С чем были связаны основные трудности в развитии советской исторической науки
Советская историография
Вы будете перенаправлены на Автор24
Советская историография – методология и практика исторических исследований в Советском Союзе.
В послереволюционное время для историографии настали непростые времена, несмотря на это учеными периодически выявлялись и собирались новые исторические источники, создавались архивы и музеи, библиотеки.
Этапы развития советской историографии
В развитии советской историографии можно выделить несколько этапов.
Ресталинизация – это процесс, полностью противоположный десталинизации (избавление от культа Сталина), реабилитация Сталина и сталинизма, возврат к его идеям внутренней и внешней политики.
Марксизм и исторический материализм
Основное отличие советской историографии заключается в том, что в ее основе стояла марксистская методология. Труды, изданные марксистами, были и до революции, но только после неё он был провозглашен главной научной теорией.
Исторический материализм долгое время оставался единой философией истории. В основе материалистического понимания истории стояло учение о социально-экономической формации, а основной силой истории была признана классовая борьба, вся эта идеология отражалась в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса. Влияние исторического материализма ощутимо в отечественной историографии и сегодня, в основном в трудах по социально-экономической истории. Марксистская идеология основана на идеях закономерности исторического развития.
Готовые работы на аналогичную тему
После революции многие российские историки эмигрировали, при этом находясь в эмиграции, они продолжали писать статьи по проблемам истории и проводили исторические исследования, а все стороны развития страны определяются с помощью экономики.
Критики марксистской теории обвиняли их в том, что они отодвигали роль личности на второй план, что не допустимо для развития истории, так как без великих людей нет и истории.
Единственным, кто рассматривал страну как единое централизованное государства был С. В. Бахрушин, в своих трудах он рассматривал социальные слои, которые служили опорой политики царя, он рассматривал опричнину как прогрессивное явление, так как она смогла устранить остатки феодальной раздробленности и вывела государство ну путь развития. Таким образом, на исторических материалах С. В. Бахрушина строилась концепция опричнины как важного этапа в процессе укрепления централизованного государства.
Еще один советский историк, И. И. Смирнов, придерживался концепции С. В. Бахрушина и итоги опричнины при Иване IV видел в росте и укреплении самодержавной власти.
Историография в 1930-ые – 1950-ые гг.
В 1934 году создаются специальные авторские группы для написания учебников по истории, эти группы готовили макеты учебников для предоставления их на конкурс, создание учебников было взято под контроль ЦК партии и велось в соответствии с его установками. В это время были опубликованы замечания И. В. Сталина, С. М. Кирова и А. А. Жданова на макет учебника под реакцией Н. Н. Ванага – авторов учебника упрекали в сложности языка и частных замечаниях.
В 1937 году конкурс учебников состоялся, было представлено 46 учебников, лучшим был признан учебник А. В. Шестакова, который в дальнейшем был рекомендован школам. В помощь учителям истории с 1934 года начали издавать методический журнал «История в школе». После постановлений 1934–1936 гг. все журналы обсуждали вопросы методики.
Второе переиздание книги Р. Ю. Виппера в 1940-ых гг. полностью обобщает работы С. В. Бахрушина и И. И. Смирнова, в это время культ личности Сталина оказывал сильное влияние на развитие исторической науки, продолжается преувеличение роли царей, которое привело к возрождению буржуазных концепций истории России, которые полностью противоречили марксизму-ленинизму
После отставки Н. С. Хрущёва начинается процесс ресталинизации, А. М. Некрич написал книгу под названием «1941 22 июня», которая прошла множество цензур, в книге он поднял вопросы неготовности СССР к нападению Гитлера, в результате А. М. Некрича исключили из партии и назвали фальсификатором истории, но были и те, кто защищали автора, так в 1982 году совместно с М. Геллером он издает еще один труд под названием «Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 до наших дней».
Начинается критика всех историков, которые интерпретируют социально-экономическую историю как историю многоукладности.
В 1966 в «Правде» выходит статья Е. Жукова, В. Шункова и В. Трухановского о необходимости устранения «культа личности». В этом же году начинается процесс над Синявским и Даниэлем, которых обвиняли в написании и передаче для напечатания за границей произведений, которые порочат государственный строй.
