Региональная держава что это
Региональная держава
Такое положение региональных держав в макрорегионе подобно положению великих держав (сверхдержав) в общемировом масштабе.
Связанные понятия
Африка — второй по численности населения и по величине континент после Евразии. Площадь Африки (включая острова) — 30 221 532 км². Африка занимает 6 % от полной поверхности Земли, и 20,4 % от полной площади суши. Население Африки — 1 037 694 509 человек (в 2011) и это составляет приблизительно 14 % всемирного населения. Общее число государств и зависимых территорий в Африке — 62 (из них 54 независимых). Сюда входят 10 островных, 16 внутриконтинентальных и 37 государств с широким выходом в моря и.
Упоминания в литературе
Связанные понятия (продолжение)
Потенциа́льные сверхдержа́вы — государства, которые находятся в процессе превращения в сверхдержаву, и могут достигнуть этого статуса в XXI веке. Распространено мнение, что Соединённые Штаты Америки являются единственным государством в мире, соответствующим определению сверхдержавы, хотя некоторые эксперты говорят, что США могут потерять этот статус в ближайшее время либо уже потеряли и что Китай уже практически реализовался как экономическая и военная сверхдержава, которой осталось только признать.
Ко Второму миру относятся бывшие социалистические страны (формально страны Восточного блока), которые формировали или в значительной степени находились под влиянием СССР. После Второй мировой войны сформировалось 19 коммунистических государств, а после распада Советского Союза осталось лишь пять социалистических государств: Китай, КНДР, Куба, Лаос и Вьетнам. Вместе с понятиями «Первый мир» и «Третий мир», этот термин используется для деления государств на Земле на три широкие категории.
Европа — одна из шести частей света, образующая вместе с Азией крупнейший по площади и по населению материк Евразия. Площадь Европы — 10 млн км², население — 730 млн человек.
Американская империя (англ. American imperialism) представляет собой термин, указывающий на политические, экономические, военные и культурные влияния США. Концепция американской империи впервые была популяризирована в результате испано-американской войны 1898 года.
Региональная держава
Региона́льная держа́ва — условное, неюридическое обозначение государств, которые благодаря своему экономическому и военному потенциалу оказывают определяющее политическое влияние на систему международных и международно-правовых отношений в отдельных макрорегионах (частях континентов) Земли, значительно превышающее таковое у соседних государств вплоть до региональной гегемонии. [1] [2] Такое положение региональных держав в макрорегионе подобно положению великих держав в общемировом масштабе.
Содержание
Определение
Существование региональных держав отражает многополярность всего современного мира и полярность самих макрорегионов. Чаще всего (кроме нескольких случаев когда региональная держава является также великой) региональные державы играют важную роль в макрорегионе, но не в мировом масштабе.
Европейский консорциум политических исследований определяет региональную державу как: «Государство, принадлежащее географически определённому региону, доминирующее в этом регионе в экономических и военных понятиях, способное оказывать гегемонирующее влияние в регионе и потенциально в мировом масштабе, склонное использовать для этого свои сильные ресурсы, признаваемое или даже почитаемое как региональный лидер своими соседями». [1]
Немецкий институт глобальных и локальных исследований утверждает, что региональная держава должна:
Современные региональные державы
Ниже приведены по макрорегионам и в алфавитном порядке государства, расцениваемые как региональные державы в официальных международных отношениях и политологами, аналитиками и прочими экспертами. Эти государства в большой степени отвечают вышеприведённым критериям региональных держав, хотя различные эксперты имеют несколько разные мнения о том, какие государства являются региональными державами. Региональные державы, являющиеся одновременно великими державами, выделены.
Россия: сверхдержава или держава региональная?
Спор о том, какой статус выбрать для РФ — всемирный или региональный, исходит из ошибочного предположения, что уж вторая роль обеспечена заранее.
Вот одно из определений понятия «региональная держава»: «Государство, доминирующее в своем регионе в экономическом и военном отношении и признаваемое или даже почитаемое как региональный лидер своими соседями». Есть и более замысловатые формулы. Но смысл ясен: то, что сверхдержава делает в мировых масштабах, держава региональная вершит в кругу своих послушных и понятливых соседей.
Россия в последние годы вернулась к супердержавным играм, хотя и по сокращенной в сравнении с советскими временами программе.
По доброму обычаю давать советы, пусть даже высшее начальство вовсе их не спрашивает, умеренное крыло наших аналитиков, экспертов и знатоков жизни рекомендует пореже идти на глобальные риски и сосредоточиться на делах региональных.
