Райские яблоки высоцкий о чем стих

«Райские яблоки» или душевные муки Высоцкого

Сегодня я бы хотел обратить ваше внимание на одно из самых известных и в то же время трагичных произведений Высоцкого под названием «Райские яблоки». Думаю, многие из вас с ним уже знакомы, а те, кто не знаком, может ознакомиться ниже:

Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем.
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем.
Не скажу про живых, а покойников мы бережём.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок —
И ударит душа на ворованных клячах в галоп!
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Прискакали. Гляжу — пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап у ворот на ворота глядел.

Как ржанёт коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал, и гриву заплёл.
Седовласый старик что-то долго возился с засовом —
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить — и ушёл.

И огромный этап не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва, — оглушило малиновым звоном!
Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел.

И апостол-старик — он над стражей кричал-комиссарил —
Он позвал кой-кого, и затеяли вновь отворять.
Кто-то палкой с винтом, поднатужась, об рельсу ударил —
И как ринулись все в распрекрасную ту благодать!

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Пётр-старик — он апостол, а я остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок.
Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?
Мне — чтоб были друзья, да жена чтобы пала на гроб,
Ну а я уж для них наворую бессемечных яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах,
А тем временем я снова поднял лошадок в галоп.
Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок —
И за это меня застрелили без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,
Кони — головы вверх, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!

Далее идёт сравнение вожделенного рая с исправительным лагерем. Так, апостол Петр выступает в роли комиссара, а надсмотрщиками являются ангелы. Ударом в рельсу в советских лагерях объявляли подъем и отбой, а обращение «малина, братва» и выражение «беспредел» – явно жаргонные.

Образ распятого Иисуса тоже имеет определенный смысл – становится понятно, что это точно не рай, а скорее тюрьма. Подтверждение этому находим в начальных строках последней строфы: райские сады автор прямо называет гиблыми и зяблыми местами, откуда нет пути обратно. Райские яблоки сторожат и без промаха стреляют за попытку их сорвать. Это вызывает ассоциации и с легендой о запретном плоде, и с часовыми на лагерных вышках.

Заканчивается произведение строками о повторной смерти, когда герой, посягнув на «запретный плод», погибает и возвращается из рая.

Таким образом, проанализировав смысл стихотворения, мне хочется сказать, что Высоцкий истиным счастьем считал жизнь на земле, в кругу близких и дорогих ему людей, а само понятия рая, как места, куда стремится душа после смерти, он отрицал.

Советую вам посмотреть современную интерпретацию этого, на мой взгляд, гениального произведения.

Источник

[инфо] Семантический анализ песни «Райские яблоки» В. С. Высоцкого

Песня «Райские яблоки» — одна из наиболее глубоких и трагичных баллад В.С. Высоцкого, сложность которой увеличивается из-за того, что наряду с библейскими и общечеловечески значимыми образами в ней присутствуют образы исторические — реалии советской эпохи, которая уже стала историей.

В песне наблюдается несколько ассоциативных цепочек и образов, позволяющих соотнести данное стихотворение русского барда с другими его произведениями, со стихотворениями других поэтов, а также с элементами внелитературной социокультурной полисистемы.
Первым из этих образов, несомненно, является путь — дорога в рай, куда, по мнению теологов, должна стремиться человеческая душа. Но, раем, оказывается, «балуют» прежде всего (а может быть лишь только) «убиенных»:

Убиенных щадят,
Отпевают и балуют раем…

Именно поэтому субъект текста Высоцкого выражает желание быть убитым: «чтобы в спину ножом».

Итак, наш герой умирает и начинается его путь в рай. В «Райских яблоках» душа отправляется в рай на ворованных конях. Мотив коней, доставляющих субъект текста в царство теней, встречается и в других текстах Высоцкого, упомянем здесь песню «Кони привередливые». Отметим, однако, что в песнях этого автора в рай можно добраться также на самолете или поезде, но никогда — пешком. Это, конечно, подчеркивает динамику движения, чему способствует и наблюдаемая в стихотворении оппозиция: «В грязь ударю лицом/ Завалюсь… » — «И ударит душа/… в галоп», заключающая в себе игру слов, основанную на многозначности лексемы «ударить», обозначающей, в первом случае, падение человеческого тела (завалиться в грязь лицом), его движение вниз, переход в состояние статики, и, во втором случае, — движение человеческой души вверх, динамику (галоп).

