Россия подписала но не ратифицировала что
Арбитражный порядок в эпоху Великой перезагрузки
В программе ПМЭФа одновременно были заявлены две юридические сессии. Чтобы никто не обратил внимания на что-то важное и интересное, выложи это на самом видном месте – подробное описание сессии о рассмотрении инвестиционных споров на площадке БРИКС было размещено на официальном сайте форума. Большинство московских и петербургских юристов не захотели разбираться в деталях и выбрали уже ставшую традиционной сессию о доверии к национальной юрисдикции. К тому же там выступал генеральный прокурор Российской Федерации Игорь Краснов. Некоторые москвичи вполголоса пересказывали шутку о том, что на стенде Генеральной прокуратуры на ПМЭФе зафиксирован рекордный объем сделок со следствием.
Тем временем в другом зале ученые из Санкт-Петербургского университета – ректор Николай Кропачев и декан юридического факультета Сергей Белов – представляли изящную концепцию создания нового арбитражного института. Министр юстиции Константин Чуйченко даже назвал ее революционной. Суть концепции заключается в следующем: страны БРИКС должны принять две конвенции – о взаимной защите инвестиций и капиталовложений и о создании арбитражного института. Особое внимание предложено уделять обязательной процедуре медиации перед рассмотрением каждого спора, механизмам внутренней апелляции по каждому решению и возможности исполнения решений независимо от национальных судов. При этом авторы надеются исключить дисбаланс интересов инвесторов и государств, а также решить проблему ограниченности круга лиц, вовлеченных в процесс арбитражного разбирательства. Арбитраж не должен зависеть от национальных правовых систем и судов по месту рассмотрения споров. Кроме того, предлагается дистанционный характер арбитража, позволяющий ускорить процедуру рассмотрения спора.
Институт инвестиционных споров уходит корнями в колониальное прошлое: его основная задача – обеспечить равенство между инвесторами из так называемых развитых стран и государствами из числа развивающихся (лукавый термин, ведь развитие – процесс бесконечный). Первоначально и сама процедура, и формирование состава арбитража отличались прямолинейностью и были направлены на защиту интересов прежде всего инвесторов из стран-метрополий. Сложившийся арбитражный порядок повлиял и на формирование правовых систем стран, прежде являвшихся колониями. В них причудливо переплетаются элементы романо-германской и англосаксонской правовых систем. Что характерно, из числа государств, входящих в БРИКС, лишь Россия и Китай (за исключением отдельных территорий) никогда не являлись колониями западных держав.
А потом все изменилось: некогда могущественные западные империи стали беднее или вовсе исчезли с географической карты, государства прежде периферийного Востока, наоборот, становились сильнее и богаче. Усложнялась и система инвестиционного арбитража, но ее суть оставалась неизменной. Вспомним хотя бы, как Индийский арбитражный совет не рекомендовал руководству своей страны подписание Вашингтонской конвенции 1965 г. о порядке разрешения инвестиционных споров между государствами и иностранными лицами. Индийские юристы исходили из перекоса правил Международного центра по урегулированию инвестиционных споров (ICSD) в пользу развитых стран и невозможности контроля решений индийскими судами даже в случае нарушения публичных интересов.
Глава РФПИ Кирилл Дмитриев во время своего выступления в рамках сессии справедливо обратил внимание на бюрократичность и архаичность англосаксонской системы права, популярной в арбитраже, особо подчеркнув, что бизнесу необходимы доверие, отсутствие политизации споров и высокая технологичность.
И все же решит ли создание нового арбитражного центра все накопившиеся проблемы? Вопрос непростой. Авторы проекта исходят из того, что конвенция будет открыта к подписанию всеми государствами. Но подавляющее большинство других стран уже присоединилось к Вашингтонской конвенции. И хотя именно страны БРИКС (кроме Китая, поставившего свою подпись, но сделавшего оговорку об ограничении споров, передаваемых на рассмотрение ICSD) ее не подписали, их мотивы были различны. Россия подписала Вашингтонскую конвенцию около 30 лет назад, но так и не ратифицировала ее. Скорее всего, правы те, кто считает, что Россию не устроил режим автоматического приведения в исполнение решений.