Ссылаются на то, что Россия в роли естественного лидера окружающих ее стран будет ласковее приниматься мировым концертом держав и одновременно извлечет больше выгод из давних и надежных связей с соседями.
А теперь из умозрительного мира перейдем в реальный.
Сначала — пара «регионально-державных» иллюстраций.
Кроме исполнения своих всемирных функций, Соединенные Штаты являются заодно региональной державой по отношению к своим соседям — Канаде и Мексике. Это подразумевает интеграцию экономик (особенно с Канадой), перемещение рабочей силы и просто переселенцев (особенно из Мексики), теснейшие торговые связи и, наконец, определенную политическую оглядку двух упомянутых стран на своего великого соседа. Все это, вместе взятое, и складывается в гегемонию США на североамериканском континенте.
Чтобы не утонуть в подробностях, напомню только, что Канада для США — первый по значимости торговый партнер, а Мексика делит с Китаем второе—третье места. С другой же стороны, две трети товарооборота Канады, как и Мексики, приходятся на США. Попытки нового американского президента прижать мексиканцев сразу по нескольким линиям хотя и возымеют кое-какой эффект, но вряд ли приведут к радикальной перестройке отношений. Система прочна и в целом работает.
Другой случай — Германия. Помимо того, что эта страна — столп Евросоюза, она взяла на себя особую роль в хозяйственных отношениях с соседями на юге и востоке. У непосредственно с ней граничащих Польши, Чехии и Австрии треть товарооборота приходится на Германию. У Венгрии и Словакии, географически менее близких, — четверть. У Румынии — пятая часть. Даже в торговле далекой Болгарии немцы тоже на первом месте, хотя их отрыв от прочих ее партнеров не так велик.
Как видим, Германия в экономическом смысле довольно уверенно взяла под крыло всех бывших советских восточноевропейских сателлитов (Австрия, напомню, тоже наполовину была таковым).
Вот два примера действующей региональной гегемонии. Чтобы было с чем сравнивать.
А теперь посмотрим на составные части предполагаемой российской гегемонии на постсоветском пространстве.
Такими частями должны были бы стать: экономические и человеческие связи, а также вышеупомянутое «признаваемое или даже почитаемое лидерство».
С лидерства и начнем. Несомненно, страх, внушаемый Россией своим соседям, сейчас выше, чем когда-либо за последние четверть века.
Но страх и почтение — разные вещи. Да и распределен этот страх в разных дозах и формах. Балтийские страны укрылись под сенью НАТО. Украина тратит все больше денег на свою армию. Узбекистан полагается на собственное многолюдство и на расстояния, отделяющие его от российских границ. А если взять коллектив центральноазиатских стран в целом, то во всех их расчетах присутствует мысль, что без согласия Китая никакие силовые перемены в этих краях уже невозможны. В Азербайджане, Грузии и Молдавии тоже предполагают, что в случае чего им есть на кого опереться.
Существенно также и то, что военно-политический блок ОДКБ, задуманный как объединение сателлитов России, включает всего пять бывших советских республик (Белоруссию, Казахстан, Армению, Киргизию и Таджикистан), и при этом ни в одной кризисной ситуации не проявил себя как коллектив российских союзников.
Правящий режим Белоруссии, формально самой близкий и самый зависимый из всех, ведет самостоятельную игру и в настоящий момент находится в худших отношениях с Москвой, чем когда-либо. Конфликты с Казахстаном упрятаны под ковер, но они велики и с годами не рассасываются.
Роли реальных российских форпостов играют лишь Таджикистан и Армения, причем только потому, что там дислоцируются военные базы.
К этим двум форпостам можно добавить Абхазию, Южную Осетию, Приднестровье и ДНР-ЛНР — российские протектораты, статус которых оформлен по-разному или вообще никак не оформлен.
Для военно-политического контроля над постсоветским пространством этих небольших, малочисленных и лишенных внешнего признания опорных пунктов совершенно недостаточно. Для большинства постсоветских соседей Россия — не «почитаемый лидер», а просто сильный и совершенно непредсказуемый игрок, наводящий на мысли о принятии мер предосторожности.
Теперь — о человеческих связях. Укрепляются они или слабеют?
В Казахстане накануне распада СССР русских было столько же, сколько казахов (по 6 млн с лишним). Сейчас их втрое меньше (3,6 млн). В Узбекистане число русских за это же время упало с 1,6 млн до 0,6 млн. В Киргизии — с 0,9 млн до 0,4 млн.
