в истории нет сослагательного наклонения смысл
История не терпит сослагательного наклонения
Слова Карла Хампе (1869 – 1936), немецкого историка, профессора Гейдельбергского университета — «Die Geschichte kennt kein Wenn» («История не знает слова «Если», нем.).
В русский язык эта фраза вошла именно в виде: История не терпит сослагательного наклонения.
Смысл фразы в том, что бессмысленно говорить об истории предположительно. К примеру — «Вот если бы не было революции 1917 года в России».
На самом деле, никто не знает, что было бы в этом случае. Может быть, в результате таких событий сейчас стало бы лучше, а может быть и хуже.
Цитаты об истории
Вот как пишется история!
Слова французского философа и писателя Вольтера (1694 – 1778).
История не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков
Слова знаменитого русского историка Ключевского Василия Осиповича (1841 – 1911).
История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса
Слова немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770 – 1831).
Насилие — повивальная бабка истории
Цитата из сочинения «Капитал» (1867 г.) немецкого философа Карла Маркса (1818 – 1883), т. 1, гл. 31.
Революцию готовят мыслители, а совершают бандиты
Цитата из романа «Мухи» (1918 г.) мексиканского писателя Мариано Асуэла (1873 – 1952).
Революцию не делают в белых перчатках
Слова вождя мирового пролетариата Ленина Владимира Ильича (1870 – 1924).
У каждого века есть свое средневековье
😎 Дополнительно
Хампе Карл (1869 – 1936) — немецкий историк, изучавший средневековый период
Сослагательное наклонение в истории
«Это ведь только кажется, – писал Н.Я. Эйдельман, – будто историк, признающий все действительное естественным, “разумным”, нейтрален и объективен. Он просто думать не хочет о погибшей альтернативе, несбывшихся возможностях. » (31).
По мнению А.Я. Гуревича, «обсуждение вопроса о таящихся в “исторической материи” потенциях и вариантах неизбежно и логично возникает при отказе от идеи всеобщего детерминизма, которая еще недавно господствовала в нашей историографии. Нетрудно видеть, что проблема альтернативности теснейшим образом связана с пониманием того, что люди участвуют в историческом процессе не только в роли “актеров”, но и в качестве его “авторов”. Отсюда недалеко до идеи “несвершившейся истории”. Обсуждение этой идеи, несмотря на ее критику теми, кто повторяет тезис “история не имеет сослагательного наклонения”, на мой взгляд, могло бы приобрести существенное эвристическое значение. Тут мы вступаем на почву интеллектуального эксперимента в истории и вместе с тем предохраняем себя от неоправданных “спрямлений” и упрощений действительного хода событий» (32).
«. Историческая наука исключает сослагательное наклонение (“если бы – то. ”). И это понятно: если ставится задача описать и объяснить какое-то событие. то всякие чисто умозрительные (виртуальные) конструкции тут неуместны», – подчеркивал И.В. Бестужев-Лада (33). Однако если рассматривать “чисто прогностические сценарии альтернативных вариантов развития событий при различных допущениях”, “тогда история предстает не как цепь фатально предопределенных событий, которые можно лишь констатировать, а как совокупность причинно-следственных процессов, которые при иных условиях вполне могли быть. иными”. “Ретроальтернативистика способна, по нашему мнению, развить теорию упущенных возможностей в том или ином историческом процессе. ” (34).
Вообще же альтернативистский подход ныне занимает существеннейшее место в общетеоретических построениях (в том числе отечественных ученых), связанных с познанием особенностей общественного развития. “Принципиально важное значение, – специально отмечал Л.И. Абалкин, – имеет. современный взгляд на развитие общества, основанный на теории социальных альтернатив. Он отрицает однозначно заданную логику общественных преобразований, линейность движения от низших форм развития к высшим, допускает реальную вероятность разных типов прогресса или регресса” (35).
Строго говоря, потребность и даже обязательная необходимость научных альтернативно-исторических построений методологически вытекает уже из принципа дополнительности, впервые сформулированного Нильсом Бором. В соответствии с ним, ни одна теория не может описывать объект исследования столь исчерпывающим образом, чтобы исключить возможность альтернативных подходов.