Постепенно усиливается идеологический контроль в 1967 году вышло постановление «О мерах к дальнейшему развитию общественных наук и повышению их роли в коммунистическом строительстве», главными задачи истории становятся:
Помимо этого, в задачи истории этого периода также входило комплексное изучение социально-политических проблем развития социализма и перерождения его в коммунизм. В конце 1980-х гг. историки не единожды пытались переосмыслить специфику взаимосвязей между властью и исторической наукой в условиях господства коммунизма.
Особенности исторической науки в советский период
Лекция 11. История исторической науки в советское время
Контрольные вопросы
1. В чем состоит своеобразие исторических взглядов С. Ф. Платонова?
2. Каковы оценки творчества С. Ф. Платонова в советской историографии?
3. Определите новые направления в развитии исторической науки, связанные с научной и творческой деятельностью А. С. Лаппо-Данилевского.
4. Проведите сравнительный анализ позиций Московской и Петербургской школ историков. В чем состоит их принципиальное различие?
Историческая наука в советский период имела свои характерные черты. Прежде всего, важнейшим последствием влияния революционных событий и гражданской войны стало увеличение силы внешнего вовлечения историков в становящуюся структуру политических органов советско-партийной государственной системы. Если до революции политическая деятельность во многом зависела от самих деятелей науки, их мировоззренческих позиций и установок, стремлений заниматься общественно-политической деятельностью, то после гражданской войны наметилась явная тенденция вовлечения историков в политическое пространство, зачастую независимо от их личного желания, с помощью государства и его институтов, и прежде всего, идеологического влияния. При этом в советский период государство использовало более разнообразные и изощренные способы контроля над политическим инакомыслием в научной среде (вывод за штат, «заложничество», урезание профессорских пайков, экзамены по марксизму, высылка за границу, тюремное заключение, ссылка на
5–10-летний срок в отдаленные районы и т. д.). Зачастую теперь под подозрение попадал и обычный нейтралитет. В связи с этим требовалась постоянная демонстрация лояльности, горячей приверженности идеям марксизма, советскому строю ради дальнейшего отстаивания научных взглядов. Причем несогласие или отклонение от марксизма и его постулатов практически автоматически влекло за собой подозрение в политической неблагонадежности существующей государственной системе.
В советский период в отечественной исторической науке надпрофессиональные черты деятельности (идеологические или политические) стали зачастую определять содержание и смысл существования профессиональных.
До революции разворачивалось множество методологических конструкций, в том числе и марксизма, что являлось реакцией на кризис позитивизма, и попытка его преодоления осуществлялась силами самого историко-научного сообщества. После революции кризис завершился, но уже другими способами и средствами: силой государственного влияния, насильственного подавления и пресечения теоретико-методологических направлений, альтернативных марксизму, прежде всего позитивизма, хотя до определенного времени (второй половины 1920-х гг.) методологический плюрализм оставался нормой. В результате марксистско-ленинская историография превратилась в главенствующее,
а затем единственное направление в советской исторической науке, поддерживаемое всем авторитетом партии и советского государства.
Сама историческая наука в советский период приобрела ряд черт, которые придавали ей совершенно неповторимый облик: государственный контроль и планирование деятельности стали особенностью существования исторической науки в советский период.
Бесспорно, что огромнейшее значение имело влияние идеологических установок на внутренний мир науки. Воздействие идеологии распространялось по многим направлениям. Изменения коснулись практически всех сторон жизни историко-научного сообщества. Наиболее глубокими и широкомасштабными они были в организационных формах науки, практике историописания (угле зрения на исторический процесс, проблематике и подборе персонажей историко-научных исследований, языке историописания), а также в процессе воспроизводства исторических знаний.
