большая зеленина 28 фото и история дома
Дом с мозаичным панно: дом герцога Лейхтенбергского
Дом с мозаикой: доходный дом герцога
Н.Н. Лейхтенбергского в Санкт-Петербурге
(адрес: Большая Зеленина, 28)
Доходный дом герцога Н.Н. Лейхтенбергского находится на Петроградской стороне.
Он расположен по адресу Санкт-Петербург, ул. Большая Зеленина, д. 28, недалеко от станции метро «Чкаловская».
Петроградская сторона, конечно, не может пожаловаться на дефицит замечательных построек ведущих зодчих начала XX века,
и, однако, такого оригинального модерна не встретишь, наверное, больше нигде не только на Петроградке, но и во всем Петербурге.
Неповторимой особенностью этого здания является удивительный мозаичный фриз с индустриальными и природными пейзажами. А причудливые органические формы декора и «глазки» из мозаичных фрагментов вызывают в памяти образы творений Антонио Гауди. Весь облик этого дома нездешний, не северный, он ближе не к петербургским или хельсинкским, а, скажем, к брюссельским, парижским или барселонским собратьям по стилю модерн, хотя, пожалуй, и в Европе аналогов этой своеобразной постройки в стиле ар-нуво трудно найти.
Поговорим для начала об архитектурных особенностях и оформлении фасада доходного дома герцога Лейхтенбергского, созданного по проекту Ф.Ф. фон Постельса (об истории дома, его заказчике и архитекторе читайте ниже). Благодаря оригинальным орнаментальным деталям, это здание давно попало в поле зрения искусствоведов.
Из-за обилия текучих криволинейных форм декора некоторые специалисты даже сравнивают его с работами знаменитого французского представителя архитектуры ар-нуво* Жюля Лавиротта (Jules Joseph Aimé Lavirotte) (1864-1929). Последний в сотрудничестве с керамистом Александром Биго (Alexandre Bigot) создал такие потрясающие образцы парижского модерна, как доходный дом на avenue Rapp, 29 (1901) и отель Céramic Hôtel на avenue de Wagram, 34 (1904).
Эффектный фасад дома герцога Н.Н. Лейхтенбергского выходит на улицу Большая Зеленина.
Хотя фасад по своей структуре решен в классическом симметричном стиле, именно фантастический декор здания делает его произведением искусства.
На упорядоченную архитектурную композицию накладывается монументальная мозаичная картина и затейливый рельефный декор, вспученный, полный жизни.
Основная «изюминка» фасада — это, безусловно, гигантский мозаичный фриз верхнего этажа, состоящий из пяти пейзажных панно, перемежаемых окнами и необычными стеклянными фонариками художественных ателье. Мозаика для этого доходного дома была создана в 1905 году по эскизам художника-архитектора С.Т. Шелкового в мастерской знаменитого русского художника-мозаичиста В.А. Фролова (1874-1942). Напомним, что в мастерской Фролова был выполнен фриз дома Набоковых и здания Общества взаимного кредита в Петербурге, а также мозаики для Спаса на Крови, Феодоровского собора в Пушкине, храма Александра Невского в Таллине, Морского собора Николая Чудотворца в Кронштадте и других религиозных и светских учреждений, особняков и доходных домов.
Мозаичная мастерская Фролова с 1899 до 1918 года работала на Васильевском острове, на Большом проспекте, 64 (на углу с 22-й линией). В 1929 году Фролов и его семья были вынуждены покинуть здание. После этого художник возглавлял мастерскую мозаики Академии художеств. Умер Фролов от голода во время ленинградской блокады. Мастерская Фроловых, основанная отцом и братом Владимира Александровича, прославилась не только высоким художественным качеством работ, но и применением нового способа набора смальт («обратного набора»), значительно ускорявшего и удешевлявшего создание мозаик. Это позволяло украшать мозаикой не только крупные храмы, но и жилые дома — и сыграло решающую роль в возрождении русской декоративной мозаики.
