василь витка биография на белорусском

Василь витка биография на белорусском

Імя Васіля Віткі – адно з самых прыкметных сярод майстроў прыгожага пісьменства Беларусі. Гэтаму паспрыяла рознабаковая творчасць нашага земляка, які надзіва ўдала праявіў сябе як паэт і празаік, драматург і перакладчык, казачнік і публіцыст, крытык, сатырык і журналіст.

Яго жыццёвы шлях пачаўся ў слуцкай вёсцы Еўлічы, дзе ў сялянскай сям»і 16 мая 1911 года з»явіўся на свет Цімох Васільевіч Крысько – так па-сапраўднаму звалі пісьменніка. У 1912 годзе сям»я ў пошуках лепшай долі апынулася ў Омску. У родную вёску вярнуліся адразу пасля Кастрычніцкай рэвалюцыі. У Еўлічах Цімох скончыў тры класы мясцовай школы, экстэрнам здаў экзамены за чацвёрты клас у суседняй сямігодцы, але далей вучыцца не давялося. Ён стаў вучыць дзяцей мясцовага хутараніна за харчы і невялікую даплату. Адначасова вучыўся ў кузні свайго суседа кавальскай справе.

Пасля заканчэння ў 1928 годзе Слуцкай прафесійна-тэхнічнай школы працаваў слесарам на Бабруйскім дрэваапрацоўчым камбінаце, у заводскай шматтыражцы, рэдакцыях газет «Камуніст» (Бабруйск), «Ударнік» (Жлобін), «Чырвоная змена», «Літаратура і мастацтва» і часопіса «Полымя рэвалюцыі». Удзельнічаў у паходзе Чырвонай Арміі ў Заходнюю Беларусь і да самага пачатку вайны працаваў сакратаром Беластоцкага абласнога аддзялення Саюза пісьменнікаў БССР. З пачатку Вялікай Айчыннай вайны – у рэдакцыі газеты «Савецкая Беларусь», а з 1942 года – у аддзеле прапаганды і агітацыі ЦК КПБ, рэдактар масавых выданняў для акупіраваных раёнаў. Супрацоўнічаў у сатырычных часопісах «Партызанская дубінка» і «Раздавім фашысцкую гадзіну». З дня ўтварэння часопіса «Беларусь» (студзень 1944 года) працаваў яго адказным сакратаром, з 1948 года – намеснікам рэдактара, а з 1951 года – галоўным рэдактарам газеты «Літаратура і мастацтва». У 1957–1974 гадах – галоўны рэдактар часопіса «Вясёлка». З 1974 года па 1987 год быў членам сцэнарна-рэдакцыйнай калегіі кінастудыі «Беларусьфільм». Член Саюза пісьменнікаў СССР з 1943 года. Праца пісьменніка адзначана ордэнам Кастрычніцкай рэвалюцыі, двума ордэнамі Працоўнага Чырвонага Сцяга, двума ордэнамі «Знак Пашаны», медалямі. Ён – заслужаны дзеяч культуры БССР, лаўрэат Дзяржаўнай прэміі БССР, узнагароджаны міжнародным ганаровым дыпломам імя Х.К. Андэрсена з занясеннем прозвішча ў Ганаровы спіс дацкага казачніка.

Некалі літаратурны крытык Вера Палтаран сказала пра Васіля Вітку: «Ён нарадзіўся пад знакам паэзіі». Сапраўды, паэзія – яго самае першае і самае моцнае творчае захапленне, а паэтычны дэбют адбыўся ў 1928 годзе ў бабруйскай акруговай газеце «Камуніст». У 1944 годзе ў Маскве выдадзены першы зборнік вершаў «Гартаванне», пра які Кузьма Чорны пісаў: «У кніжцы лірыкі Цімоха Крысько Радзіма паўстае перад намі поўнай гармоніяй глыбокіх вобразаў… Гэта прырода душы самога паэта, таму тут стыхія поўнай і сапраўднай паэтычнай шчырасці і жывой праўды». Не памыліўся класік. Шчырасць, праўда, любоў да Радзімы, а яшчэ – лірычная мова, дасканалае валоданне народнай фразеалогіяй сталі адметнымі рысамі творчасці Васіля Віткі. Яны яскрава праявіліся ў зборніках яго паэзіі «Поўдзень» (1946), «Вернасць» (1953), «Ружа і штык» (1958), «Паверка» (1961), «Вершы» (1968), «Беларуская калыханка» (1971), «Праводзіны лета» (1972), «Вышыні святла» (1977), «Случчына» (1981), «Трэція пеўні» (1988).

Невычэрпная тэма – Васіль Вітка і родны край. Тэма, акрэсленая самім пісьменнікам, які пісаў: «Случчына, ты – запаветная паэма мая, якую я пішу ўсё жыццё, збіраю па словах, па радках. Але вось папрабаваў скласці іх разам – і бачу: паэма яшчэ не напісана. Мабыць, аднаму не па сіле напісаць яе, вартую дзівоснай прыгажосці і крынічнай чысціні роднай зямлі». У гэтых словах, акрамя ўсяго – і сыноўняя ўдзячнасць паэта роднаму краю, які абудзіў у ім мастака.

