С чего начать изучение анархизма

Теракты и нападения привели к массовым арестам и казням, а Первая мировая война стала причиной раскола анархистского движения. К 1917 году, моменту Февральской революции, анархистов насчитывалось всего несколько сотен.

1917-1921 годы анархистские группировки попеременно то выступали за Советскую власть и оказывали всяческую поддержку РКП(б), то боролись против нее. Со смертью основателя П. Кропоткина анархисты в России практически перестали существовать. Многие были арестованы, расстреляны, высланы, отправлены на принудительные работы. Последним оплотом анархистов, просуществовавшим до 1939 года, был музей памяти Кропоткина. С 1939 года, после ареста и казни последних лидеров, движение заглохло.

В 1988 году в СССР стали появляться новые сторонники анархии. С января 1988 по август 1991 года действовала Конфедерация анархо-синдикалистов под управлением А. Исаева, И. Подшивалова, А. Шубина. Идея объединения – децентрализация механизмов власти, народное управление.

Флаг анархо-коммунистов.

С 1991 года анархисты разделились на «правых» и «левых». Правый анархизм выступал за возврат к капитализму и буржуазной демократии. Левый анархизм – за децентрализацию власти КПСС, многопартийность, самоуправление.

Флаг анархо-капиталистов.

В 1995 году появилась Конфедерация революционных анархо-синдикалистов (КРАС-МАТ), в 2002 она стала Автономным объединением либертарных коммунистов, а к 2016 – отошла от политики, трансформировавшись в медиа проект.

Сегодня Анархия – это философское течение, нежели модель государственного устройства. Однако в мире есть примеры удачно выстроенного на изначальных принципах анархизма.

Анархия: примеры в мире

Шинмин

Китайская провинция Шинмин в 1929 году отделилась от Китая, установив близкий к анархии режим. Вопросы по финансовой, хозяйственной, социальной части решались на многоуровневых советах путем съездов и обсуждений через добровольное сотрудничество между собой. В 1931 году партия прекратила самоуправство, провинция была упразднена, а ее территория поделена между другими регионами.

Зомия

Территория, в которую входит северный Индокитай, Вьетнам, Лаос, Таиланд, горы Шан, Мьянма, юго-запад Китая, Тибет, север Индии, Пакистан и Афганистан. Общая численность народа составляет более 100 млн человек. Историческая Зомия – симбиоз государств и народов, основанный на взаимной выгоде и доверии, жители местности сохраняют свободу и независимость. Любые попытки государственной власти подчинить их себе неизменно вызывают постоянные восстания против попыток подчинения. Этнические меньшинства сохраняют аутентичный уклад жизни, а в сообществах народностей сохраняется равноправие.

Швейцария

В государстве реализована мощная система местного самоуправления, а жители позиционируют себя сначала как граждане своей коммуна (сообщества), затем граждане кантона (региона), и в последнюю очередь – как граждане своей страны.

Израиль

Здесь есть местности, где процветает библейский анархизм. Небольшие города и поселения не имеют государственного управления. В каждом городе есть составленные и общепринятые законы, ценности и правила, которые приняты путем участия всех членов общества в их создании. Любой вправе выбрать комфортную для себя политическую систему.

Рассмотрев многообразие проявления анархии как политического и философского движения, ответим на главный вопрос статьи, кто такие анархисты и что они делают? Анархисты – приверженцы анархии или одного из ее течений, которые считают свое направление единственной наилучшей формой взаимодействия с окружающими.

Источник

7 книг об анархизме

Князь Кропоткин, граф Толстой и другие авторы, чьи работы помогут разобраться, что такое настоящий анархизм, — для тех, кто совсем ничего об этом не знает

Самый важный раскол XX века проходил не между левыми и правыми, а между этатистами, желавшими решить все проблемы человеческого общежития путем расширения государственных полномочий, и анархистами, мечтавшими государство отменить. Сейчас похоже, что побеждают первые, — и это повод вчитаться во вторых. Другой повод — гордость за родную культуру: если были в России политические философы, которых до сих пор цитируют по всему миру, то это Бакунин и Кропоткин.