Для доходного дома герцога Н.Н. Лейхтенбергского в мастерской Фролова была изготовлена удивительное огромное мозаичное панно, которое по замыслу художника С.Т. Шелкового практически полностью покрывает верхний этаж здания, заполняя всю свободную поверхность стен, в том числе промежутки между наличниками окон. Этот мозаичный фриз-панорама интересен как выбором сюжета, так и техникой исполнения. Тематика мозаики очень необычна: в русском мозаичном искусстве раньше еще не создавали композиций с подобными картинами — чего стоит один только индустриальный пейзаж с дымящимися фабричными трубами большого города (пейзаж напоминает нам о бурном промышленном развитии Петроградской стороны в начале XX века).
С этим урбанистическим видом мирно соседствуют, перетекая один в другой в виде единой панорамы, остальные мозаичные композиции. Это уже более романтичные пленэрные мотивы: бескрайние просторы полей, холмы, морские дали с парусниками у причала. Если внимательно присмотреться, то на правой крайней мозаике с изображением парусников справа внизу можно заметить букву «Ф» и год «1905»
Что касается техники набора, то новаторское решение В.А. Фролова состояло в том, чтобы использовать беспрецедентно крупные и разнообразные по конфигурации куски смальты. Такой метод получил название техники укрупненного набора и позволил максимально полно раскрыть декоративный потенциал мозаичных пластин неправильной формы, которые, как густые мазки в живописи, создают выразительное рельефное изображение. Определенную роль играет и сама фактура шероховатой поверхности смальты, создающая эффекты преломления и отражения. Мозаичные картины дышат светом и воздушностью, напоминая картины импрессионистов. По величине и рисунку это мозаичное панно не имеет аналогов в Санкт-Петербурге. Оно органично сочетается с архитектурно-скульптурной основой здания; недаром этот дом в стиле модерн называют выдающимся примером синтеза искусств.
Пространство смальтового фриза разделяют четыре трехгранных стеклянных фонарика, предназначавшихся, как уже было сказано, для художественных мастерских. Чередование этих прозрачных пирамид с отсвечивающими мозаичными панно создает дополнительный визуальный эффект. Вдобавок к этому, каждое из пяти мозаичных полотен верхнего этажа «разрывается» окном, позволяя зрителю самостоятельно додумать недостающие фрагменты пазла. Пейзажные мозаики будто сливаются с небом, с воздушно-световым пространством, объединяя дом с его окружением.
Остальные этажи дома оформлены не менее оригинально. Нижний этаж, выделенный широкими витринами магазинов, привлекает внимание центральным порталом. Этот парадный вход окаймлен своеобразным свитком, по бокам которого крупными акцентами горят два круглых солнца с инопланетными «глазками» в окружении изощренно изогнутых лучей-лепестков, напоминающих то ли щупальца монстров, то ли закрученные листья загадочного растения.
Особым украшением главного входа, бесспорно, являются две парящие над дверью женские фигуры, летучие, с развевающимся платьем. Эти изящные девы в стиле ар-нуво обрамляют вздувшееся волной завершение портала.
Три основных (жилых) этажа здания прорезаны равномерно расположенными окнами. Общую вертикаль задают два симметричных округлых эркера и ровный строй пилястр в простенках.
Причудливый рельефный декор сосредоточен в основаниях и завершениях эркеров и в нижней части пилястр, на уровне второго этажа.
Эти текучие, криволинейные, причудливо сплетающиеся орнаментальные мотивы, характерные для ар-нуво, вызывают некоторые ассоциации с органическими формами, хотя прямые аналогии найти трудно
Кому-то здесь видятся стилизованные водоросли, морские коньки и раковины моллюсков, кто-то сравнивает это лепное кружево с пенящейся морской стихией.
Стоит обратить внимание и на мозаичные вставки в завитках этого бурлящего декора. Использованные для них керамические фрагменты неправильной формы напоминают о гаудианской технике тренкадис.