Вытеснение русского языка из официального оборота, из бытового обихода, с уличных вывесок и т.п. идет с разной скоростью, но ни в одной из стран не поворачивается вспять. Повсеместно молодежь хуже владеет русским (если вообще хоть сколько-нибудь владеет), чем предыдущее поколение.
Человеческие связи экс-метрополии с бывшими провинциями обеспечиваются сегодня лишь многомиллионной массой гастарбайтеров, продолжающих, хоть и в меньших масштабах, чем раньше, прибывать в Россию. Это важный фактор, но явно недостаточный, чтобы заменить другие. А других нет.
И, наконец, экономические связи.
Сначала перечислю бывшие советские республики, хозяйственная зависимость которых от России потеряла критический характер или вообще приблизилась к нулю. Таких девять из четырнадцати: Эстония, Латвия, Литва, Молдавия, Украина, Грузия, Азербайджан, Узбекистан, Туркмения. Подавляющее большинство жителей постсоветского пространства живет в странах, хозяйственно отпавших от «региональной державы».
Особенно впечатляют две вещи.
Во-первых, разрыв экономических связей с Украиной, который еще года четыре назад казался даже теоретически невозможным. А сейчас, при всей противоречивости и запутанности оценок, на Россию приходится от одной десятой до одной седьмой украинской торговли. Это уровень Литвы, давно и окончательно от нас отделившейся.
Во-вторых, прорыв Китая в Центральную Азию. Тут широкий спектр вариантов. Туркмения переключила свои связи полностью, и от Москвы не зависит нисколько. В Казахстане Россия и Китай экономически присутствуют примерно на равных. А Киргизия, в целом лояльная Москве и получающая оттуда вспомоществование, в торговом смысле замкнута больше на Китай. Самая многолюдная центральноазиатская страна, 32-миллионный Узбекистан, хозяйственно партнерствует и с Китаем, и с Россией, и с Казахстаном. И только Таджикистан материально замкнут не столько на торговлю, сколько на экспорт рабочей силы к нам.
В дальнейшем расклады в регионе вряд ли могут измениться в пользу России. Слишком быстро увеличивается экономический отрыв Пекина от Москвы. Если посмотреть с китайской стороны, то и Центральная Азия, и Россия — это просто граничащие с Китаем земли, естественным порядком вовлекаемые в сферу его влияния.
Превращению Китая в «региональную державу» в таком весьма невыигрышном для России понимании мешает пока боязнь нескольких центральноазиатских режимов целиком подпасть под иностранный контроль. Маневрируя между Москвой и Пекином, они сохраняют свободу рук. Но ведь это свобода от обеих великих держав. В этом весь ее смысл.
Ну и напоследок. По самым последним подсчетам, на все страны СНГ (к которым, напомню, по инерции причисляют и Украину) приходится только 12,9% российской торговли (это ниже, чем товарооборот США с одной Мексикой) и меньше 10% российской внешней торговли услугами. Бывшие меньшие братья по СССР не просто разбегаются кто куда. Они еще и не имеют особой ценности как рынки — отчасти из-за причуд Москвы, отчасти по объективным причинам. Россия богаче соседей, но, как и они, технологически не продвинута. Партнеры с обеих сторон мало что могут дать друг другу, кроме сырья. А сырье нынче не такой уж дефицит.
Образ «региональной державы» — это умозрительный конструкт, не менее далекий от сегодняшних реалий, чем конкурирующий с ним образ «глобальной державы», навеянный ностальгией по СССР.
Спор о том, в каких краях надо показывать молодецкую удаль — в дальних или в ближних, во всех или только в некоторых, — это типичный ложный выбор, призванный отвлечь от мыслей о том, что наша страна не выйдет из стагнации, пока не сосредоточится на внутренних своих делах.
Зачем Обама назвал Россию «региональной державой»?
Мало кто обратил на это внимание, но Обама, выступая на недавней пресс-конференции в Брюсселе, не только сообщил об исключении России из Большой восьмерки, но и назвал её «региональной державой», которая создает проблемы своим соседям.
Главное здесь, конечно, то, что президент США попытался публично лишить Россию звания великой державы, переведя её в категорию региональных.
Видимо, это главная пропагандистская и психологическая находка нынешних американских советологов.
Материалы по теме
Что интересно?
То, что при Ельцине, когда в Вашингтон отсылались на утверждения проекты госбюджета России, и до последнего времени, в том числе и при Путине, США называли Россию великой державой.