В организационных формах науки наиболее важным изменением стало появление нескольких направлений исторической науки. Четко обозначились два основных – история партии и история СССР (гражданская история). Историко-партийное направление начало оформляться с первых дней существования советской системы и просуществовало до ее конца. Оно приобрело явно выраженную функцию поддержания и научного обоснования партийно-идеологических доктрин и буфера между партийно-государственными органами и собственно историко-научным сообществом. Историко-партийное направление уже изначально поддерживалось и выделялось государством как наиболее приоритетное и важное по сравнению с общегражданским. Это предопределило то, что взаимоотношения между этими направлениями были весьма неоднозначными.
Основным способом взаимоотношений между государственными органами и исторической наукой стала директивность, заключавшаяся в том, что государственные органы многочисленными декретами, постановлениями формировали новые элементы историко-научного сообщества, а затем осуществляли надзирающий контроль.
Безусловно, новой чертой взаимоотношений власти и историков в советский период стала опека историков партийно-государственными структурами и лидерами, положение, когда непрофессионалы, дилетанты считали не только возможным, но и необходимым вмешиваться в деятельность профессионалов-историков. Спектр директивных действий партийно-государственных органов и лидеров был довольно разнообразным и широким: декреты, постановления о создании исторических институтов, о кадровой политике, о качестве публикаций в исторических журналах, по поводу школьных учебников и т. д.
В практике историописания под воздействием идеологических установок появился новый взгляд на исторический процесс. Теперь в историческом прошлом наиболее ценным и привлекательным виделось преимущественно то, что было связано с подтверждением основных положений марксизма.
В советской историографии наиболее распространенным было обращение к ближайшим событиям, что стало следствием усечения горизонта истории, рассматриваемого теперь сквозь призму классовой борьбы и революционного процесса.
Произошел также отказ от «великорусской» истории в пользу многонациональной, что приводило к потере единой стратегической линии отечественной истории, мозаичности восприятия, искривлению исторической действительности.
Еще одной особенностью существования исторической науки в советский период стала заданность и узость методологических поисков. Признание марксизма в качестве единственно верной методологии пресекло дальнейшие поиски методологического плана.
Появляются новые герои и новые образы в исторических работах, причем осуществляется весьма любопытный процесс «концентрации» положительных черт у героев революционных восстаний, партийных деятелей и участников народных бунтов.
Последовали и изменения во внутренней структуре текста историко-научных работ. Влияние идеологии приводило к тому, что историки даже в произведениях, далеких от советской действительности, должны были использовать в качестве обязательного элемента исторических произведений цитаты из произведений и выступлений вождей, партийных лидеров, постановлений съездов.
Произошли и глубокие линии разрыва в источниковедческой практике. Если дореволюционная историография в целом отличалась тщательным и глубоким отношением к историческому источнику и хорошие источниковедческие знания являлись во многом критерием историко-научного профессионализма, то после революции изначально побеждает тенденция оттеснения источников и подчинения их обществоведческим схемам и установкам.
Таким образом, когда мы пытаемся определить особенности исторической науки в советский период, то исходим из того, что сила внешнего влияния была на порядок сильнее, чем тенденции внутри самой науки.
Раздел V. Советская историческая наука
Советская историография прошла в своем развитии несколько этапов, связанных с эволюцией идеологических установок в советском обществе, методологическими поисками, накоплением исторической информации, со сменой поколений историков, что в совокупности в конечном итоге стимулировало изменение ориентиров в интерпретации истории страны.
Проблема периодизации советской исторической науки обсуждалась специалистами неоднократно. Выдвигались различные критерии периодизации, однако при всех разногласиях большинство ученых согласны в том, что советская историческая наука являлась институтом советского общества, надстроечным явлением, потому этапы ее развития совпадают с этапами развития самого общества. Советские историки обратили внимание и на то, что развитие советской исторической науки, как марксистской по методологическим основам, уходит корнями в предреволюционный период.
Высказывалось также мнение, что главным критерием периодизации может и должна стать идейная борьба с чуждыми течениями и концепциями. В соответствии с этим подходом до 1917 г., когда ленинская концепция была еще неизвестна, не могло быть и марксистской науки. Одновременно ленинская марксистская концепция по существу противопоставлялась другим марксистским концепциям того времени. Некоторые историки стремились установить жесткую связь политики и хода развития советской исторической науки.