Продолжая морскую тематику, можно заметить, что оригинальные полукруглые наличники (архивольты) окон четвертого этажа напоминают застывшие волны или упруго надутые ветром паруса. Под фонариками мастерских тоже просматриваются завихрения волн. А в неправильных овалах решеток, украшающих балкончики в верхней части эркеров, угадываются то ли стилизованные рыбы, то ли водоросли, то ли паутина.
Капители пилястр кажутся размягченной субстанцией. Они будто плавятся, теряют форму. По сторонам завершающих эркеры балконов причудливо «стекают» сгустки некой вязкой массы, застывающей большими тяжелыми каплями. Оплывающие каплями завитки можно также обнаружить по сторонам окон третьего этажа (заодно стоит обратить внимание на оригинальную выгнутую форм оконных рам).
Весь этот энергичный орнаментально-скульптурный слой составляет неожиданное художественное единство со строго упорядоченной архитектурной основой
Что касается интерьеров доходного дома Н.Н. Лейхтенбергского, то в свое время они также были оформлены в стиле модерн (ар-нуво). От былого великолепия осталось не так уж много. В частности, в парадной можно увидеть плавно округленную изразцовую печь знаменитого финского завода Åbo. Другими покалеченными свидетелями прошлого являются увитые растительным орнаментом решетки основной лестницы и лихо закрученная винтовая лестница, ведущая на чердак (см. фотографии тут). Также можно заглянуть в два внутренних двора и обратить внимание на окна художественных мастерских на верхнем этаже.
История доходного дома герцога Н.Н. Лейхтенбергского
Доходный дом герцога Н.Н. Лейхтенбергского был построен в 1904–1905 годах и стал первой крупной работой молодого зодчего Ф.Ф. фон Постельса. Проект малоизвестного архитектора оказался столь удачен, что это произведение стало одним из лучших и самых оригинальных зданий в стиле модерн во всем Санкт-Петербурге.
Несколько слов о создателе этого чуда архитектуры архитекторе Постельсе и его заказчике — герцоге Н.Н. Лейхтенбергском.
Ф.ф. фон Постельс
С 1920 года Постельс жил в США (в Нью-Йорке), где работал над исследованиями по вопросам перспективы, преподавал, выступал в качестве архитектора-консультанта и рисовальщика. В эмиграции архитектор изменил написание своей фамилии на «де Постельс». К сожалению, архитектору не удалось повторить свой первый успех, и на новой родине он не создал ничего столь же значительного и оригинального, как доходный дом герцога Лейхтенбергского в Петербурге. В 1930-х годах Постельс состоял членом Объединения русских архитекторов в Праге. С 1946 года был представителем в США Общества охранения русских культурных ценностей. Ф.Ф. фон Постельс скончался в 1960 году. В некрологе, написанном А. Кирилловым, справедливо сказано, что «хотя Ф.Ф. жил в Америке с 1920 г. и многим ей обязан, однако, полный расцвет таланта и духовного развития он получил в старой императорской России». Дом на Большой Зеленина, 28, был построен архитектором фон Постельсом для светлейшего герцога Николая Николаевича Лейхтенбергского (Nikolaus de Beauharnais, Herzog von Leuchtenberg) (1868-1928). Герцог происходил из известной ветви французского дворянского рода Богарне (Beauharnais): его потомком был пасынок Наполеона Бонапарта, сын его жены Жозефины 1-й герцог Лейхтенбергский Евгений Богарне. Николай Николаевич Лейхтенбергский также был внуком великой княгини Марии Николаевны, дочери Николая I (она была супругой Максимилиана Лейхтенбергского, внука Жозефины, мецената и попечителя Максимилиановской больницы). Ф.Ф. фон Постельс, проект фасада доходного дома герцога Н.Н. Лейхтенбергского (1904):
Н.Н. Лейхтенбергский с 1891 года жил в Санкт-Петербурге, служил в Преображенском полку, позднее отличился в Первой мировой войне и был награжден за храбрость шашкой, завещанной Скобелевым. В дни государственного переворота герцог Н. Н. Лейхтенбергский выполнял обязанности флигель-адъютанта при низложенном императоре Николае II [17]. Он дежурил при царе и был свидетелем всего происходившего как в ставке верховного главнокомандующего, так и в Пскове в момент отречения царя от престола. После революции герцог Лейхтенбергский стал активным участником Белого движения и вскоре эмигрировал. В 1918 году он поселился на юге Франции и занялся виноделием. Именно он создал и прославил сорт «вино Богарне». Кроме того, будучи еще и талантливым музыкантом, Николай Николаевич участвовал в учреждении Донского хора имени Платова и некоторое время им руководил.