Обратим внимание и на то, что душа ударяет в галоп на ворованных клячах, то есть на старых, плохих, заморенных лошадях, которые только в раю превратятся в коней. И именно тройка коней («как ржанет коренной») несется обратно, на землю:

И погнал я коней
Прочь от мест этих гиблых и зяблых.
Кони головы вверх,
Но и я закусил удила.

Клячи превращаются в коней, движение вниз, на землю — и в галоп ввысь, в рай, который, в свою очередь, превращается в…

Следующая цепочка ассоциаций связана именно с раем, то есть с местом, в которое прибывает душа, где растут яблоневые сады. Образ садов и яблонь тесно связан с человеческими представлениями о потусторонней жизни и о рае. В нашем воображении рай ассоциируется с садом, в котором, в иудео-христианской традиции, растет дерево с запретным плодами — яблоками. Связь с именно этим образом подсказывают слова субъекта текста, везущего яблоки своей Еве:

Понад пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу

Небезынтересно отметить, что в греческой мифологии также находим образ сада, в котором растут яблони, — это сад Гесперид, где зреют золотые яблоки. Сад сторожит змей Ладон, убивающий всех, пытающихся сорвать яблоки. Украсть их удается одному лишь Геркулесу.

В раю Высоцкого растут яблоки, они оказываются запретными плодами: они необычные, их сторожат, а воров убивают. Процитируем:

В дивных райских садах
Наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат
И стреляют без промаха в лоб.

Итак, яблоки, растущие в дивных садах, в кущах-садах, как называет их поэт, должны быть необычными. Они: бледно-розовые, мороженые, бессемячные. Остановимся на вызываемых благодаря этим определениям ассоциациях. Первое из них, «бледно-розовые яблоки», является самым нейтральным, хотя вызывает некоторое беспокойство, так как ассоциируется с холодом, неспелостью. Эта ассоциация развивается в дальнейшей части текста, когда бледные яблоки превращаются в мороженые:

Вот и кущи-сады,
В коих прорва мороженых яблок…;

Я набрал, я натряс
Этих самых бессемячных яблок.

Бессемячность не обязательно объясняется райским происхождением: если в раю холодно (зяблые места) — яблоки недозрели из-за холода. Обратим внимание и на то, что бессемячные, незрелые, мороженые блоки бесплодны. В свою очередь, бесплодность перекликается с неродящим пустырем, куда прибывают ворованные клячи. На неродящем пустыре могут расти только бесплодные яблони, в зяблых местах родятся замороженные плоды, и рай, изображенный Высоцким, выглядит совсем не по-райски:

Прискакали — гляжу:
Пред очами не райское что-то,
Неродящий пустырь
И сплошное ничто, беспредел.
И среди ничего
Возвышались литые ворота

Наш «рай» начинает постепенно превращаться в знакомый образ известных всем советских лагерей. В нем появляются стражи, запертые ворота, этап. Стражи сторожат райские сады и стреляют в ворующих яблоки — «стреляют без промаха в лоб». Ворота не открываются. Огромный этап ждет у ворот, молчит и только пересаживается с коленей на корточки. Это очередное перевоплощение, наблюдаемое в стихотворении, — молящаяся, упавшая на колени у входа в рай толпа душ превращается в этап, в толпу лагерников, которые, сидя на корточках, ждут у входа в лагерь, в закрытую зону:

И огромный этап
Не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг
С занемевших колен пересел.

Вернемся еще к воротам. В раю их открывает святой Петр. В рассматриваемой песне теоретически это тоже так. Но, оказывается, что они так сильно заперты, что Петр не может открыть ворота, и чтобы это сделать, должен превратиться в комиссара. Ворота открываются, но и они все меньше напоминают ворота в рай: засов, который трудно было отодвинуть, оказывается рельсой:

И апостол старик,
Он над стражей кричал, комиссарил…
…
Кто-то палкой с винтом,
Поднатужась, об рельсу ударил,
И как ринулись все

а ведь в ГУЛАГе именно в рельсу ударяли, объявляя, например, подъем, или же конец работы.

Здесь необходимо отметить еще одну игру слов и еще одно преобразование, связанное со звуком, издаваемым рельсой. Один из куплетов песни Высоцкого начинается словами:

Здесь малина братва,
Оглушила малиновым звоном.