Китай активно развивает международные связи в сфере иностранных инвестиций и стремится в своей инвестиционной политике устанавливать правила, а не следовать им. Китайские арбитражные институты все активнее вовлекаются в разрешение инвестиционных споров: наиболее крупные из них (например, CIETAC, SCIA) приняли регламенты для разрешения инвестиционных споров. В то же время создаются новые арбитражные организации (Совместный китайско-африканский арбитражный центр, Китайско-европейский арбитражный центр). Кроме того, Китай поддерживает введение процедуры апелляции инвестиционных арбитражных решений. Насколько юридическая активность Китая будет соответствовать интересам других стран БРИКС, пока не ясно. Равно как и степень готовности других государств отказаться от механизма контроля государственными судами арбитражных решений.
Докладчики произносили уместные и правильные в данной ситуации слова про доверие и справедливость, которые обычно говорятся в таких случаях. Но юристы зачастую отличаются консервативностью и скептицизмом. Почему мы постоянно смотрим назад, пытаясь найти опору в опыте покрытых паутиной колониализма кейсов, институтов и прецедентов? Где то самое цифровое юридическое будущее, в котором искусственный интеллект помогает судье разобраться в наиболее сложных юридических вопросах, нотариусы для удостоверения сделок используют системы распределенных реестров (блокчейн), онлайн-правосудие вместе с VR-технологиями обеспечивает реальный интерактив, а не просто фильтры котиков для незадачливых адвокатов в Zoom?
А затем выступала коллега по МГУ – Катерина Тихонова из Института математических исследований сложных систем, которая ответила на эти незаданные вопросы, висевшие в воздухе. Она говорила о важности инвестиций в научно-технологическую сферу, о необходимости достижения сверхзадач силами стран БРИКС (например, создание квантового вычислителя для машинного обучения искусственного интеллекта), о нехватке правовых механизмов поддержки и развития инвестиций. Хочется верить, что уже не первый год обсуждаемая на разных экспертных и властных уровнях проблема теперь начнет решаться не только в закрытых дискуссионных клубах, но и на практике. И здесь мог бы пригодиться новый арбитражный институт.
Сессия завершалась. Участники, сидящие за круглым столом, энергично поддерживали петербургских ученых. Но что будет дальше? Множество замечательных и действительно нужных идей так и зависли на уровне одобрительных аплодисментов. После оптимистичных пресс-подходов начинаются сложности реальной жизни, юридический скептицизм и административные барьеры. Та самая вязкая бюрократическая повседневность, когда вроде бы все только «за», но ничего не получается. И только кропотливое упорство и уверенность в важности своего дела могут переломить ситуацию. А еще тот самый профессиональный юмор и постирония, без которых не обойтись в нашем непростом постколониальном и постиндустриальном мире. И тут как раз и пригодился бы опыт московских юристов, ведь они умеют не только шутить и рассказывать анекдоты.
Госдума отказалась ратифицировать Конвенцию по правам человека
Невкусен страсбургский пирог
Минувший политический год закончился маленьким скандалом — Госдума отказалась ратифицировать протокол № 14 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Он содержит ряд поправок, вносящих изменения в деятельность Европейского суда по правам человека: в комитете, где сейчас работают три судьи, останется только один. Зато срок полномочий чиновников в париках и мантиях увеличивается с шести до девяти лет, но без права переизбрания. Так называемые клоновые дела, в которых разные заявители жалуются на однотипные нарушения, могут быть рассмотрены в упрощённом порядке. Страсбург считает, что эти поправки позволят Суду по правам человека рассматривать больше дел и делать это в ускоренном темпе. Сократится время рассмотрения дел с нынешних полутора-двух лет до года и даже нескольких месяцев, но не в ущерб качеству.
Однако парламентарии пошли наперекор воле президента впервые за всю историю его нахождения на этом посту. И, кстати, впервые же отказались ратифицировать международный договор. По словам главы Комитета ГД по гражданскому, уголовному и процессуальному законодательству Павла Крашенинникова, «эти поправки не отвечают интересам России. Там предлагается единоличное решение судьи, а у нас в законодательстве предусмотрено только коллегиальное решение».
Более правдоподобную версию высказал зампред Комитета Госдумы по международным делам, бывший посол СССР в Норвегии Юлий Квицинский (КПРФ): «Законопроект завернули из-за того, что в последнее время много трений между Россией и Евросоюзом».