Михаил Бакунин. «Государственность и анархия. Борьба двух партий в Интернациональном обществе рабочих» (1873)

Михаил Бакунин — самый влиятельный русский философ, по меньшей мере за пределами России. Поколения анархистов по всему миру читали его книги и вдохновлялись приключениями: он участвовал в нескольких восстаниях, дважды был приговорен к смертной казни, один раз сбежал из Сибири, совершив почти полное кругосветное путешествие. «Государственность и анархия» — один из немногих его текстов, написанных (хоть и в Цюрихе), специально для соотечественников, которые, на свою беду, к нему не прислушались. Книга Бакунина — о том, что диктатура пролетариата, о которой говорили марксисты, — это в первую очередь диктатура и, значит, она не несет никакого освобождения:

«С какой точки зрения ни смотри на этот вопрос, все приходишь к тому же самому печальному результату: к управлению огромного большинства народных масс привилегированным меньшинством. Но это меньшинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, пожалуй, из бывших работников, но которые… будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом».

Бакунин всю жизнь повторял, что всякое государство, пусть даже построенное на лучших принципах, есть только инструмент подавления и насилия. Больше всего он боялся власти ученых и философов — популярного и поныне полити­ческого идеала, воспетого Платоном.

Петр Кропоткин. «Взаимопомощь как фактор эволюции» / «Mutual Aid: A Factor of Evolution» (1902)

Князь Кропоткин был известным ученым, географом, геологом и биологом, участ­ником многих экспедиций, и его вышедшая на англий­ском языке книга проходила по департаменту естественных наук — но зачитывались ею револю­ционеры. Особенно двумя последними главами, посвященными взаимопомощи у человека, кото­рые представляют собой убедительное изложение важного анархистского принципа: дай людям свободу, и они будут творить добро, а не зло. Точно так же, как последователи Дарвина видят внутривидовую борьбу, но не видят повсемест­ного альтруизма у животных, писал князь, люди не замечают способности к кооперации в самих себе. Государство нужно для того, чтобы не дать людям друг друга перебить, говорят они, но дело обстоит с точностью до наоборот. Человек непрестанно создает организации для взаимовыручки и кооперации (свободные гильдии, деревенские общины, профсоюзы), а государство, желающее иметь монополию на общественную деятельность, ему мешает и ставит его альтруизм вне закона. Властители не дают людям проявить свои лучшие, а не худшие качества.

Лев Толстой. «Об общественном движении в России» (1905)

Качество государственного управления в России всегда оставляло желать лучшего, поэтому на практике не всегда было просто отличить анархиста от любого другого человека доброй воли. В небольшой статье Толстого, написанной через несколько дней после Кровавого воскре­сенья, описан самый важный признак мирянина:

«Некоторые люди, видя всё то зло, которое совер­шает в настоящее время русское, особенно жесто­кое, грубое, глупое и лживое прави­тель­ство, думают, что происходит это оттого, что русское правительство не так устроено, как они ду­мают, что оно должно бы было быть устрое­но, — по образцу других существующих правительств…»

Джордж Оруэлл. «Памяти Каталонии» / «Homage to Catalonia» (1938)

В Испании еще в середине XIX века начали печа­тать первую анархистскую газету, и вплоть до Гра­жданской войны 1936–1939 годов там было самое успешное и массовое анархистское движение, о котором написано много книг. Движение это закончилось трагически и было разгромлено коммунистами (а вовсе не генералом Франко, как можно было бы предположить). Когда Оруэлл приехал добровольцем воевать в Испанию, он случайно попал в отряд к анархистам, повоевал несколько месяцев, а затем наблюдал, как вчераш­ние союзники-коммунисты сажают в тюрьму его товарищей — под давлением сталинского СССР. Никакой большой идеологии в его книжке нет, да и героизма не слишком много: это просто грустная история поражения, после которого стало очевидно, что истинный анархизм и коммунизм несовместимы.