Н. Н. Лейхтенбергский
Герб герцогов Лейхтенбергских
Между прочим, уместно будет вспомнить, что в двух шагах от дома Лейхтенбергского, на углу Большой Зелениной улицы и Геслеровского переулка (ныне Чкаловский проспект), происходит место действия драмы А. Блока «Незнакомка» (1906).
Эти сведения нам предоставила жительница дома, Наталья Павловна Касаткина.
Забытую жемчужину архитектуры модерна удалось включить в программу «Фасады Санкт-Петербурга», и в 2007 году была проведена весьма качественная реставрация фасада, включая потрясающее мозаичное панно.
Жительница дома на Большой Зеленина, 28, прислала нам несколько интереснейших фотографий изразцовых печей.
Также мы получили замечательные снимки интерьеров здания (включая потолочный декор комнат) и фото мастерской художника изнутри.
Снимки были сделаны в 2003 году при участии правнука мозаичиста Фролова, автора мозаик на фасаде дома.
Результатом была маленькая заметка в журнале «Красный», где дом на Большой Зеленина сравнивался с венским зданием.
Дом Герцога Лейхтенбергского
Одним из самых замечательных зданий Петроградской стороны по праву можно назвать доходный дом герцога Лейхтенбергского по Большой Зелениной, 28. Построенный в 1905 году по проекту Фёдора Фёдоровича фон Постельса, стал одним из самых необычных памятников петербургского модерна. Во многом — благодаря огромному мозаичному фризу. Фриз этот украшает подкровельную часть выходящего на улицу парадного фасада. Мозаика покрывает всю верхнюю часть фасада, прерываясь лишь оконными проёмами и фонариками, проливающими свет в пространства художественных мастерских.
История появления в России герцогов Лейхтенбергских необычна. Первым владельцем этого титула был пасынок Наполеона, сын императрицы Жозефины от давнего брака с казнённым во время революции виконтом, Евгений де Богарне (1781–1824). Наполеон любил опираться на поддержку родственников и сделал пасынка вице-королём Италии. В 1812 Евгений возглавлял один из вторгшихся в Россию французских отрядов, а затем — вместе с основным войском — продвигался в сторону Москвы. Любопытное происшествие случилось, когда отряд новоявленного итальянского вице-короля занял расположенный близ Звенигорода Саввино-Сторожевский монастырь. Неожиданно ему, католику и почти что революционеру, является ночью некий старец и предрекает, что тот вернётся домой невредимым, если защитит монастырь от разграбления. Испуганный Евгений даёт команду остановить грабёж, а в старце наутро по изображениям на иконах признаёт самого основателя обители — св. Савву Сторожевского. По воспоминаниям потомков вице-короля тогда же святой старец предрёк, что в лице своего сына он ещё вернётся в Россию…
Евгений Богарне в 18-летнем возрасте. Он — адъютант Наполеона во время Египетской кампании.
И действительно, в отличие от многих других наполеоновских генералов, Евгений возвращается во Францию без единой царапины, а после низвержения Наполеона хотя и теряет титул итальянского вице-короля, но счастливо избегает коснувшихся многих приближённых и родственников свергнутого императора репрессий. Он был женат на дочери Баварского короля Максимилиана I Амалии, и тот, за деньги, доставшиеся Евгению в качестве компенсации за отказ от вице-королевского звания, уступает ему титул герцога Лейхтенбергского.
Иоганн Генрих Рихтер. Портрет Евгения Богарне.