А вот в Москве существовала целая группа политологов (многие активны и до сих пор), которые утверждали, что Россия это не СССР и она уже «по факту» превратилась в региональную державу, перестав быть и глобальной, и мировой, и великой.
И эти политологи предлагали нам с этим смириться.
А тем, кто с ними спорил по этому поводу (я, например) говорили: вы ничего не понимаете, это у вас фантомные боли, смиритесь с реальностью.
Но американцы публично продолжали тешить тщеславие Ельцина (чтобы он делал то, что им нужно) подтверждением того, что он возглавляет великую державу.
То же продолжалось и при Путине, хотя сами американцы реально великой державой Россию уже не считали.
Интересно то, что Россия является великой державой фактически официально и по определению:
1) как постоянный член Совета безопасности ООН;
2) как одна из двух ядерных сверхдержав;
3) исторически (как и другие европейские великие державы — Великобритания, Франция и — несмотря на поражение во Второй мировой войне — Германия).
Но, надо думать, Обама своим новым определением России пытался не только однократно уязвить нашу страну или лично Путина.
Скорее всего, это сигнал к началу пропагандистской кампании в западных и иных подвластных американцам СМИ, а также к руководителям всех стран НАТО и Евросоюза, каковые, включая Германию, являются, что теперь уже очевидно, подчинёнными американцев, — начать постепенную ДИПЛОМАТИЧЕСКУЮ кампанию по снижению статуса России как великой державы.
В этом смысле и смехотворные заявления Яценюка о необходимости вывести Россию из числа постоянных членов Совета безопасности ООН, а главное — и, казалось бы, самое несерьезное — о готовности Украины занять место России в СБ ООН и в Большой восьмёрке, это не «шутка украинского юмора», как я пару дней назад об этом выразился, а пробный шар, запущенный Яценюком с подачи американцев.
Так что Кремлю и Смоленской-Сенной нужно приготовиться к отнюдь не шутейной продолжительной операции по дискредитации России как страны, якобы фактически не являющейся великой державой.
Если моя версия верна, то в ближайшее время руководители ещё двух-трёх государств (одно обязательно из Европы) тоже публично назовут Россию «региональной державой».
И то же, естественно, начнут делать СМИ США, Великобритании, увы — Германии, Франции и Польши. Ну и некоторых малых стран Европы. Каких, догадаться нетрудно.
Россия: региональная или мировая держава
Самым дискуссионным в рассматриваемом контексте является вопрос о том, остается ли Россия после распада СССР великой державой, способной конкурировать на мировой арене на равных с другими великими державами. Разумеется, всякие причитания и заклинания о величии нации и государства, характерные в последние годы для нашей публицистики, да и научной литературы, в принципе не прибавляют ни величия, ни престижа. Здесь уместно вспомнить слова Т.Манна, который как-то сказал: «несчастна страна, которая нуждается в героях». Перефразируя этот тезис, можно было бы сказать: несчастен народ, который на всех углах кричит о своем величии.
Но все же для ущемленного, задетого в своем чувстве национальной гордости народа озабоченность своим местом в сообществе стран и народов неизбежна и естественна. В этом плане, как мне представляется, не по правилам играют те западные аналитики, которые не прочь (причем нередко и не к месту) поиронизировать относительно такой озабоченности россиян. Однако нельзя забывать, что это удел любой имперской державы, пережившей поражение и унижение национального достоинства (неважно, реальное или воображаемое).
Вместе с тем нельзя забывать, что народ, который одержим гордыней за свое величие и воображаемое превосходство над другими народами, равно как и народ, который ожесточен и озлоблен из-за унижения национального достоинства, не способен верно оценить свое реальное положение в мире, свои истинные интересы, цели, миссию. В.Соловьев не случайно подчеркивал, что историческому народу, если он хочет жить полной национальной жизнью, необходимо перерасти самого себя, «уйти в интересы сверхнациональные, в жизнь всемирно-историческую», ибо любование самим собою, самоугождение и самопоклонение способствуют не укреплению народного духа, а наоборот, его ослаблению и разложению.
Подлинную национальную идею нельзя смешивать с ее национал-шовинистической, великодержавой профанацией. Национальная идея заключает высший смысл существования и предназначение данного народа. Она утверждается и легитимизирует себя не через отрицание или развенчание культур или идеалов других народов, а через устремленность на созидание, творческое освоение всего жизнеспособного и позитивного из наследия этих народов.