Как писали в связи с принципом дополнительности И. Пригожин и И. Стенгерс, «различные языки и точки зрения на систему могут оказаться дополнительными. Все они связаны с одной и той же реальностью, но не сводятся к одному-единственному описанию. Неустранимая множественность точек зрения на одну и ту же реальность означает невозможность существования божественной точки зрения, с которой открывается “вид” на всю реальность» (36). По убеждению членов редколлегии одного из выпусков альманаха “Анналы”, специально посвященного альтернативности истории, «принцип дополнительности должен быть положен в основу формирующейся новой научной парадигмы в гуманитарных науках. Его применение при изучении “мира людей” необходимым образом предполагает переосмысление роли феноменов альтернативности и многовариантности в человеческой истории» (37).
Обращение к исторической альтернативистике отечественных ученых, таким образом, имеет глубинные общенаучные основания (помимо отмеченных иных). На одно из них мы указали выше. Чтобы раскрыть другое, целесообразно предпринять краткий экскурс в историю развития европейской научной, в том числе исторической, мысли в последние несколько веков.
сослагательное наклонение истории
Штудии некоторых исторических событий вообще насквозь полны сослагательным анализом. Так, например, исторические исследования завершения войны в тихоакеанском регионе и атомных бомбардировок Японии представляют из себя массированным образом исследование, анализ и сравнение контрфактических альтернатив. (Вот, в качестве совершенно характерного примера исследований по данной тематике статья, которая эксплицитно исследует различные контрфактические альтернативы и их возможные комбинации.) Аналогично, множество исследований WW2 задаются вопросами в роде «каковы были возможные для Гитлера стратегии после 1939?» и т.д.
ed. Robert Cowley, «What If?: The World’s Foremost Military Historians Imagine What Might Have Been»
ed. Robert Cowley, «What If? 2: Eminent Historians Imagine What Might Have Been»
ed. Robert Cowley, «The Collected What If? Eminent Historians Imagine What Might Have Been»
ed. Robert Cowley, «What Ifs? Of American History»
ed. Andrew Roberts, «What Might Have Been: Imaginary History from Twelve Leading Historians»
Roger L. Ransom, «The Confederate States of America: What Might Have Been»
eds. Dennis Showalter, Harold Deutsch, «If the Allies Had Fallen: Sixty Alternate Scenarios of World War II»
ed. Niall Ferguson, «Virtual History: Alternatives and Counterfactuals»
Наконец, лишь в перспективе сослагательных оценок возможно вообще какое-либо извлечение уроков из истории.
И, наконец, самая фраза про «благодаря [чему-то]» может иметь смысл исключительно в перспективе сравнения фактически осуществившейся истории с сослагательными альтернативами. Если сослагательных альтернатив не мыслится, то и никаких «благодаря» быть априори не может.
Бочаров Алексей Владимирович
«Проблема альтернативности исторического развития: историографические и методологические аспекты»
http://klio.tsu.ru/contents.htm
Характерно, что вслед за утверждением о недопустимости сослагательного наклонения в истории или перед ними очень часто звучат рассуждения именно в сослагательном наклонении. Это, с одной стороны, показывает необходимость этого самого “сослагательного наклонения” в изучении исторического прошлого, а с другой стороны, свидетельствует об отсутствии, или, по крайней мере, неразвитости методологической рефлексии по данной проблеме. Для значительной части отечественных историков вся методология по этому вопросу чаще всего сводится к ещё одному мему, а именно: “изучать то, что могло бы быть, следует для того, чтобы понять, почему всё произошло именно так, а не иначе”. Думается, что проблема альтернативности исторического развития в силу своей важности и сложности не должна сводиться к функционированию мемов.
Альтернативность исторического развития это один из наиболее функциональных феноменов исторического сознания. Осознание или отрицание возможности иного хода событий часто служит основной причиной обращения к прошлому. Когда возникает осознание альтернативности исторического развития? Наверное, тогда, когда историки начинают объяснять ход событий не волей богов, а волей человека. Например, уже знаменитая книга Никколо Макиавелли “Государь” (“Князь”) переполнена рассуждениями в сослагательном наклонении. Впрочем, поиск изначальных историографических истоков темы альтернативности не входит в наши задачи. Работа посвящена только периоду, когда альтернативность исторического развития осознаётся как особая методологическая проблема, требующая специального изучения.