С одной стороны, малина, обозначающая что-нибудь очень приятное, сочетается с малиновым, то есть приятным, мягким, звоном колоколов. С другой стороны, следующим звеном этой ассоциативной цепочки вляется звук, издаваемый рельсой, в которою ударяют винтом. Звон колоколов отождествляется со звоном рельсы, и последний становится малиновым. В таком контексте довольно саркастически звучат слова «распрекрасная благодать», которыми субъект текста характеризует рай-лагерь — место, куда «ринулись все» ожидающие у ворот, весь «огромный этап».

Рай-лагерь в «Райских яблоках» напоминает ад. Сходный образ замечается и в других текстах русского барда, например, в песне «Переворот в мозгах», где читаем:

Давно уже в раю не рай, а ад,
Но рай чертей в аду уже построен.

Причем в «Перевороте…» Бог сам спускается на землю, желая вторичного распятия:

Не рай кругом, а подлинный бедлам!
Спущусь на землю! Там хоть уважают!
Уйду от вас к людям ко всем чертям,
Пущай меня вторично распинают!

В «Райских яблоках» второе распятие свершилось. Кроме ворот, яблок, стражей, апостола Петра в раю должен ведь пребывать Спаситель. И он здесь появляется, но в этом деформированном раю-лагере-аду он может лишь висеть над кругом (над зоной?), так как все повторяется и все возвращается на свое место (на круг):

Все вернулось на круг,
И распятый над кругом висел.

И субъект текста, мечтающий о том, чтобы у него были друзья и любящая жена, решает украсть для них яблок и бежать назад, на землю, несмотря на то, что живых здесь особенно не балуют

Не скажу про живых,
А покойников мы бережем

Конечно, этому «воскресению» способствует также любовь женщины, для которой субъект текста ворует яблоки, которой везет их из «рая», — любовь женщины, которая ждала его «даже из рая»:

Вдоль обрыва с кнутом
Понад пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу.
Ты меня и из рая ждала.

Эти слова напоминают два известных русских стихотворения. Одним из них является произведение Константина Симонова «Жди меня», а в частности слова: «Жди меня, и я вернусь, только очень жди». Второе — это одна из самых популярных песен Высоцкого, «Кони привередливые», где читаем:

Вдоль обрыва по-над пропастью, по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю.

Поэт использует в песне еще другой образ, ассоциирующийся с одним из его стихотворений, — образ оплавляющихся свечей:

В онемелых руках свечи плавились,
Свечи плавились, как в канделябрах.

Во-первых, эти слова порождают перекличку с песней Высоцкого под заглавием «Оплавляются свечи»:

Оплавляются свечи
На старинный паркет.
Дождь стекает на плечи
Серебром с эполет.

Во-вторых, они создают образ, сочетающийся с элементами церковной обрядности, например со звоном колоколов, который запечатлен в тексте (малиновый звон), а свечи — типичный элемент пространства православной церкви. В-третьих, они продлевают цепочку ассоциаций, связанных с онемелостью (окаменелостью) попавших в рай. Эта онемелость начинается в момент, когда субъект анализируемого текста видит огромный молчащий этап, у которого «занемели колени» и который

Не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг
С занемевших колен пересел.

Итак, люди-души онемевают в прямом и в переносном смысле этого слова. «Занемевшие колени» и «онемелые руки» в то же время ассоциируются с окаменелостью толпы, что можно связывать и с холодом, ассоциация с которым возникает у читателя и при упоминании мороженых блок.

Источник

muzejsveta

Братский Музей Света

КАЖДУЮ ЛАМПОЧКУ СВЕТ УБИВАЕТ!

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

И огромный этап не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва,- оглушило малиновым звоном!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.

И апостол-старик — он над стражей кричал-комиссарил —
Он позвал кой-кого, и затеяли вновь отворять.
Кто-то палкой с винтом, поднатужась, об рельсу ударил —
И как ринулись все в распрекрасную ту благодать!

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Пётр-старик — он апостол, а я остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок.
Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб,
Ну, а я уж для них наворую бессемечных яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах,
А тем временем я снова поднял лошадок в галоп.
Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок —
И за это меня застрелили без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,
Кони — головы вверх, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала

Юра! Как ты можешь восхищаться такой ересью дьявольской? Вот уж поистине, хитёр дьявол в своём искушении! Храни тебя Бог и дай просветление разуму твоему, друг мой! Вот крещусь и прошу у Бога, чтобы вразумил тебя и помог понять мои слова и не отвергать их сразу.
Если у тебя есть какое-то иное, благое толкование этого дьявольского стихотворения, я готов выслушать и внять убедительным аргументам. Потому, Юра, Высоцкий для меня и не поэт. От дьявола он, а дьявол поэтом быть не может. Он может быть только автором, т.е. прикидываться поэтом и убеждать силою своего обмана (а это СМИ, большинство которых в руках нехристианских, а, сам знаешь чьих) нас в обратном.