Роберт Нозик. «Анархия, государство и утопия» / «Anarchy, State, and Utopia» (1974)

Исторически большинство людей, называвших себя анархистами, разделяли левые идеи и бо­ро­лись не только против власти, но и против института частной собственности. Во второй половине XX века слово «анархия» стали всерьез использовать и защитники капитализма, в том числе Роберт Нозик. Самая влиятельная за по­следние сто лет книга в защиту анархии замеча­тельна тем, что убеждает анархистов согласиться хотя бы на минимальное государство — «ночного сторожа», который защищает дома от грабителей, но не имеет никаких других полномочий. Такое государство, считает автор, — это, во-первых, самое большое, что можно построить, не нарушая прав человека, а во-вторых, теоретически достижимый политический идеал. И хотя для некоторых анархистов даже «ночной сторож» — перебор, с точки зрения далеких от анархизма людей, политическая философия Нозика — опасный радика­лизм и гарантия неизбежного хаоса. В этом смысле он, конечно, настоящий анархист.

John A. Simmons. «Moral Principles and Political Obligations» (1981)

James C. Scott. «The Art of Not Being Governed: An Anarchist History of Upland Southeast Asia» (2009) Русский перевод книги Джеймса Скотта в ближайшие месяцы выйдет в «Новом издательстве».

Американский антрополог Джеймс Скотт уже долго работает над тем, чтобы сделать из анар­хизма исследовательскую программу. Великая Китайская стена, считает Скотт, была нужна не только китайскому государству, которое она оберегала от варваров, но и варварам, которых стена защищала от сборщиков податей. Любое правительство хочет от подданных только двух вещей — отобрать урожай или набрать рекрутов, поэтому тысячелетиями люди бежали в места, лишенные государственной власти. Именно этот центробежный импульс столетиями определял уклад в горных районах Юго-Восточной Азии, которым посвящена его последняя книга. Жители этих мест, считает Скотт, намеренно отказались от эффективных сельскохозяйственных культур вроде риса, который растет на специальных полях по известному циклу, ради клуб­ней, которые можно растить где угодно и собирать когда вздумается. Может быть, они менее питательны, зато гораздо труднее прийти и забрать их без согласия хозяина. Те, кто выбирал свободу, предпочитали вести бесписьменный образ жизни, потому что любой текст — это инструмент государствен­ного учета, выгодный мытарям, а не простым людям. Непопа­дание в письменную историю, доказывает Скотт, — свидетельство успеха, поэтому о самых удачли­вых жителях земли мы почти ничего не знаем. Если может быть по-настоя­ще­му анархистская реинтерпретация мирового исторического процесса, то вот она. «Искусство быть неподвластным» наследует в этом смысле «Войне и ми­ру»: государства не только не творят историю, как написал Толстой, но даже не являются ее интересной частью.

Источник

6 МИФОВ ОБ АНАРХИЗМЕ

Такой стереотип отчасти справедлив в отношении левых течений анархизма, которые предусматривают отсутствие частной собственности, всеобщее уравнение и общинно-колхозный (т.е. коллективно-хозяйственный) образ жизни. Вот только есть и иные, более прогрессивные модели анархического общества. Об этом дальше.

На этом всё, спасибо за внимание!

— Значит, нам можно взять лодку?

— Тогда дайте нам ключ.

— Что же нам, замок взломать?

— Но ведь вы не признаeте милиции?

— Мы не признаeм, она нас признаeт.

А что будет, если в условиях анархизма появится некая организация, которая обретет большую экономическую и физическую силу, что позволит ей подчинять под себя людей и диктовать свои правила? По сути это приведет к появлению самого что ни на есть государства.

А ничего, что никаких других государств, кроме насильственных, не существует? Государство есть инструмент насилия, подавления в интересах правящего класса осуществляющего свою диктатуру. Так что да, анархисты выступают против государства.

Нет опровержения «мифа» о том, что анархическое общество это не утопия, также как и коммунизм впрочем. Идеи хорошие, да людишки не годные. Это про левый анархизм.

Господин анархист, Вы бывали когда нибудь на собрании ТСЖ? Или участвовали в любой структуре, действующей на принципах самоуправления?