Действительно, то, что авторы поправок считали их достоинствами, для нас можно считать недостатками и лишней головной болью. В потоке из 89 тыс. жалоб, внесённых в 2006 году в повестку судебных заседаний Евросуда, российские составляют 20%. Причём их количество с каждым годом растёт: в 2001 году их было 2490, в 2002-м — 4716, в 2003-м — 6602, в 2004-м — 7855, в 2005-м — 10 009. И если пока до суда доходит лишь 1% жалоб, то после реформы их станет в разы больше.
Жалобы из России делятся на несколько основных групп:
1) неисполнение судебных решений по социальным вопросам (пенсии, пособия, предоставление квартир),
2) отмена «сверху» уже вступивших в силу судебных решений, нарушение процессуальных гарантий при избрании меры пресечения, условия содержания в СИЗО,
3) «чеченские дела» (преступления военнослужащих, исчезновение родственников).
Причём их львиную долю судьи решают не в пользу российских властей. Так, в 2005 году были приняты к рассмотрению 110 жалоб, и дела по 82 из них российские власти проиграли своим гражданам.
По словам председателя Страсбургского суда Люциуса Вильдхабера, «мы хотим, чтобы правительства понимали, что они в долгу перед своими гражданами». Но российские власти давно считали этот долг слишком обременительным. В своё время свердловский губернатор Эдуард Россель даже предложил россиянам не жаловаться в Европейский суд, а создать свой, евразийский суд.
Но пока судит россиян Страсбург, и чаще всего заявителям присуждается компенсация в размере нескольких тысяч евро. Однако иногда речь идёт и о сотнях тысяч. Так, в январе 2006 года 250 тыс. евро присудили экс-сотруднику ГИБДД Новгорода Алексею Михееву. Его задержали по обвинению в изнасиловании и убийстве девушки. На допросах Михеева пытали электрошоком, выбивая признательные показания. Он попытался покончить с собой и выпрыгнул из окна, получив перелом позвоночника и оставшись инвалидом на всю жизнь. Впоследствии выяснилось, что девушка жива и здорова.
Прецедентным «чеченским делом» считается дело Фатимы Базоркиной, в июле 2006 года получившей 35 тыс. евро за пропавшего во время контртеррористической операции сына. Суд признал, что она стала «жертвой бесчеловечного обращения ввиду полной неизвестности судьбы её сына».
Ещё одно дело, обещающее быть громким, — поданная в июле 2006 года жалоба активистки НБП* Ольги Кудриной, требующей от властей 500 тыс. евро за незаконное уголовное преследование. Вместе с товарищем-нацболом в мае 2005 года они развернули на фасаде гостиницы «Россия» плакат «Путин, уйди сам!». Тверской суд Москвы признал их виновными в хулиганстве и умышленной порче имущества, приговорив Кудрину к 3,5 года колонии общего режима. Однако она в суд не явилась и до сих пор скрывается от правоохранительных органов.
* Межрегиональная общественная организация «Национал-большевистская партия». Признана экстремистской решением Московского городского суда от 19 апреля 2007 г. о запрете деятельности (вступило в силу 7 августа 2007 г.).
Россия лишь присоединилась к Парижскому соглашению, но не ратифицировала
Особенности формулировок оставляют для Москвы возможность интерпретации своего участия в борьбе с потеплением планеты
Несомненно, что российское заявление о присоединении к Парижскому договору затмило пребывание в Нью‑Йорке на климатическом саммите ООН экоактивистки Греты Тунберг и ее яркое выступление, о котором до сих говорят массмедиа. В нем она обвинила власть имущих в ничегонеделании и пренебрежении интересами молодого поколения. (Об этом «НГ» подробно писала в номере от 14.08.19.) Важно понимать, что она становится символом нынешней экологической волны, в которую оказываются вовлечены сотни тысяч и даже миллионы молодых людей на всей планете, и, конечно же, они оказывают давление на свои правительства и используются рядом политиков в своих интересах.
Напомним, что приглашены генсеком ООН Антониу Гуттеришем в Нью‑Йорк на эту встречу были 193 государства. А ее целью были вопросы ускорения выполнения договоренностей, достигнутых в ходе Парижского соглашения в 2015 году.
Более 60 стран обещали на нью‑йоркском саммите предпринять дополнительные усилия в борьбе, как это формулирует немецкое информационное агентство n‑tv, «с усиливающимся с опасной быстротой потеплением планеты». Экономические державы, такие как Германия, Франция и Китай, представили на саммите свои планы, как и небольшие островные государства, которым потепление угрожает в первую очередь: Тонга, Сейшельские острова и др.