На смертном одре принц Евгений рассказывает своим детям о странном происшествии, случившемся с ним в России. Но дети и думать не думают о далёкой северной стране. Младшего из них в честь деда-короля назвали Максимилианом (1817–1852). Неожиданно в 1835 году после скоропостижной смерти от фолликулярной ангины скончавшегося через 2 месяца после свадьбы с португальской королевой Марией II да Браганса брата Августа, Максимилиан наследует герцогский титул. Это был тогда блестящий молодой офицер-кавалерист, который вёл в Германии рассеянную жизнь, пользуясь своим родством с баварским королевским домом. Впрочем, на Баварской службе он достиг звания командира кавалерийского полка и был одним из претендентов на Бельгийский престол. И вдруг всё переменилось для него.
Два портрета великой княжны Марии Николаевны, в первом браке — герцогини Лейхтенбергской, княгини Романовской. Слева акварель П.Ф. Соколова. Мария — совсем ещё девочка, но сколько серьёзности в её голубых глазах! Справа портрет работы Карла Брюллова. Образ холодной светской красавицы
Старшую и любимую дочь Российского императора Николая I звали Марией. По воспоминаниям современников она была до странности похожа на своего отца. Тот же властный нрав, тот же решительный взгляд серо-голубых, немного на выкате глаз… Николай так любил дочку, что и представить себе не мог, что когда-нибудь ей, как всякой великой княжне, придётся выйти замуж за иностранного принца и навсегда покинуть Россию. А значит, нужно было найти такого принца, который бы согласился оставить родину и принять Российское подданство. Вот тут-то Мария Николаевна и знакомится с Максимилианом. Он был влюблён настолько, что поспешил продать свои владения в Папской области и Наварре и на вырученные деньги приобрести себе имение в Тамбовской губернии. Свадьба состоялась в июле 1839 г. В подарок молодым Николай подарил сразу два дворца: Мариинский на Исаакиевской площади в Петербурге и загородный в Сергиевке близ Петергофа.
Молодой Максимилиан Лейхтенбергский.
С годами герцог Максимилиан Лейхтенбергский увлёкся естественными науками. У него была собственная лаборатория в здании Главного Штаба Гвардии. Он покровительствовал изобретателю гальванопластики физику Якоби и на собственные средства создал для него мастерскую, где по методу Якоби изготавливались статуи для Исаакиевского собора. Не те, что снаружи, а те, что украшают собор изнутри, и которые нужно было сделать максимально более лёгкими. Как и все родственники императорской семьи, герцог много занимался благотворительностью. И поныне об этом напоминает название Максимилиановской больницы. В 1839 герцог назначен почётным членом Академии Наук. С 31/XII-1848 он становится управляющим Института Корпуса горных инженеров (нынешний Горный институт). Герцог Максимилиан способствовал геологическому изучению России. Увы, во время одной из своих инспекционных поездок на Уральские заводы он сильно простудился и вскоре умер от обострения туберкулёзного процесса.
Герцог Максимилиан в 1849. Он серьёзно болен туберкулёзом. Карл Брюллов. Портрет написан на Мадейре, где в тот момент лечились оба.
Потомки герцога Максимилиана и великой княжны Марии Николаевны жили в России до самой революции. Они составили особую ветвь родственников Императорской династии и помимо герцогского титула многие из них титуловались князьями Романовскими и Их Императорскими Высочествами.
Старшим сыном герцога Максимилиана и отцом хозяина дома на Большой Зелениной был герцог Николай Максимилианович Лейхтенбергский (1843–1890), унаследовавший интерес к естественным наукам и бывший в 1865–1890 президентом Российского минералогического общества. Не смотря на больную ногу, он успешно служил в кавалерии и в должности командира гусарской бригады принимал участие в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Пользовался громадной симпатией императора Александра II, который любил его больше, чем других племянников и брал с собою в поездки по России. Блестящему положению герцога при дворе повредил тайный морганатический брак с дочерью коллежского секретаря Сергея Петровича Анненкова Надеждой Сергеевной Акинфьевой (по первому браку). Не смотря на то, что, в конце концов, Александр II простил своего любимца, он, обидевшись, перебрался в Германию и жил, в основном, в доставшемся по наследству от тётушки — Бразильской императрицы — замке Штайн. Там герцог Николай пристрастился к морфию и преждевременно скончался в 1890 году.