В советской историографии былнакоплен значительный опыт движения от характеристики проблемной историографии к общей картине развития историографии. Такой способ поиска рубежей развития науки также дал свои результаты. Был поднят вопрос об особенностях национальных исторических школ и этапах их становления.
Основываясь на политических решениях, эволюции концепций и организационных форм функционирования исторической науки, а также социальных составляющих можно утверждать, что динамика развития советской исторической науки связана прежде всего с преодолением ориентации на теорию мировой революции и формированием советской государственно-охранительной концепции отечественной истории. Концепция эта, сложившись в общих чертах ко второй половине 1930-х гг., впоследствии продолжала видоизменяться, что было связано со сдвигами, произошедшими в обществе в период Великой отечественной войны и последующими изменениями в сфере общественного развития, но в основных своих составляющих сохранялась до начала 1990-х годов.
Первый этап включает в себя революционный процесс, выразившийся в попытках отказа от завоеваний отечественной исторической науки вплоть до отрицания общественной значимости самой исторической науки, попытках поставить исторические знания (как и российское общество вообще) на службу теории «мировой революции». Этот период – время ожесточенных идеологических споров в правящей верхушке, которые сказались на исторической науке и творческих и личных судьбах ее представителей. Завершается этот период отказом от не выдержавших испытания временем организационных и содержательных экспериментов в исторической науке, утверждением в общих чертах государственно-охранительной концепции.
Второй этап связан с оформлением и конкретизацией этой концепции на уровне обобщающих трудов, как по отечественной, так и по всеобщей истории. Он раскрыл научный потенциал советской исторической школы с ее преимуществами в сфере трактовки социально-экономической истории России, обнаружил ее принадлежность в этом отношении русской исторической традиции, чему в немалой степени способствовала Великая отечественная война. Он, с одной стороны, характеризовался освобождением исторической науки от многих штампов и схем, ставших к этому времени анахронизмом, с другой – подготовил условия для системного кризиса советской исторической науки, которую правящая верхушка пыталась использовать в качестве одной из существенных идеологических подпорок существующих политических порядков.
Смена этапов была тесно связана со сменой политических ориентиров в обществе (что в советский период было важным фактором любых общественных изменений) и сказалось на всем содержании исторической науки, на всей ее инфраструктуре. Под инфраструктурой следует понимать систему научных и образовательных учреждений и организаций соответствующего профиля, издательскую базу, средства распространения и популяризации исторических знаний и представлений, в рамках которых и осуществляется научная деятельность. Эта инфраструктура очень важна, ибо она необходима для того, чтобы историческая наука функционировала как общественный институт, чтобы ее проблемы и достижения становились достоянием всего научного сообщества и общества в целом.
Предложенная авторами периодизация носит самый общий характер. В рамках каждого из отмеченных периодов можно указать на более дробные этапы развития отечественной историографии внутри данного периода, отличавшихся своими особенностями.
На названном историческом рубеже в науке выявились направления, различавшиеся своими теоретико-методологическими подходами к трактовке основных проблем отечественной истории. Эти различия, как показала жизнь, подспудно сохранялись под внешней оболочной единства «советской исторической школы». Оказалось, что школа эта не была единой, что в ней существовали различные тенденции, которые вышли на поверхность научной и общественной жизни в конце 1980-х гг. и которые впоследствии вступили между собой в различные, в том числе оппозиционные либо даже конфронтационные отношения.
Основные этапы развития советской историографии
Предлагаемая периодизация истории исторической науки в советский период фиксирует не только изменения государственной системы, влиявшей на общественную структуру и ценности, но и структуры исторической науки, проблематику и идеологические стереотипы.
С 1917 до конца 1920-х гг. – период сосуществования «старой» и новой исторической науки во время революции и гражданской войны. Русская историческая наука не могла в одночасье стать марксистской, советской. Этот этап характеризовался значительными потерями в профессорско-преподавательском корпусе, утратами и повреждениями книжного, архивного и музейного фондов страны. Это период существования отечественного историко-научного сообщества в экстремальных условиях. После окончания гражданской войны наступил этап мирного времени, период более четкого оформления конфигурации государственной власти и политики в отношении исторической науки.