Источник

«Песня о райских яблоках» – история инициации Поэта

Кто он, этот герой?

И вдруг — это сливается убийство в среде уголовников («в спину ножом») с древнерусским страстотерпчеством: «убиенных щадят» (это парадоксально, ведь их уже не пощадили и убили!) и «балуют раем». Страстотерпцы-князья, Борис и Глеб, и другие — это те же викинги, по крови, но не по духу. Они настолько круто повернули от идеалов своих прадедов, что не боялись показаться бессильными жертвами. Да и Сам Христос — Его бессилье в другой песне было исключением для всего того, что герой Высоцкого (или сам Владимир Высоцкий) «не любил» — а точнее, ненавидел, за «сломанные крылья» и «бессилье».

Вот и герой-вор становится то ли страстотерпцем, ударяющим в грязь лицом, принимающим позу страстотерпца, красиво лежащего, как на картине — а сам в это время обхитрил всех — «и ударит душа на ворованных клячах в галоп».

Вор-психопомп, вор-гонец между мирами, вор — ворующий диво из горнего мира и приносящий его в мир дольний. Кто это? Гермес? Прометей? Или мелкий воришка, который мечтает, чтобы он в смерти сделался великим и прекрасным, как боги Греции, как герои Вальхаллы, герои Ригведы, обхитривший «хитрости хитрецов»? Или — ставший прекрасным после своей смерти, героем, что мчится за яблоками в рай, чтобы принести дар на землю — тем, кто любил его? Или и тем, кто не берег его при жизни? Друзья ведь часто не берегут, и жена на гроб падет, а при жизни не всегда поймет глубину твоей души. Вор после страстотерпчества исполнился дерзновения и помчался в рай?

…А может быть, это не очень благоразумный разбойник, что рванулся в рай, по обещанию Христа? Не очень благоразумный разбойник, который решил хитростью, сам, стать спасителем — не всего мира, но друзей и жены?

Бог здесь не правит и не отпирает

Вор-психопомп, хитрец-шаман, певец и хитрец, ходящий между мирами, добирается до места. А там все иначе, чем он представлял, затевая свое плутовство. Там — ничто. Там неплодная земля, даже нельзя сказать, что это земля.

Коренной, главный конь издает внезапное дикое ржание — но наездник владеет конями — он, словно настоящий философ у Платона, удерживает непокорного вороного коня, земную, человеческую часть свою, но не силой, а лаской.

Старик, которого сложно узнать герою, не может войти в ворота, не может их открыть. Он не имеет власти здесь. Это старик — бессильный бог, который здесь не имеет никакой власти. Бог здесь не правит и не отпирает. «Праздный бог», «deus otiosus», ушедший на покой творец миров у неписьменных народов, которые и не молятся Ему, а общаются с духами? Да и не рай это вовсе. Это как земля, только печальнее.

Куда же путешествовал сам герой, вор-Гермес? Он совершил путешествие не за пределы этого мира, а в этом мире, он был вознесен не в божественном, а в шаманском экстазе, на неизвестно откуда взявшихся неотмирных (ворованных) лошадях поднимающийся в верхний мир. Верхний мир шаманской религии — вовсе не рай, это просто странное место, часть земли. Он, возможно, далеко на севере, где близко Полярная звезда, как сад Гесперид, как страна гипербореев, только там — в отличие от легенд — суровая и страшная правда-ложь северной зоны.

Божий Сын здесь осмеян и оболган — Он «не прижат к Мадонне», Богородице, а «как в хоромах холоп», не на своем месте, Он здесь не играет никакой роли, Он бессилен в Своем Распятии. И «висит над кругом» Распятый, все возвращается не на круги своя, а на воровской круг. Это пародия не только на рай, но и на Вальхаллу, над которой на ясене Иггдрасиль висит великий хитрец и ходок между мирами бог певцов Водан-Один, заплативший за таинственное знание своей жертвой.