Эти предостережения не потеряли свою актуальность и в наши дни, особенно в свете того, что некоторые современные авторы в поисках оригинальных путей социального и политического переустройства России не прочь чрезмерно преувеличивать фактор ее самобытности и особого пути развития. Более того, многие наши публицисты так называемого патриотического направления взяли в качестве руководства к действию мысль Ф.М.Достоевского, который усматривал миссию России в том, чтобы спасти и обновить Европу. Большинство из них склонны предлагать различные варианты проектов, выдвигавшихся в 20–30-х годах представителями евразийства.
Нет сомнений, что Россия может сохранить свое величие, лишь оставаясь Россией. Ни одно государство не способно добиться экономического подъема и роста благосостояния народа без использования национальных ресурсов, как материальных, так и духовных. Но вместе с тем нельзя не отметить ущербность трактовок России в терминах ее принадлежности либо к Востоку, либо к Западу, либо же как синтеза их обоих без раскрытия при этом сущности самого синтеза. В современном мире вообще не совсем конструктивна сама мысль о западной или восточной ориентации и соответствующих приоритетах во внешнеполитической стратегии России, поскольку нынешние реальности таковы, что, как выше говорилось, много Востока присутствует на Западе и еще больше Запада — на Востоке.
Ныне Россия занимает не просто полуокраинное по отношению к мировым центрам положение, как это было до первой мировой войны, или положение одного из двух полюсов в двухполюсном миропорядке послевоенного периода, а срединное пространство между Европой, Дальним Востоком и мусульманским миром. В то же время она является центром притяжения стран постсоветского пространства, тем самым составляя ось новой группировки стран и народов, которые, строго говоря, не образуют единый географический регион.
В силу этих факторов для России речь может идти не просто о военной безопасности, а о безопасности во всех ее аспектах и измерениях: глобальном, региональном, национальном, а также экономическом, социальном, экологическом, информационном, политическом. С данной точки зрения следует считать неправомерной альтернативу: или глобальная внешняя политика, или реформы внутри страны. Для наращивания последних отнюдь не обязательно свертывать внешнеполитическую активность. Они вполне могут совмещаться и дополнять друг друга. Главная задача внешнеполитических служб России состоит в том, чтобы обеспечить стабильное и безопасное окружение для решения проблем, связанных с формированием и утверждением новой социально-экономической и государственно-политической системы.
В современном мире для реализации прочных широкомасштабных торгово-экономических, политических, культурных и иных связей с различными странами или регионами ни Россия, ни какая другая великая держава не нуждается в каких-либо буферах или посредниках в традиционном их понимании. Например, Кавказ или Ближний Восток не следует рассматривать как некий форпост той или иной державы или пассивный объект притязаний третьих стран, поскольку они сами постепенно приобретают статус активных участников мировой политики, отстаивающих собственные законные интересы. В то же время при оценке реалий региона или страны необходимо отказаться от буквалистски понимаемого принципа игры с нулевой суммой, в соответствии с которой экономическое, культурное или иное проникновение другого государства в сферу традиционных интересов, скажем России, автоматически и обязательно ущемляет интересы последней. С этой точки зрения то, что Турция и Иран соперничают на Кавказе или в Средней Азии, явление совершенно естественное.
С учетом всего сказанного в рассматриваемом контексте, как мне представляется, речь должна идти о переоценке ценностей, а не о выборе либо восточного, либо западного пути развития. Проблема России состоит в том, что ей приходится решать еще не дореализованные аспекты модернизации (создания гражданского общества и правового государства, полноценного и самоосознанного гражданина, среднего класса и т.д.) в условиях приспособления к реальностям перехода развитой зоны современного мира на рельсы постмодернистского развития.
Иначе говоря, необходимо концентрировать внимание на поисках собственного пути с национальным обликом в условиях окончания современности и наступления постмодерна, когда западоцентристское понимание и соответственно развитие современного мира уже нельзя считать единственно возможныеми и единственно состоятельными.
Если в начале реформ для России курс на модернизацию означал ориентацию однозначно на «вхождение в Европу», то осознание революционных изменений в области информационной и телекоммуникационной технологии, полицентричности современного мира, наличия в нем не одного, а многих центров, располагающих необходимыми нам знаниями, технологиями и финансовыми ресурсамим, открывает гораздо более широкие возможности приобщения к передовому опыту и интеграции в мировое хозяйство, причем с учетом национальных интересов.