1922 г. стал временем окончательного определения отношения власти к наиболее ярким представителям «буржуазной» науки: они были высланы из страны и отстранены от формирования национальной исторической науки на Родине. Эти наиболее резкие меры власти по отношению к историкам означали становление системы политического и идеологического контроля за деятелями исторической науки, со стороны партийно-государственных органов. При этом следует признать значительную их роль в создании новых академических и ученых институтов (Коммунистической академии и Института Красной профессуры), формировании исторических обществ, национализации архивного и музейного фондов.
1920-е гг. – период относительно мирного сосуществования оставшихся представителей «старой» и «новой» исторической науки характеризовался постепенным усложнением этих взаимоотношений с неуклонным вытеснением представителей «старой исторической науки» с руководящих постов в научных учреждениях и трансформированием Академии наук к потребностям «коммунистического строительства», закончившихся практическим разгромом научной и политической оппозиции в результате «Академического дела». Происходит и постепенное внедрение марксистской методологии исследования, оформление марксистских научных заведений и учреждений. Появляется господствующая группа историков во главе с М. Н. Покровским, которая берет на себя функции авангарда советской истории, бойцов с научной и политической оппозицией. Помимо сугубо идеологических процессов, происходят и другие, в которых идеологическая линия нашла опосредованное выражение. После революции произошло резкое понижение статуса исторической науки и ее значимости, проведено включение ее в состав обществоведения (отмена исторических факультетов и замена их ФОНами – факультетами общественных наук). Тем самым был дан импульс, с одной стороны, тесной связи обществоведения с историей, что в общем-то было естественным отражением влияния идеологии на науку, а с другой – изначально жесткому контролю обществоведческих моделей общественного развития над конкретно-историческим материалом.
С начала 1930-х до начала 1940-х гг.фиксируются практически полное подчинение науки требованиям партийно-идеологической системы и перманентная ликвидация любой научной альтернативности марксизму, увязываемая с политической оппозиционностью существующему режиму. Разгром школы Покровского символизировал только определенную корректировку указанной тенденции, связанную с приведением историко-научных исследований в «истинно-марксистское», догматическое русло. Произошло административное пресечение научных поисков в самом марксизме. Однако следует отметить и положительный фактор – преодоление засилья социологических схем над конкретно-историческим материалом, закладываемого школой Покровского.
В середине 1930-х гг. благодаря партийной политике было восстановлено преподавание истории в вузах и школе, снова открылись истфаки в университетах. Произошло изменение и в идеологических установках – от интернационализма к национальной истории, повернувшее весь горизонт исторического прошлого в русло продолжения имперской политики в сталинском варианте. Это парадоксальным образом привело к реабилитации «старых» историков, репрессированных вначале 1930-х гг., а также к возврату к конкретно-историческому материалу, освоенному предыдущими поколениями дореволюционных историков.
Период 1941-1945 гг.характеризовался значительными переменами в жизни историко-научного сообщества. Произошли значительные потери в его составе. Многие научные исследовательские институты и учреждения подверглись эвакуации и реорганизациям. Помимо утрат источников в результате неразберихи, бомбежек и т. д., такое распределение научных сил по территории страны имело и свое положительное значение в формировании национальных историко-научных кадров, становлении новых исследовательских и образовательных центров на Урале и в Сибири. Обозначился взлет исторического самосознания нации и идеологически была востребована национальная история с культом героических личностей прошлого, прежде всего военачальников.
С 1945 по 1956 гг. идет возвращение историков к мирному труду, восстановление разрушенного архивного и музейного фонда. Однако идеологический фон становился снова неблагоприятным, ибо национальные мотивы, появившиеся в период войны, начали принимать экстремистские формы. Борьба с космополитизмом, кибернетикой, генетикой, литературными деятелями создавала неблагоприятные условия для развития гуманитарных наук, в том числе и истории.
В период с середины 1950-х до середины 1960-х гг. значение имело оздоровление общественной обстановки в период оттепели. Осуждение культа личности Сталина повлекло за собой глобальное переосмысление всей истории революционного движения, отказ от теории «двух вождей» в революции.