В живых остались бы миллионы, но история не знает сослагательного наклонения: о чем 80 лет назад не зашла речь на Московской конференции союзников
Ровно 80 лет назад, 29 сентября 1941 года, открылась Первая Московская конференция – дипломатическая встреча представителей стран-участниц антигитлеровской коалиции: СССР, США и Великобритании. От Советского Союза в ней лично участвовал Иосиф Сталин, Соединенные Штаты представлял дипломат Аверелл Гарриман, англичан – тогдашний министр авиационной промышленности Уильям Эйткен.
Участие в конференции со стороны Вашингтона и Лондона влиятельных, но все же не первых государственных лиц подтверждает тот факт, что в начале войны эти страны продолжали присматриваться к СССР, оценивая, насколько он способен противостоять гитлеровской Германии. На тот момент советская армия была единственной армией на европейском континенте, которая вела боевые действия с войсками вермахта. Другие страны являлись скорее сочувствующей стороной.
Хотя, безусловно, к этому времени стало ясно, что «политика умиротворения фюрера» (официальный курс Лондона в отношении Германии второй половины 1930-хх гг., осуществляемый в расчете на то, что в случае глобального конфликта СССР будет уничтожен Германией, а Великобритания и другие страны Запада не пострадают) не сработала. Доказательство тому – хотя бы бомбардировки Лондона или зверства нацистов при оккупации Франции.
Выжидательная тактика западных союзников стала одной из причин, почему, несмотря на, казалось бы, явную стратегическую необходимость скорейшего открытия второго фронта, Сталин не поднимал вопрос об этом в ходе Первой Московской конференции. Тем более, к моменту ее открытия он имел три фактических отказа со стороны британского правительства.
Второй раз об открытии Западного фронта советский лидер Иосиф Сталин писал в послании на имя английского премьера еще 18 июля 1941 года. Фронт на севере Франции, по его мнению, помог бы не только оттянуть немецкий войска с Востока, но и исключил бы возможность нацистского вторжения в Англию. И, добавлял он, это стоило бы сделать именно в первые дни войны, пока Гитлер не закрепил занятые на Восточном фронте позиции. Однако и на этот раз со стороны английского правительства последовал отказ.
В третий раз СССР повторил предложение «уже в этом году открыть второй фронт, который мог бы оттянуть с восточного направления до 40 немецких дивизий» 3 сентября 1941 года, когда тяжелые бои шли у Киева, и возникла угроза нового наступления на Москву. Однако английский премьер-министр Уинстон Черчилль вновь заявил о невозможности вторжения во Францию.
И хотя итоги Первой Московской конференции нельзя недооценивать – именно здесь стороны впервые договорились о поставках Советскому Союзу помощи в виде военной техники, в том числе самолетов, танков, грузовых автомобилей, а также некоторого вида сырья (не на безвозмездной, впрочем, основе, впоследствии СССР сполна расплатился за эту помощь) – сложно не думать о том, сколько миллионов мирных граждан разных стран, не только Советского Союза, могло бы остаться в живых, если бы не выжидательная тактика и политические игры Запада.
Источник
В истории нет сослагательного наклонения смысл
ИСТОРИЯ С НАКЛОНЕНИЕМ
ИЛИ НАКЛОНЕНИЕ В ИСТОРИИ
С.А.Карпухин,
доктор филологических наук
Выходит, что люди образованные превратно используют в своих высказываниях по историческим проблемам указанный фразеологизм, не вникая в смысл содержащейся в нем школьной премудрости? Разумеется, нет. К этому фразеологизму прибегают как к последнему козырю полемики, перенося – за неимением других, логических, аргументов – несовместимость сослагательного наклонения с реальной историей на собственный взгляд на историю, –взгляд, который или подразумевает возможное развитие оцениваемых событий, или прямо ссылается на эту возможность. Кроме того, данный фразеологизм, как полемический прием, привлекателен своей афористичной броскостью, тем, что воздействует на слушающих не рационально, а эмоционально. То есть тем, что более свойственно поэзии или публицистике: парадокс (Лучшие мужчины – это женщины; Новое – это хорошо забытое старое), «сравнение без сравнения» (Лучше гор могут быть только горы), «утверждение без утверждения» (Кто есть кто) и другие эмотивные фигуры речи. А в научных суждениях, особенно в такой популярной области, как история, наверное, лучше оперировать более точными и однозначными языковыми средствами.
Самара
(Журнал «Русская речь», № 4, 2011 г., с. 126-127)