Несумненнага поспеху дасягнуў Васіль Вітка ў галіне дзіцячай літаратуры. Для дзяцей ён выдаў кніжкі паэзіі і вершаваных казак «Вавёрчына гора» (1948), «Буслінае лета» (1958), «Казка пра цара Зубра» (1960), «Дударык» (1964), «Азбука Васі Вясёлкіна» (1965), «Казкі» (1968, 1976), «Чытанка-маляванка» (1971), «Хто памагае сонцу» (1975), «Ладачкі-ладкі» (1977), «Мы будуем метро» (1979), «Мінскія балады» (1982), «Казкі і краскі», «Госці», «Загадка пра зярнятка» (усе 1984), «Дзецям» (выбраныя творы ў дзвюх кнігах, 1986), «Свята дружбы» (1987), зборнік апавяданняў «Зайчык-вадалаз» (1962). Дарэчы будзе нагадаць, што ў Беларусі заснавана літаратурная прэмія імя Васіля Віткі, якой адзначаюцца лепшыя творы для дзяцей.

А яшчэ Васіль Вітка – аўтар п»ес «Прамень будучыні» (1948), «Шчасце паэта», прысвечанай Я. Купалу (1951, пастаўлена ў 1952), зборніка сатыры і гумару «Для дома, для альбома і трохі для эпохі» (1983), шматлікіх літаратурна-крытычных і публіцыстычных артыкулаў на маральна-этычныя і выхаваўчыя тэмы. У 1977 годзе пабачыла свет кніга дзённікаў, нарысаў і апавяданняў «Дзеці і мы», у 1982 годзе – кніга «Урокі», у 1988 годзе – «Азбука душы». Адзін з аўтараў чытанак «Роднае слова» для першага (1969), другога (1970) і трэцяга (1988) класаў. У 1973 годзе выйшлі з друку «Выбраныя творы» ў двух тамах. Васіль Вітка пераклаў на беларускую мову паэму У. Маякоўскага «Добра!» (1940, з Р. Лыньковым), «Паны Галаўлёвы» М. Салтыкова-Шчадрына (1956), кнігу В. Сухамлінскага «Блакітныя жураўлі» (1971), творы рускіх, украінскіх, латышскіх, балгарскіх і польскіх пісьменнікаў.

З 1996 года Васіля Віткі няма разам з намі. Але ёсць яго творы, ёсць магчымасць далучыцца да спадчыны пісьменніка – непаўторнага майстра роднага слова. У Слуцкім раёне ў гонар нашага земляка названа адкрытае акцыянернае таварыства «Вітка-Агра», з 2008 года штогод у маі праводзяцца Віткаўскія чытанні, яго імя прысвоена Акцябрскай базавай школе, а таксама адной з дзіцячых бібліятэк у Мінску. У 2006 годзе выйшла з друку кніга абразкоў пра Васіля Вітку, ягоны час і сяброў «Жыў на свеце дзед Васіль», якую напісалі Расціслаў Бензярук і сын пісьменніка Вісарыён Крысько.

Анатолій ЖУК

Васіль Вітка

Случчына
Ёсць на зямлі такі куток,
З якім навек я злучаны,
Адкуль ступіў свой першы крок –
Мая радзіма – Случчына.
Не зводзіліся ўсе вякі
На Случчыне паэты.
Вянкі іх песень – рушнікі,
Сурвэты – іх санеты.
Увекавечыў Слуцак нас
Сваімі паясамі.
А пра цяперашні наш час
Вы ведаеце самі.
Пачуўшы ад старых людзей,
На ўласны смак праверыў –
Няма нічога саладзей
Славутай слуцкай бэры.
А тыя, хто памаладзей,
Перадаюць унукам –
Няма нічога саладзей,
Чым слаўны слуцкі цукар.
Сябры, паверце земляку:
За век свой некароткі
Я ўпэўніўся, што случаку
Увесь наш край салодкі.

Сакуны
Мы на Случы ўсе – сакуны,
Завомса сакунамі.
Спрадвеку хлеб наш сакаўны
І мова сакаўная.

Звязала рушніком рака,
Тугім вузлом злучыла
З лесавіком палевіка
І дружбе навучыла.

Здавён адзін на аднаго
Мы не глядзелі скосо,
І хоць пабачылі ўсяго –
Усё перажылосо.

Наб»е гузак, хто вытнецца,
Пацэліць той, хто меціцца.
Бо як яно рабіцьмецца,
Дык так яно і мецьмецца.

І нечага аюцкаць,
Калі пастух някемны,
У слуцку ўсё па-людску –
І случакам прыемна.