Если вам сложно понять почему контрактные юрисдикции не будут завоёваны «большими и страшными» государствами, изучите что такое доктрина сдерживания (ДС, deterrence).

Постараемся объяснить понятно на примере дикобраза. Не зря же он является одним из символов либертарианства и присутствует на гербе ЛП США.

Если вы не в курсе, кто такие дикобразы, то просто представьте очень крупного ёжика. В местах обитания дикобразов также часто проживают гепарды, которые по физической силе превосходят их в сотни раз. Но вот, что удивительно: гепард теоретически может загрызть и съесть дикобраза, но практически никогда этого не делает. Бывают отдельные глупые особи которые на это решаются, но в результате либо погибают, либо получают такие повреждения что больше никогда не осмелятся повторить попытку.

Смысл доктрины сдерживания очень простой: надо иметь возможность нанести противнику неприемлемый ущерб, чтобы издержки и страдания от него превысили все выгоды от победы. Даже если ты будешь побеждён, победитель не будет рад такой победе.

Исследования корпорации RAND, разработчика теории сдерживания, уже давно доказали эффективность доктрины сдерживания против любого рационального агента. Поэтому саму концепцию доктрины сдерживания стоит просто принять, как аксиому.

Абсолютный паритет сил для доктрины сдерживания не имеет никакого значения, важна лишь возможность нанесения противнику неприемлемого ущерба. Именно поэтому, казалось бы, могущественная армия США даже не пытается тронуть маленькую и отсталую Северную Корею.

Источник

Теория и практика анархизма

Сторонники анархизма, как известно, стремятся построить «справедливое общество». Увы, они не опираются на научные знания и не учитывают противоречия в способе производства, считая зачастую, что все может разрешиться само собой. Различные «социальные движения», которых было очень много в период революций 1848-1849 гг., и те, о которых упомянули в «Манифесте коммунистической партии» отдельно, почти все исчезли со временем. Однако анархизм, остается актуальным до сих пор.

Анархизм появился в период массовых волнений. Мелкая буржуазия была вынуждена пополнить собой ряды пролетариата, поскольку изменился способ производства, и пришлось работать уже не на себя, а на крупную буржуазию. Естественно, такое положение вещей вряд ли могло устроить довольно-таки значительную социальную прослойку в развитом обществе XIX века. В таких условиях рождалась идеология, которая выражала конкретные интересы социальных групп и классов.

Многие представители социальных движений, вооружаясь лозунгами о «справедливости», фактически хотели просто отменить процесс индустриализации и урбанизации. Можно вспомнить стихийные протесты луддитов и другие аналогичные движения. Со временем появились философы, которые теоретически обосновывали такой подход. Среди них был и Жозеф Прудон, который первым стал называть себя анархистом.

Чем же мог привлечь анархизм видных интеллектуалов своей эпохи? В первую очередь, конечно, бескомпромиссностью и радикализмом.

В конечном итоге он ставил своей целью мгновенное уничтожение государства и многочисленных социальных институтов. Не улучшить, а именно уничтожить для того, чтобы создать идеальное общество, отказавшись от «порочного опыта» монархистов, республиканцев, а также различных реформистов.

Анархисты не верили людям, которые считали эволюционный путь наиболее разумным, не доверяли они также ученым и многим философам-просветителям (за исключением Руссо). Идея анархистов – отсутствие государства, «народные коммуны». Поскольку Прудон все же был одним из родоначальников данного течения, он в этом вопросе не всегда был последователен. Более того, сегодня многие анархисты хвалят Прудона как одного из важнейших теоретиков движения, однако, видимо, забывают, какие именно взгляды тот пропагандировал.

Например, в книге «О справедливости» Прудон заявляет следующее:

«Допуская к исполнению общественных обязанностей женщину, предназначенную природой и супружескими законами к занятиям чисто семейным, мы пятнаем семейную честь, делаем из женщины лицо общественное, провозглашаем смешение полов, общность любви, уничтожение семьи, абсолютизм государства, гражданское рабство и шаткость собственности… Эмансипация может привести только к «порнократическому коммунизму». Уравнение полов влечет за собою общее разложение».