Герцог Николай Максимилианович Лейхтенбергский.
От этого брака родилось двое сыновей. Хозяин дома на Большой Зелениной, герцог Николай Николаевич Лейхтенбергский (1868–1928), был старшим. Он вернулся в Россию и поступил в гвардию. С 1891 служил в Лейб-гвардии Преображенском полку, с 1912 полковник и адъютант Его Императорского Величества. Участвовал в Первой мировой войне, награждён за храбрость шашкой, завещанной М.Д. Скобелевым для вручения «первейшему полковому герою». В отставку вышел в чине генерала, но ещё во время службы стал хозяином нескольких домов в Петербурге, приносивших ему неплохой доход.
К строительству дома на Большой Зелениной герцог привлёк тридцатилетнего архитектора Фридриха Августа (или Фёдора Фёдоровича, как звали его на русский манер) фон Постельса (5/IV-1873–5/V-1960). Это был настоящий «русский немец», родившийся в Петербурге в лютеранской семье директора Лесного института Фёдора Александровича (Фридриха Христиана Александра) фон Постельса. В Императорской Академии Художеств учился Фёдор с 1893 года у Леонтия Николаевича Бенуа, и влияние этого мастера, одного из создателей петербургской ветви северного модерна, отчётливо прослеживается в его работах. Дом герцога Лейхтенбергского стал второй по времени и, пожалуй, самой значительной работой молодого архитектора. Увы, в результате революции, Россия потеряла этого художника, как и многих других своих сыновей, расстрелянных, сгинувших в лагерях или искавших счастья на чужбине. В смутное послереволюционное время фон Постелсу удалось пробраться в Крым, а оттуда эмигрировать сначала в Швейцарию, а затем и в США. С 1920 года он жил и работал в Нью-Йорке. В 1923 году открыл собственную студию художественных иллюстраций «Studio of Theodore A. De Postels». Преподавал перспективу, работал в общественных городских учреждениях в качестве рисовальщика и архитектора-консультанта.
Во многом дом на Большой Зелениной — типичный для Петербурга доходный дом. Шесть этажей, выходящий на улицу парадный фасад и два классических «двора-колодца», несколько облагороженных, впрочем, устроенными в их центрах сквериками. Надо сказать, однако, что предубеждение против дворов-колодцев в значительной степени — результат недоразумения. Конечно, квартиры, выходившие на улицу, стоили дороже. Но именно комнаты, смотревшие в тихие закрытые дворы, были идеальным местом для обустройства спален, кабинетов и прочих помещений, подходивших для частных, отвращённых от уличной суеты сторон человеческой жизни. Особенностью дома герцога Лейхтенбергского было то, что верхние его этажи предназначались для сдачи в наём художникам с обустройством в них художественных мастерских. Пространство под крышею прорезалось гигантскими застеклёнными световыми окнами, на переднем фасаде оформленными в виде фонариков-эркеров, которые должны были улавливать столь дефицитный в нашем городе солнечный свет. Наверное, герцог не забывал, что знаменитые его бабушка и дед были в своё время Президентами Академии Художеств. Разумеется, должен был напомнить об этом и протянувшийся через весь парадный фасад фриз.
Пять панно были созданы по эскизам Сергея Тимофеевича Шелкового (1870 — после 1919) в знаменитой мозаичной мастерской В.А. Фролова, прославившейся благодаря работам в храме Спаса-на-Крови. Тематика мозаик в доме герцога Лейхтенбергского, однако, совсем иная. Это пейзаж, где-то сельский, где-то индустриальный, с заводскими трубами, реками, парусниками, полями и горами. Необычны по форме и размеру огромные куски смальты, использованные для создания мозаики. Понятно, что расчёт делался на то, что рассматривать её будут издалека — с противоположной стороны улицы. Разделённые лишь фонариками мастерских, панно превращаются в гигантскую панораму, представляющую почти бесконечное пространство единой России. Это не какой-то конкретный пейзаж, но как бы выхваченные прожектором постимпрессионистической живописи фрагменты общероссийского ландшафта. Тут видятся и серовские виды центральной России, и сарьяновкие пейзажи Кавказа; и промышленные пейзажи конструктивистов, и просушенные на южном ветру кузнецовские марины.