РИА Новости распространило материалы, посвященные решению России. В нем говорится, что «присоединение произошло по распоряжению правительства России и это легитимная процедура, поскольку само соглашение является рамочным и не требует изменений российского законодательства. В Парижском соглашении есть статья 20, которая позволяет странам становиться полноправными участниками международного договора тем правовым способом, который предусмотрен их законодательством. У России есть федеральный закон о международных договорах, где говорится, что если международное соглашение не влечет финансовых обязательств и не требует изменения законодательства, то оно не требует ратификации через парламент страны, а достаточно распоряжения правительства». Об этом сообщил известный российский эксперт – директор программы «Климат и энергетика» WWF России Алексей Кокорин.
Он отметил, что ранее США присоединились к Парижскому соглашению таким же образом, поскольку оно не является финансово‑экономическим.Эксперт уточнил, что РФ, согласно Парижскому соглашению, станет добровольным донором и будет по мере возможности оказывать финансовую помощь уязвимым развивающимся странам в приемлемом для себя объеме.Есть страны, которые являются обязательными донорами, есть те, что являются получателями финансовой помощи. Поскольку Соединенные Штаты являются обязательным донором, это дало Дональду Трампу повод выйти из соглашения. Однако по условиям договора США останутся в нем до конца 2020 года.
Вопрос невынесения Парижского соглашения на ратификацию Госдумой можно интерпретировать и так, что в самой Госдуме существует довольно сильная оппозиция данному соглашению и успех ратификации был бы не вполне очевиден. С другой стороны, формула присоединения вместо ратификации, видимо, позволяет России более гибко реагировать на последующие решения международных конференций, которые уже несколько лет пытаются интерпретировать Парижское соглашение и придать ему жестко обязательный характер.
В этой связи интересна реакция российских политиков и экологов на российское присоединение.
Так, например, известный оппозиционный политик Григорий Явлинский вообще считает это просто пиар‑ходом. Об этом он заявил в недавнем интервью немецкому государственному информационному агентству Deutsche Welle. Явлинский полагает, что правительство вообще не размышляло над тем, как оно будет выполнять требования Парижского соглашения. Он полагает, что правительство и президент не относятся к проблемам климата как к практической политике.
С таким подходом вряд ли можно согласиться. Только на днях, в ходе московской конференции «Энергетика, новые правила и новые возможности», организованной газетой «Коммерсант», отмечалось, что минувший год стал самым успешным для российской альтернативной генерации: введено 350 МВт солнечных и ветроэлектростанций, мощность оптовой ВИЭ‑генерации в России превысила 1 ГВт и составляет около 0,7% совокупной мощности всей энергосистемы, говорить о серьезной отдаче вложений пока не приходится. Так, например, в Германии в 2018 году ВИЭ было произведено 40,4% электроэнергии, в Великобритании – 33%, а в Португалии она уже превысила 50%. Конечно, у инвесторов фактически нет стимулов для повышения эффективности и поиска других источников финансирования своих проектов в России, конкуренция между ними отсутствует. Но это не означает, что в России ВИЭ не занимаются.
 |
| Наводнение в Иркутской области наглядно продемонстрировало результаты потепления климата. Фото с сайта www.irkobl.ru |
К тому же стоит, например, принять во внимание недавнее заявление председателя комитета Госдумы по энергетике Павла Завального 18 сентября текущего года на стратегической сессии «Модернизация экономики: стратегия лидерства в эпоху глобальных изменений» Тюменского нефтегазового форума. Он как раз говорил о необходимости повышения эффективности работы нефтегазового комплекса в связи с глобальными тенденциями декарбонизации. Он отметил серьезные вызовы, стоящие перед страной. По его мнению, это ухудшающаяся структура запасов, низкая производительность труда, технологическая отсталость, порождающая импортозависимость, и вынужденное несоответствие экономической и регуляторной модели современным требованиям развития мировой экономики и мирового рынка. Эти факторы мешают отрасли (в данном случае нефтегазовой) повышать свою эффективность, производить больше продукции с высокой добавленной стоимостью, завоевывать новые ниши для своей продукции в условиях нарастания конкуренции, слабого роста спроса и цен на сырье. За этими словами стоит признание, что декарбонизация уже существенно подпирает традиционные отрасли промышленности, и они без повышения уровня эффективности могут оказаться в конечном счете выброшенными за борт исторического развития.