Другой теоретик анархизма, Бакунин, в книге «Государственность и анархия» критиковал Маркса за то, что тот еврей, идеализировал славян, превозносил их, отмечая, что те «по природе» мирный земледельческий народ.

Идеалы анархистов

Все беды, по мнению анархистов, от государства. Если не будет такового, то не будет и централизации, угнетения человека человеком и т. д. К сожалению, рассматривать исторически ситуацию анархисты не желают. К науке, как правило, относятся скептически. Практически все «проекты» анархистов провалились. Это и разного рода коммуны, и народные банки, которые либо напоминали первобытный обмен, либо финансовую пирамиду. Анархисты не понимали, как работает капиталистическая экономика и что такое способ производства.

В плане философии они предпочитали редукционизм и идеализм, когда все объясняется природой человека или «волей». Чем философия утопичнее и дальше от науки, тем она ближе к подобным группам. Ибо идеал не в будущем, а в прошлом, т. е. догосударственная община считается некий эталоном, к которому нужно стремиться, дабы обрести «свободу». Лица, которые именуют себя анархо-примитивистами, являются наиболее последовательными, поскольку они не только сторонники децентрализации, но еще и мечтают о том, чтобы разрушить индустрию, города и избавиться от «тоталитарных» научных знаний.

Идеал анархистов – «самоуправляемая община». Причем таких общин должно быть очень много, ведь главное – децентрализация. Сразу становится ясно, что использовать многие современные технологии в таких условиях в принципе невозможно, поскольку крупнотоварным производством вряд ли сумеют заниматься все эти самоуправляемые общины разом. Наиболее рациональное решение – просто отказаться от некоторых технологий.

Общины организованы не по научному принципу, а стихийно, где нет авторитетов и все точки зрения равны. Есть плюрализм, прямая демократия и субъективный релятивизм. Перед каждым важным вопросом нужно устраивать голосование, ведь объективной истины нет. Можно ли себе представить, как такие люди могут организовать, скажем, строительство жилого объекта или, допустим, железной дороги?

Вопрос снимается довольно-таки легко. Вот что отвечают анархисты на вопрос о том, существовало ли где-нибудь анархическое общество, которое притом работало:

«Да, тысячи и тысячи таких сообществ. Первый миллион лет или около того все люди были охотниками и собирателями и жили маленькими группами равных, без власти и иерархии. Это были наши предки. Анархическое общество было успешно, иначе никто из нас не смог бы появиться на свет. Государству только несколько тысяч лет, и оно все еще не смогло победить последние анархические сообщества, такие как Сан (бушмены), пигмеи или австралийские аборигены».

Сказанное верно лишь в том случае, если первобытное общество – это что-то вроде того, что показывают в популярных сериалах, мультфильмах или комиксах.

Анархизм против марксизма

Бакунин критикует марксизм:

«Но дело в том, что коммунизм Маркса желает мощной централизации государства, а там, где есть централизация государства, сегодня обязательно должен иметься Центральный банк государства, а там где подобный банк существует, паразитическая нация евреев, спекулирующая на работе народа, всегда найдёт средства к существованию…» («Личные отношения с Марксом»).

Если упустить некорректные замечания по поводу национальной принадлежности, все же главная претензия в том, что марксисты ратуют за централизацию как прогрессивную меру. Бухарин верно сформулировал суть конфликта:

«Итак, будущее общество есть общество внегосударственной организации. Различие между марксистами вовсе не в том, что марксисты – государственники, а анархисты – антигосударственны, как это утверждают многие. Действительное различие во взглядах на будущую структуру состоит в том, что общественное хозяйство социалистов вытекает из тенденций к концентрации и централизации, являющихся неизбежными спутниками развития производительных сил, есть хозяйство централизованное и технически совершенное, в то время как хозяйственная утопия децентрализаторов-анархистов возвращает нас к докапиталистическим формам и делает невозможным какой бы то ни было экономический прогресс» (Н.И. Бухарин. К теории империалистического государства).