В нижней правой части последнего панно буква «Ф» (монограмма фирмф Фроловых) и год создания (1905).
Очень характерен для эпохи модерна и украшающий стены здания лепной орнамент. Он напоминает не то фантастические цветы, не то загадочные морские организмы, не то виньетки из билибинских иллюстраций к русским народным сказкам. В этом же стиле выполнены и балконные решётки, оконные наличники, десюдепорты, барельефы, заполняющие межоконные пространства. Соответствуют новому искусству начала XX века и две женские фигуры, обрамляющие вход в центральную парадную. Своей лёгкостью, какой-то устремлённостью к небесам, дом напоминает не столько памятники традиционно тяготеющего к Скандинавии северного петербургского модерна, сколько работы Гауди или французского ар-нуво…
Благодаря своим мастерским, дом привлекал художников. Здесь жили и работали скульптор-анималист Артемий Лаврентьевич Обер (1843–1917), интереснейший живописец Василий Иванович Шухаев (1887–1973), примыкавший к «Миру искусств»; скульптор-реставратор А.А. Рассадин, семья художников Рутковских — Николай Христофорович (1892–1968), известный благодаря своим плакатам и открыткам советской поры и работам в театре, и его жена — Варвара Аркадьевна Раевская-Рутковская (1895–1974); автор прекрасных пейзажей советского Ленинграда Александр Петрович Коровяков (1912–1993); прославившийся своими зарисовками времён Великой Отечественной войны и считающийся автором «знамени победы» Василий Алексеевич Бунтов (1905–1979) и его сын скульптор Борис Васильевич Бунтов (1935–2001); живописец и автор посвящённых Ленинграду литографий Лидия Ивановна Гагарина (1902–1984). Ещё одним предреволюционным жильцом дома был отец известной революционной писательницы, возлюбленной Гумилёва, Раскольникова, Радека и многих иных Ларисы Рейснер (1895–1926) — юрист, революционер, один из авторов первой советской конституции Михаил Андреевич Рейснер (1868–1928).
В годы советской власти дому споспешествовала обычная коммунальная судьба. Он порядком обветшал. Нельзя сказать, чтобы о нём совсем забыли: время от времени появлялись какие-то публикации, дом упоминали в справочниках и путеводителях. Но официально в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность» он был включён только в 2001 году. Серьёзного капитального ремонта в доме не было, но выходящий на Большую Зеленину знаменитый фасад был отреставрирован в 2007 году. Вроде бы планируется реставрация дверей парадных и восстановление кованых ворот во двор. Но ведь главная проблема у всех питерских домов одна: отсутствие хозяина или хотя бы отвечающего за элементарный порядок дворника…
Петроградская сторона — настоящий заповедник петербургского северного модерна. Давно пора начать относиться к этому району города так же серьёзно, как и к Адмиралтейской части. Нужно окончательно запретить здесь, как и в исторической части Васильевского острова, снос старых зданий и строительство отвратительных, никак не вписывающихся в архитектурную ткань Петербурга монстров. Как показала история со сбитым демоном на Лахтинской улице, мы вспоминаем, о памятниках культуры лишь в случае событий экстраординарных. Да и то не на долго. Мы привыкли к красоте и не замечаем её вокруг нас. Если мы хотим сохранить для потомков наш, неповторимый, сказочный, мистический Санкт-Петербург, нам надо учится видеть его вокруг нас, удивляться каждый раз заново его красоте и — познав, открыв для себя в очередной раз эту красоту — сделать всё, чтобы сохранить её на века.