Более развернутым и глубоким, а потому в том числе более авторитетным, чем достаточно поверхностное интервью Явлинского, мне показался анализ одного из адептов низкоуглеродного развития Михаила Юлкина. Он обращает внимание на то, что Парижское соглашение мы принимаем, но не просто так, а с заявлением. Во‑первых, как он отмечает, мы заявляем, что, хотя помогать развивающимся странам бороться с изменением климата и адаптироваться к нему, чтобы минимизировать ущерб, хорошо и правильно, мы формально не обязаны делать это.
Во‑вторых, с его точки зрения, мы заявляем о важности сохранения и увеличения поглощающей способности лесов и иных экосистем, а также о необходимости ее (вот этой самой поглощающей способности) максимально возможного учета. Ну, и опять это, с точки зрения Юлкина, выстрел мимо цели. Вот «если бы мы заявили о необходимости принятия неотложных мер для охраны и защиты лесов от незаконных рубок и пожаров и о том, что мы готовы работать в этом направлении вместе с нашими партнерами, вот это было бы кстати и по делу. Особенно после жутких лесных пожаров, которые этим летом бушевали у нас в Сибири. Но нет, не случилось». Ну, а третьим заявлением, говорит Юлкин, мы оповестили мир о том, что считаем недопустимым использовать соглашение и его механизмы для воспрепятствования устойчивому социально‑экономическому развитию сторон конвенции. Юлкин справедливо ставит вопрос, в каком смысле здесь упоминается устойчивое социально‑экономическое развитие. Одной из целей Парижского соглашения является обеспечение климатически устойчивого низкоуглеродного развития (climate resilient low carbon development). Но он полагает, что речь не об этом. Видимо, имеется в виду, что реализация Парижского соглашения не должна нарушать основ экономического благополучия стран‑участниц.
Но дело в том, что, как указывает Юлкин, Парижское соглашение обозначает задачу для всех участников – сократить глобальные антропогенные выбросы в атмосферу парниковых газов до климатически нейтрального уровня, когда они не превышают величины поглощения этих газов из атмосферы. Среди прочего это означает отказ от ископаемого углеводородного топлива в пользу ВИЭ, энергоэффективных и энергосберегающих технологий. Другими словами, Парижское соглашение задает нам направление развития. А вот как быстро страны перестроятся, зависит от них самих, в том числе от их способности сотрудничать с другими странами и извлекать выгоду из такого сотрудничества.Важно отметить, каких положений, с точки зрения Юлкина, в российской позиции нет. Прежде всего в нем нет заявления или иного указания о вкладе России в сокращение выбросов парниковых газов на период до 2030 года. Остается ли он таким же, как было заявлено без малого пять лет назад в преддверии конференции в Париже, или он станет более осмысленным? Ничего не сказано о развитии в России низкоуглеродных технологий, в том числе ВИЭ‑энергетики, электротранспорта, производства зеленого водорода, низкоуглеродной металлургии и т.д. Возможно, мы все это увидим в долгосрочной стратегии низкоуглеродного развития, которую правительство должно будет утвердить. Но и в документе о принятии Парижского соглашения наряду с лесами уместно было бы, мне кажется, упомянуть и о новых технологиях, и о задачах по декарбонизации экономики для достижения конечных целей соглашения.
Важно, что Юлкин приводит также мнение директора Института глобального климата и экологии Росгидромета и РАН, члена-корреспондента РАН Анны Романовской, которое в значительной степени дополняет его анализ. Она полагает, что РФ следовало бы оставить только пункт 1 заявления. Это важно, так как до 2025 года будет утверждена новая цель по климатическому финансированию развивающихся стран (сейчас она составляет 100 млрд долл. в год). При этом очень вероятно, что будут попытки пересмотреть список стран‑доноров. Поэтому РФ, как и другие страны, входящие в Приложение I, но не входящие в Приложение II (см. Болгария, Польша), отмечает, что ратификация (принятие) действительна только на существующих сейчас условиях списка финансовых доноров. В случае его изменения потребуется дополнительная ратификация (или как правильно называется этот случай в международном праве?).