Когда речь заходит о диктатуре пролетариата, анархисты, естественно, выступают против. Причина здесь такая: пролетариат, который берет власть и подчиняет государство своим интересам, фактически сам становится эксплуататором. Чтобы этого избежать, надо вообще после взятия власти отказаться от всякого принуждения любой личности. Т. е. даже защищать государство централизованно в интересах угнетенного класса не нужно. А то, что есть враждебное окружение, неважно.

Теоретически это обосновал опять же Бакунин:

«Свобода человека состоит единственно в том, что он повинуется естественным законам, потому что он сам признает их таковыми, а не потому, что они были ему внешне навязаны какой-либо посторонней волей — божественной или человеческой, коллективной или индивидуальной» (Бакунин М. Бог и государство).

По всей видимости, если подходить к ситуации так, нужно просто надеяться на стихию, что все образуется само собой. Нужны ли в таких условиях, скажем, социальные институты, характерные для развитого общества, или все можно реализовать в рамках первобытных отношений? Тут проблема в том, что очень часто вопросы подобного толка снимаются словами «свобода», «справедливость» или «естественные законы».

Важно заметить, что если прочитать труды современных анархистов, то практически все подобные положения в целом сохраняются. В частности, имеет место агитация за мелкое товарное производство, поскольку крупное наносит непоправимый вред окружающей среде. Следовательно, нужно восстановить аграрное общество, которое без государства по какой-то причине будет обязательно антиавторитарным.

Интересно, каким будет общество, где отсутствуют современные технологии (в том числе медицинские разработки) при тех условиях, что мы имеем в XXI веке, когда есть жесткое разделение труда между группами стран. И изменить положение в целом возможно именно при помощи рациональной организации, когда вместо товарного производства появляется плановое, цель которого обеспечить материальные потребности общества в целом, а не гнаться за максимальной прибылью и накоплением капитала.

Есть анархисты, которые заявляют, что все-таки идеал – будущее, но не прошлое. Они предполагают, что производство в анархическом обществе возможно. Это будут осуществлять люди на основе самоуправления, тоже без авторитетов. Есть, значит, заводы, где производят средства производства, есть заводы, где производится иная продукция.

Известно, что для того, чтобы произвести сложное техническое оборудование, нужна именно централизованная работа, когда есть план, установленный инженерами и другими специалистами на основании, например, статистических данных. Тут же получается, что есть много заводов, где производят то, что хотят, тогда, когда вздумается. И главное, решается все голосованием, в котором могут участвовать некомпетентные люди.

Тут нельзя говорить о порядке. И как анархисты планируют сделать самодостаточной отдельную коммуну? Одна коммуна будет производить и компьютеры, и средства связи? Там будет станкостроение, машиностроение и т. д. и т. п. В общем, чудесным образом вся модель общества будет сама по себе воспроизводиться в небольшой коммуне. Это было бы возможно, если бы компьютеры и машины росли на деревьях. Так что при таком раскладе большинство коммун, вероятно, не смогут построить даже дом из-за отсутствия необходимых материалов. Не говоря уже об организации коммунального хозяйства, которое тоже нуждается в централизме.

Практика

От теории перейдем к практике. В первую очередь нужно учитывать одну интересную особенность большей части анархистов. Они в принципе обычно не занимаются политической борьбой, обходят ее стороной, надеясь на то, что власть сама собой придет к ним. Верить в такое очень удобно, особенно если разделять идеалистические концепции, идеологи которых утверждают, что анархия – «естественное состояние человека», к которому он сам и придет в любом случае.

Пожалуй, наиболее ярко проявили себя анархисты во времена Парижской коммуны, поскольку на самом деле именно там у этих людей была реальная власть. Что же там происходило? Во-первых, полная хозяйственная неразбериха. Дело в том, что есть враждебное окружение, которое хочет уничтожить коммуну, нужно как-то бороться, а не с ходу начинать строительство нового общества.

