменко» стала ясна чуть позднее. Оказалось, всех напугал арест Бабеля. Во время следствия автор «Конармии» дал показания, что Иванов, Илья Эренбург и некоторые другие писатели входили в троцкистскую террористическую группу. Но, как говорили, Сталин якобы дал команду до поры до времени Иванова не трогать. Насмерть перепуганный писатель после этого попытался найти спасение в истории. На материалах тринадцатого века он написал пьесу «Кесарь и комедианты», за которую поначалу очень ухватился Немирович-Данченко, но начальство добро на постановку спектакля так и не дало.
Осенью 1941 года Ивановы были эвакуированы в Ташкент. В Средней Азии он взялся за новую книгу. 6 июня 1942 года писатель констатировал в своём дневнике: «Окончил роман «Проспект Ильича». Испытываю живейшее удовольствие от этого события. Пошёл в гости к генеральше Т., пил и зверски напился. Произносил речи, в которых проскальзывало иногда уничтожение цензуры и Союза писателей. Генеральша, очень милый человек, но страшно боящаяся, как бы писатель «не отколол чего-нибудь», глядела на меня испуганными глазами. Тополь в свиных переплётах, – придумал я в тот день образ, наверное, думая о том, что хорошо бы увидеть свой роман, если не в свином, то хотя бы в малюскиновом переплёте».
Но это письмо на судьбу романа Иванова никак не повлияло. И тогда писатель в порыве отчаяния обратился к Сталину. 21 января 1943 года он в своём дневнике отметил: «Написал, что думал – не важно, что не напечатан мой роман, – мало ли у меня ненапечатанного? – А важно, что подобные действия издателей и редакторов лишают нас, русских романистов, возможности создавать русский роман и выйти с ним на международную арену. Отправил письмо – и задумался, и задумавшись, впал в некое уныние. Может, и не стоило писать, отнимать время у Сталина? Но, с другой стороны, я ведь не предлагаю читать ему моего романа, не прошу его позаботиться о печатании, а сигнализирую о бедствии литературы, на которое, с моей точки зрения, не обращают внимания. Впрочем, вряд ли Сталин обратит внимание на это письмо, и вряд ли оно попадёт ему в такие грозные, для нашего государства, дни».
Но Иванов лукавил. Он знал, что Сталину очень понравилась киноверсия его романа «Пархоменко». Поэтому писатель всерьёз рассчитывал, что вождь непременно поддержит и его новую книгу «Проспект Ильича». Однако письмо дало обратный эффект. Иванову не только не помогли с романом. Его даже обидели с «Прахоменко», вычеркнув из списка соискателей Сталинской премии.
Иванов понял, что он вновь оказался в опале. Выход писатель увидел только один: срочно взяться за книгу о войне. Уже в 1943 году он опубликовал повесть «На Бородинском поле», посвящённую обороне Москвы. Потом после нескольких поездок на фронт Иванов написал пафосный роман «При взятии Берлина». Но событием в литературе эти вещи не стали.
Ещё до войны Иванов задумал роман «Сокровища Александра Македонского». Но вплотную за эту книгу писатель засел только в 1942 году. Спустя два года он отметил в своём дневнике: «Начал писать роман «Сокровища А.Македонского». Мне давно хочется написать приключенческий роман в новом стиле, соединив приключения, психологизм и некоторые размышления философского характера, – насколько, конечно, для меня возможно. И ещё изрядную порцию красивых пейзажей. Так как у меня, – после задушения в течение войны трёх моих пьес и одного романа, нет никакой надежды, что этот роман будет напечатан, я пишу больше для своего удовольствия. Герой – профессор физики Огородников: современный Фауст, человек с гордыней и пытливостью; в гипотезах, ему кажется, что он понял весь мир и может управлять атомами, а пытливость тянет его к работе, думает он также, что способен управлять людьми – софистика поповская, так как это сын дьячка, хвастливо говорящий, что он «учён на медные деньги, а учит на золотые». Он – материалистичен; тогда как соперник его – некий «маг», составитель гороскопов Н.Пурке – тоже материалист, по-своему».
Иванов потом не раз возвращался к этому роману. В архиве писателя сохранилось несколько редакций «Македонского». Одна из них вошла в шестой том собрания его сочинений, который был выпущен в 1976 году.
Важно отметить, что Иванов всю жизнь, начиная с 1924 года, вёл дневники. Константин Паустовский утверждал, что дневники писателя «изумительны по какой-то поразительной образности, простоте, откровенности и смелости. Это – исповедь огромного писателя, не идущего ни на какие компромиссы и взыскательного к себе. Множество метких мест, острых мыслей, спокойного юмора и гражданского гнева. Это – исповедь большого русского человека, доброго и печального».
Правда, я какой-то отваги в этих дневниках не увидел. И дело не только в том, что родственники писателя всегда публиковали записи Иванова с огромными купюрами, опуская прежде всего оценки личного плана. Иванов не скрывал, что писал дневники не столько для себя, сколько для будущих исследователей своего творчества. По сути, он продолжал под видом дневников мифологизировать собственную биографию.
Умер Иванов 15 августа 1963 года в Москве. Похоронили его на Новодевичьем кладбище.