Далее Романовская утверждает, что она участвовала в серии совещаний по обсуждению формулировки этого пункта (хотя он, с ее точки зрения, в данном документе вообще неуместен). Но, мол, «а как же про наши леса и ничего. ». Предложение Романовской по формулировке пункта 2 заканчивается словами «. и иных экосистем», после этого должна стоять точка. В таком случае – пожалуйста, и роль наших лесов подчеркиваем, и отмечаем, что РФ будет наращивать меры по сохранению лесов и экосистем и считает это приоритетом в рамках ПС. Далее она говорит, что ее формулировка должна была полностью заменить фразу «при условии максимально возможного учета поглощающей способности», которая была вставлена от имени известных нам интересантов данной формулировки» (но через «чужие руки» министерских чиновников). По пункту 3, касающемуся формулировки «сторон Конвенции»: как вдруг страна не будет стороной Парижского соглашения, чтобы ей барьеров не создавали. Романовской польза этого пункта кажется «смехотворной».
Проблема присоединения России к Парижскому соглашению не в форме ратификации, а в форме одобрения кабинетом министров оставляет в известной мере для России свободу рук. Но, с другой стороны, она не изолируют страну от общемировых процессов, связанных с декарбонизацией промышленности.
Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.
Парижское соглашение по климату. Почему Россия в этом не участвует?
Лента новостей
Все новости »
Парижское соглашение по климату вступило в силу. Россия подписала документ, но не ратифицировала. Почему?
Вступило в силу Парижское соглашение по климату. Оно пришло на смену Киотскому протоколу: страны договорились сокращать выбросы в атмосферу, чтобы избежать экологической катастрофы в будущем. Документ ратифицировали 96 стран, Россия — не в их числе. У Москвы на этот счет свое мнение.
Секретарь ООН по климату Патрисия Эспиноса назвала принятый документ «историческим». По ее словам, это основа для «другого мира». Планета в буквальном смысле накаляется, и страны в силах сдержать потепление в пределах 2 градусов от уровня доиндустриальной эпохи. Если будет выше, то неминуемая катастрофа случится рано или поздно. Парижское соглашение сменит Киотский протокол, действие которого истекает в 2020 году. Разница между документами существенная. Фактически обязательства ограничивать выбросы в атмосферу берут на себя все государства: от США до Анголы, последняя к слову, документ подписала и уже ратифицировала. Другой вопрос, что в цифрах страны не ограничены и вольны снижать выбросы на свое усмотрение.
Андрей Киселев кандидат физико-математических наук «Если вчитаться в его положение, то оно не так много к чему и обязывает подписавшие его страны. То есть каждый выбирает некую свою стратегию, несмотря на то, что вроде бы все согласны. У разных стран совершенно разные представления о том, что и как они будут делать, но самое ужасное заключается в том, что по нынешним оценкам (это признается самим Парижским соглашением), те меры, которые заявлены и должны быть реализованы, абсолютно недостаточны для достижения тех целей, которые прописаны в Парижском соглашении. Разве что расценивать это как нулевое приближение, за ним должны последовать другие действия. Более эффективные».
Россия Парижское соглашение подписала, но еще не ратифицировала. Сперва в стране необходимо принять соответствующие законы. Впрочем, еще летом бизнес призвал Владимира Путина не утверждать документ. В РСПП заявили, что реализация положений негативно отразится на темпах экономического роста. Глава Союза Александр Шохин отмечал, что обязательство довести выбросы в атмосферу ниже уровня 1990 года Россия уже перевыполнила. Координатор программы «Климат и энергетика» Фонда дикой природы Алексей Кокорин считает, что Москва ратифицирует документ, но в более подходящий для этого момент.
Алексей Кокорин координатор программы «Климат и энергетика» Фонда дикой природы «То развитие мировой энергетики, отражением которого является Парижское соглашение, приводит к тому, что ряд отраслей очень связан с большим выбросом парникового газа, конечно, находится под давлением. Прежде всего, угольная энергетика, наши планы экспорта угля, в частности, на азиатский рынок (наверное, надо считать, что они уже должны быть отменены). Это весьма серьезное воздействие на Россию, не зависит от нашей ратификации. Сама ратификация — это политический момент, и, когда наступит нужный момент, я думаю, она будет сделана».
Между тем с 1 ноября все российские автозаправки должны быть оборудованы зарядками для электрокаров. Так власти поддерживают владельцев экологичного транспорта. Однако сейчас в России зарегистрировано всего 722 электромобиля.