Для исторической науки оттепель означала ослабление идеологического контроля со стороны партийно-государственных органов, подтолкнувшее к методологическим поискам на «гранях» марксистской парадигмы, обусловившее появление так называемого «нового направления». Расширяется сеть научно-исследовательских учреждений, появляются новые журналы, историки выходят на международную арену, участвуют в международных конференциях.
С середины 1960-х до середины 1980-х гг. – новое усиление партийного государственного контроля и как отражение общественной стагнации и застоя – аналогичные процессы в историко-научном сообществе, выразившиеся в ликвидации «нового направления» и приостановке марксистских методологических поисков. Мы фиксируем сохранение старых методологических и концептуальных установок с незначительными поправками и устранением наиболее одиозных устаревших остатков идеологии. Однако при этом обозначились некоторые масштабные темы и личности в исторической науке (например,
Б. Д. Греков, П. А. Зайончковский), вокруг которых строились конкретно-исторические исследования: проблемы абсолютизма, феодализма, аграрного строя дореволюционной России и др.
С середины 1980-х до начала 1990-х гг. отмечается процесс ослабления и исчезновения партийно-государственного контроля за исторической наукой, ознаменовавшийся ее кризисом и появлением массы альтернативных как ретроспективных, так и западных постмодернистских теорий. Произошло открытие истории публицистами, выявлено множество лакун в представлениях одосоветском и советском прошлом, опубликованы многие исторические и историографические источники. Появилась новая исследовательская проблематика и установились новые связи с мировыми историческими центрами. Наблюдался и своеобразный общественный информационный шок, вызванный коренным пересмотром отечественной истории. Его глубина усиливалась фактически полным отрицанием достижений советской историографии, мощной критической волной, в которой, наряду с оправданным пересмотром прежних стереотипов, было немало наносного, субъективного, несправедливого. А с другой стороны, проявлялась идеализация достижений дореволюционной России и западной цивилизации.
Сначала 1990-х гг.фиксируются последствия распада советской государственной системы и его влияние на историческую науку.
В результате кардинальных сдвигов в социально-политической системе возникает методологический, проблемный, историософский плюрализм вследствие либерализации и лишения исторической науки идеологической функции. При этом происходит дезинтеграция единого историко-научного пространства. В итоге этого обостряется интерес к локальной истории и краеведению.
Продолжается обновление основного комплекса печатных исторических и историографических источников, мемуарной литературы по истории России и исторической науки, введение новых источников в историографический оборот, в чем немаловажную роль играют и репринтные издания. Постепенно решается проблема отсутствия школьных учебников и учебных пособий.
Во второй половине 1990-х гг. происходит размежевание исторической науки и публицистики. При этом процесс осложняется внедрением в общественно-научное сознание «дилетантских» схем А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского. Наблюдается увлечение метаисторическим подходом, при котором исторические факты подгоняются под определенные философские концепции или заранее сделанные выводы. Типичным образцом являются книги В. Суворова
(Резуна) «Ледокол» и «День-М», на базе которых в 1999 г. был построен цикл телепередач по важнейшей исторической проблеме, связанной с определением причин и виновников Второй мировой войны. Появились и более парадоксальные вещи. К ним относятся книги B. C. Поликарпова «Если бы. Исторические версии» и А. Бушкова «Россия, которой не было. Загадки, версии, гипотезы». Авторы высказывают немало оригинальных, но необоснованных идей. Так,
А. Бушков победу Хрущева над Берией в 1953 г. рассматривает как «шаг назад», называет последнего подлинным реформатором, «несостоявшимся российским Дэн Сяопином».
Изменяется и система материального обеспечения и стимулирования деятелей исторической науки. Появляется система грантовой поддержки. Среди отечественных государственных фондов таковыми, прежде всего, являются Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ) и Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ). Среди зарубежных фондов бесспорно лидирующее положение занимает Фонд Сороса. Существуют также Фонды Форда, Макартуров и др., осуществляющие поддержку гуманитарных, в том числе исторических наук.