Это воровская псевдо-Вальхалла, сюда попадают шпана и ворье, и все тут по воровским мелким законам, не по суровым законам викингов-язычников, и не по закону Христову. Миры преходят, и все заканчивается вот этим то ли верхним, то ли нижним ярусом шаманского мирка, словно ярусной тюремной койки.

Высоцкий в спектакле «Гамлет». Фото: ТАСС

Только сильные шаманы возвращаются живыми из мира мертвых. Слабые шаманы погибают и остаются там. Неудачливый ходок между мирами, «остолоп» не сумел украсть яблок — мальчишеское озорство или подвиг Геракла? Или это какой-то поступок, обратный поступку Адама? Но ведь такой поступок, обратный тому, что сделал Адам, совершил… кто? «Да не взыщет Христос — рву плоды ледяные с дерев… Вот и яблок принес, их за пазухой телом согрев…»

И кажется, что он с самого начала догадывался, что здесь все — ненастоящее, и с самого начала понял, что Бог не узник этого лагеря, что Он — на его стороне, и вздыхает: «Удалось, Бог ты мой. береженого Бог бережет». Он верит в Бога, невидимого, в ужасе и отчаянии этого адского рая, райского ада, шаманского беспросветного мира.

Он — Адам, и спасает яблоками жену, которая, несмотря ни на что, ждет его и из рая, превратившегося в душный и лживый ад. Он — неудачник и вор, но к тому же певец и поэт, — возвращается из испытания древним героем, прообразующим своими подвигами, о котором рассказано поэтическим языком мифа, те великие дела, которые еще увидит юный мир-дитя.

Он вернулся из путешествия между мирами как тот, кого можно назвать «христианином до Христа».

И это — история великой инициации Поэта, ибо только ему дано песней вывести из холода всех — и Эвридику, и умершие, замерзшие яблоки жизни.

Райские яблоки

Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем, —
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок —
И ударит душа на ворованных клячах в галоп,
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок…
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Прискакали — гляжу — пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап — тысяч пять — на коленях сидел.

Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.
Седовласый старик слишком долго возился с засовом —
И кряхтел, и ворчал, и не смог отворить — и ушел.

И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва, — нас встречают малиновым звоном!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб, —
Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок…
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Петр Святой — он апостол, а я — остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок…
Но сады сторожат — и убит я без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых, —
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя я везу: ты меня и из рая ждала!

Комментарии

Райские яблоки — В мире книг, 1986, № 11. Вариант названия — «Песня о райских яблоках».
Ранние варианты содержали следующие строфы при разном их сочетании и расположении:

Седовласый старик — он на стражу кричал, комиссарил, —
Он позвал кой-кого — и затеяли вновь отворять…
Кто-то ржавым болтом, поднатужась, об рельсу ударил —
И как кинутся все в распрекрасную ту благодать! ‹…›

В онемевших руках свечи плавились как в канделябрах,
А тем временем я снова поднял лошадок в галоп, —
Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок —
И за это меня застрелили без промаха в лоб. ‹…›

Все вернулось на круг, ангел выстрелил в лоб аккуратно.
Неужели им жаль, что набрал я ледышек с дерев?!
Как я выстрелу рад! — ускачу я на землю обратно, —
Вон и яблок везу, их за пазухой телом согрев. ‹…›

Источник текста: Владимир Семенович Высоцкий. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Песни. 1971-1980

Источник

Объясните смысл песни Высоцкого «Райские яблоки».

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва,- нас встречают малиновым звоном!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.

И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых,-
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя привезу: ты меня и из рая ждала!

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

И апостол-старик — он над стражей кричал-комиссарил —
Он позвал кой-кого, и затеяли вновь отворять.
Кто-то палкой с винтом, поднатужась, об рельсу ударил —
И как ринулись все в распрекрасную ту благодать!

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Пётр-старик — он апостол, а я остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок.
Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб,
Ну, а я уж для них наворую бессемечных яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах,
А тем временем я снова поднял лошадок в галоп.
Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок —
И за это меня застрелили без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,
Кони — головы вверх, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!

Мы уйдём, но пока мы утех не чураемся плотских,
Так приход своей смерти сейчас не особенно ждём.
Надо это понять, иногда пел Владимир Высоцкий,
Мы, чтоб слушать его, по старинке винил заведём.

После жизни живём? Верит всякий по своему в это.
Наше творчество что? Заполненье душевных пустот.
А когда мы умрём, вам стихи будут всем от поэтов,
Люди станут читать, нас бессмертными сделает то.

Источник