Было бы разумным национализировать банки и промышленные предприятия, как предлагали некоторые революционеры, однако активнее всех именно анархисты (прудонисты) возражали против этого. Именно они во многом стали, с одной стороны, источником неразберихи, а с другой, они были защитниками прав эксплуататоров и прав собственности. Конечно, нельзя сказать, что в коммуне были одни анархисты, но если смотреть шире, то в основном там присутствовали именно мелкобуржуазные течения.

В армии стали практиковать «партизанщину», постоянную сменяемость командования, устраивали публичные обсуждения всех тактических вопросов. Т. е. к таким вопросам допустили людей некомпетентных, а их голос равнялся голосу специалистов. В таких условиях провал был обеспечен.

В скором времени военным делегатом Коммуны стал бакунист Клюзере, который до этого провалил свою задачу в Лионе. Естественно, противник централизации тут же устроил максимальную децентрализацию армии, насколько это вообще было возможно. За провалами шел провал, а анархист Клюзере с каждым днем только усугублял ситуацию. Данный деятель вообще оказался профнепригоден, а солдаты при такой организации ему ничего не докладывали. Со стороны революционеров, которые хотели защитить коммуну, звучала критика, но анархисты уверяли, что уже все достигнуто, и в скором времени анархия наверняка восторжествует.

Член коммуны Авриаль отмечал:

«Национальная гвардия неорганизована… никто ею не командует; то и дело поступают приказы и контрприказы; она не знает, кому она должна подчиняться… у нее нет ни шинелей, ни обуви, ни брюк… ее оставляют на две недели в траншеях, кормят исключительно солониной, что ведет к заболеваниям».

Спустя какое-то время анархистов, конечно, выгнали за провалы, но люди, которые возглавили армию, уже не сумели исправить положение. Делегат коммуны Россель говорил, что «не способен нести далее ответственность там, где все рассуждают и никто не хочет повиноваться».

В ответ на попытку исправить ситуацию анархисты выпускают манифест:

«Довольно милитаризма, довольно штабных военных…! Место народу, бойцам с голыми руками. Народ ничего не понимает в искусных маневрах, но, имея ружья и мостовую под ногами, он не боится никаких стратегов монархической школы».

Анархистов в той конкретной ситуации действительно можно было назвать врагами народа. Они занимались дезорганизацией не только армии, но в города, инфраструктуры. В ту пору, когда у Коммуны уже не оставалось никаких шансов, анархисты продолжали говорить о том, что нужно отменить все авторитеты. Нужно самоуправление «здесь и сейчас», а то, что рядом расположилось враждебное окружение, готовое уничтожить Коммуну, их почти не волновало.

Они искренне полагали, что коммуна – это пример для всех стран, которые в скором времени, глядя на анархистов, тоже сами скинут с себя цепи. Главной ошибкой коммунаров Маркс считал отказ от похода на Версаль, пока был шанс победить реакционеров. Коммунары предпочли просто «решать местные вопросы». Враги становились сильнее и в итоге ударом победили. Не стоит забывать, что после ликвидации коммуны имела место «кровавая неделя», когда несколько десятков тысяч человек просто истребили без суда.

Анархисты сильно помогли реакции, поскольку не боролись с контрреволюцией даже у себя в области и отказались от «карательных органов». Вражеских агентов в городе было очень много.

В плане организации прудонисты решили воспользоваться теоретическими наработками учителя. Вместо того чтобы организовать социальные программы в городе, они устроили некий «свободный ломбард», где за ценности рабочим выдавали жалкие гроши. К слову, всего за пару месяцев прудонисты сумели собрать ценностей на 180 млн франков. А расходы на руководство этого ломбарда, по задумке авторов, должны были составить 960 тыс. франков в год.

Что же закладывали рабочие? В основном инструменты и предметы первой необходимости, иногда даже станки. Когда стало ясно, что эта ростовщическая контора попросту обобрала весь народ, стали говорить о ее ликвидации. Однако член Коммуны Журд сказал: «Уничтожить ломбард значит посягнуть на [частную] собственность» (Протоколы Парижской Коммуны. Т. I. С. 256.).