Нельзя не затронуть еще один момент. Некоторые зарубежные и отечественные авторы как заклинание повторяют тезис, что Россия, потеряв статус великой мировой державы, может существовать лишь в качестве региональной державы. Возникает вопрос: в каком именно регионе России суждено действовать в качестве региональной державы? Анализ реального положения показывает, что для России актуальны Европейский, Ближневосточный, Средневосточный, Центрально-Азиатский, Азиатско-Тихоокеанский регионы, а также Ближнее зарубежье. Для мирового баланса сил важное значение имеют отношения по линиям: Россия — страны Европейского союза, Россия — НАТО, Россия — США, Россия — Китай, Россия — Япония, Россия — страны Ближнего Востока, Россия — СНГ и др.
На протяжении всей своей истории геополитические контуры России характеризовались исключительно высокой подвижностью. Россия испытывала постоянные территориальные приобретения и потери, но постепенно более или менее ясно вырисовывалась главная тенденция — неуклонное расширение ее геополитического пространства, будь то мирными или силовыми средствами. К концу XIX–началу XX в. границы России приобрели, возможно за некоторыми исключениями, свои естественные очертания.
Здесь можно провести аналогию с США, которые, преодолев громадные расстояния от атлантического побережья до Тихого океана, к концу XIX в. приняли нынешние свои контуры. Сложившийся геополитический расклад открывал перед Россией благоприятные перспективы как для социально-экономического и политического развития, так и для общения в мировом сообществе. Она стала одновременно европейской, азиатской и азиатско-тихоокеанской, континентальной и океанической державой. Поэтому ключевым направлением в политической стратегии России стала установка на стабилизацию геополитического статус-кво, сохранение и закрепление сложившегося баланса мировых сил. И сейчас при всех понесенных потерях Россия остается одновременно европейской, азиатской и азиатско-тихоокеанской, континентальной и океанической державой. В Европе Россия стала страной, по своему весу и влиянию равной Великобритании или Франции. В Восточной Азии она занимает, во всяком случае в военно-политическом отношении, место, эквивалетное тому, которое занимает, скажем, Китай. При всех очевидных модификациях ситуации и возможных оговорках нельзя забывать, что в современном мире еще никто не отменял роли силы и соответственно военной мощи. С этой точки зрения Россия, стоящая на втором месте в мире по ядерной мощи, способна при необходимости бросить вызов любому противнику как на Востоке, так и на Западе, как на Юге, так и на Севере. На нынешнем этапе в военно-политическом плане только Россия способна противостоять США, претендующим на роль единственной глобальной державы. Со значительной долей уверенности можно сказать, что в большинстве ведущих регионов Москва пока что остается военно-стратегическим тяжеловесом, а с выходом из экономического кризиса этот статус неизбежно укрепится.
Необходимо также отметить, что величие государства определяется не только наличием в каждый данный момент сугубо материальных стандартов жизни. Как отмечал И.Ильин, великодержавие того или иного государства «определяется не размером территории и не числом жителей, но способностью народа и его правительства брать на себя бремя великих международных задач и творчески справляться с этими задачами. Великая держава есть та, которая, утверждая свое бытие, свой интерес, свою волю, вносит творческую, устрояющую правовую идею во весь сонм народов, во весь «концерт» народов и держав».
С данной точки зрения немаловажное значение имеет целый комплекс других параметров, таких как интеллектуальный, духовный, научный, технологический и т.д. вклад страны в мировое развитие, а также ее собственный потенциал и творческие возможности в этих сферах. Перспективы России во всех этих аспектах не столь проблематичны, как этого хотелось бы противникам (как зарубежным, так и отечественным) ее великодержавности. При этом нельзя упускать из виду, что любые крупномасштабные события и преобразования в России неизменно оказывали и продолжают оказывать существенное влияние на положение дел во всемирном масштабе.
Это определяется прежде всего тем, что Россия занимает особое, уникальное положение в геополитической структуре современного мира. Она раскинулась на огромных пространствах, образующих своеобразный становой хребет, соединяющий Европу и Азию в единый евразийский континент. Достаточно взглянуть на политическую карту, чтобы убедиться в том, что уже сам геополитический размах России прямо-таки обрекает ее на статус мировой державы. И на западном, и на восточном, и на южном направлениях внешняя политика России приобретает стратегическое измерение. Особую важность геополитическое положение России в нынешних реальностях приобретает в силу ее близости к некоторым из наиболее опасных очагов и эпицентров национально-территориальных конфликтов.