Неудивительно, что рабочие разочаровались в Коммуне. Никаких особых социальных завоеваний она не достигла. Революционное правительство даже отказалось от идеи установить 8-часовой рабочий день. Интересно, что отдельные современные историки хвалят коммунаров за то, что те «взяли на себя функции посредников между трудом и капиталом» и пошли «на конструктивные формы экономического соревнования с капиталом, а не насильственное его уничтожение» (Исаев А.К., Шубин А.В. Демократический социализм — будущее России. М., 1995. С. 18–20.).

Классики марксизма с самого начала дали верную оценку ситуации. Энгельс очень кратко сформулировал, почему Коммуна пала:

«Именно недостаток централизации и авторитета стоил жизни Коммуне». Народник Лавров заметил, что Коммуна «объявила «социальное возрождение», но не попыталась даже осуществить его. Она объявила «конец старого правительственного и клерикального мира, конец милитаризма, чиновничества, эксплуатации, биржевой игры, конец монополий и привилегий», но не сделала ни одного решительного шага к их концу. Она поставила программу социальной революции, но не решилась выполнить этой программы».

Мелкобуржуазные идеи частично реализовывались и в самом начале пролетарской революции 1917 года, когда опасных преступников вроде Краснова отпускали под честное слово, когда организовывали самоуправление в условиях тотальной разрухи и гражданской войны, чуть ли не упразднили тюрьмы и судебные органы. Эти идеи стоили очень дорого революции. Определенные подвижки и успехи начались только после того, как от них отказались, когда стали последовательно проводить политику большевистской партии.

Впрочем, Махно, в отличие от анархистов коммуны, все-таки сложно назвать таким уж противником авторитаризма. Сам по себе он был вполне авторитарен. Другое дело, что он пытался закрепить силой отсталость и невежество. Со временем появились даже денежные знаки с изображением Махно. Власть его была почти абсолютной, а все партии и организации находились под запретом. Население должно было повиноваться анархистам, а несогласных просто физически уничтожали.

В Испании анархисты сумели во многом повторить путь Махно, но они еще создавали некие «коллективы», где по факту организовали вполне себе мелкобуржуазное производство в своих интересах. Коллективное принятие решений если и было, то только среди лидеров движения. Такая власть долго продержаться не могла и население отвернулось от революции.

Еще можно вспомнить Мао Цзэдуна. Многие сразу скажут, что сравнение некорректное, поскольку тот не являлся анархистом. Однако важно заметить, что Мао придерживался не вполне марксистских взглядов. Скорее, мелкобуржуазных. По вопросам тактики он был скорее ближе к народникам, чем к марксистам. И особенно это отразилось на вопросе о централизации. Марксисты всегда выступали за централизацию, поскольку в таком случае разумное планирование способно обеспечить материальные потребности всего общества. Мао же в этом смысле радикально отличался от марксистов, поскольку в самом начале выступал за децентрализацию.

В конце 50-х годов в Китае была выдвинута идея создать «народные коммуны», которые децентрализованы и полностью себя обеспечивают. Там должны одновременно заниматься и сельским хозяйством, и промышленностью. Мол, государство «отмирает» таким образом. Что же получилось на деле? Крестьяне не только пахали, но и плавили чугун в самодельных домнах, эксплуатацию довели до предела.

В ходе эксперимента за очень короткий срок погибло около 30 млн человек. Эксперимент продолжался всего несколько лет, и уже в начале 60-х от проекта отказались. Но опять же, до сих пор есть люди, которые идеализируют подобную модель.

Возможно, «народным коммунам» в Китае помешало то, что они не были полностью свободными, не принимали решение на основании мнения вообще всех по любому вопросу? Вероятно, так и думают некоторые современные анархисты.

Несмотря ни на что, анархизм не изжит. В ходе неолиберальных реформ анархистов становится все больше. Для представителей господствующего класса даже хорошо, если значительная часть протестующих встанет на сторону подобных мелкобуржуазных течений, поскольку в действительности никакой угрозы капитализму они не представляют, что и подтверждает история.

Источник

• ← Развитие ребенка по месяцам до 1 года мальчик что должен
• Ребенок 2 лет заболевает что делать →