Яшчэ ў калысцы спіць сысун,
А толькі абазваўса,
І ўжо ён – выліты сакун,
Увесь у бацьку ўдаўса.

Глядзіш, мацнейшыя харчы
У місе падварушвае.
Не трэба нават і вучыць –
Так лыжкай апічушвае.

Расце сабе, у вус не дзьме,
Наказ шануе дзеда:
На Случчыне Андрэй Кузьме –
Заўсёды родны Хведар.

І сам удаўса я такі,
Шчаслівы вам прызнацца:
З адной рукі, з другой рукі –
Скрозь слуцкае сваяцтва.

Дадому еду – і здалёк,
Нібы палотны белячы,
Бяжыць бярозавы гаёк,
Дарогу сцелюць Еўлічы.

Чмель трубіць у гарбузны цвет
На ўсё сяло святочнае.
Не блізкі абышоўшы свет,
Канцы з канцамі сточваю.

Тут між балотнага куп»я
Ўзлятала песня кнігаўкай.
Зрасталася душа мая
З маёю лепшай кнігаю.

У ёй – імёны, адрасы,
У ёй – мае случане,
Жывых – жывыя галасы
І тых, што замаўчалі.

Падчас і я ў трубу трублю,
На скрыпачцы пілую,
Што, мілую, цябе люблю,
Зямлю сваю – малую.

А ты жыццё прайшла са мной,
У свет вяла і клікала.
Ніколі без цябе, малой,
Не знаў бы я вялікае.

Яшчэ не сплочаны мой доўг.
Перад табою немы,
Я ўсё шукаю свой радок
Дзеля тваёй паэмы.

Источник

Василь Витка: Случчына, ты — запаветная паэма мая

110 лет назад, 16 мая 1911 года, родился классик белорусской литературы Василь Витка. Культуролог Юлия Чернявская, внучка писателя, рассказывает, кто спас его во время сталинских репрессий, как он чудом выжил в первые дни войны и в какой ситуации единственным проголосовал против.

Этот материал — очередной из проекта «Аўтары», посвященного юбилеям белорусских литераторов. tut.by делает его вместе с A1 в рамках инициативы #ЛітаратурА1.

«Отыскав семейку грибов, он ежедневно поливал их и прикрывал еловыми лапками. Чтобы они выжили»

История моего деда, белорусского писателя Василя Витки, начинается на Случчине.

«Случчына, ты — запаветная паэма мая, якую я пішу ўсё жыццё, збіраю па словах, па радках. Але вось паспрабаваў скласці іх разам — і бачу: паэма яшчэ не напісана». Вместе с Кузьмой Чорным, своим старшим и любимым другом, родившимся неподалеку, в Тимковичах, они называли этот край Слуцко-Копыльским государством.

На Случчыне Андрэй Кузьме

Заўсёды родны Хведар.

Из стихотворения Василя Витки

И во время войны, и после, уже живя в Минске, дед говорил о Евличах, как о рае. Каков же он был, этот рай?

Четыре улочки — «пасёлкі» — три параллельные, одна боковая. Вот и вся деревня Евличи, что под Слуцком. Кузница с ветряком (ею «заведовал» крестный моего деда, хромой Валадым), небольшой родник. Маленький, заросший осокой пруд, любимое место детей и аистов.

Ничего этого давно нет — причуды советской мелиорации.

Вообще-то дедушка родился в Омске, куда его отец отправился на отхожие промыслы. В Евличи мальчика привезли уже пятилетним, и изначально говорил он на русском. Он любил вспоминать разговор со своей бабушкой:

— Бабушка, там лягушка!

— Цімачка, якая ж гэта галушка? Гэта ж жаба!

Все пришло к нему в пять лет, уже в сознательном возрасте: деревня, язык, птицы, которых он полюбил на всю жизнь особенно нежной любовью. Знал все их голоса. Мята. Ее он мял в пальцах: младшая сестра тетя Тася, так и оставшаяся в Евличах, выращивала для него крошечную мятную плантацию. Гладь воды. Осока. Лес.

Он тяжело переживал грубую вырубку лесов: «Юлечка, Случчина стала совсем лысая».

Дед вообще был пантеистом: он все воспринимал через природу — и историю, и людские характеры. Он ее чувствовал. Вот истории из гораздо более позднего времени.

Мой папа вспоминал: стояло засушливое лето. Семья отдыхала в Королищевичах, в старом Доме творчества (в Минском районе. — Прим. TUT.BY), и каждый вечер дед углублялся в лес с графином воды в руке. Оказалось, что, отыскав семейку грибов, он ежедневно поливал их и прикрывал от жара еловыми лапками. Не для того, чтобы поджарить и съесть. Просто чтобы они выжили.

Я и сама помню, как каждое утро он спускался по минской улице Маркса к Свислочи с куском батона в целлофановом пакете: там плавало семейство уток, он их кормил и страшно огорчился, когда недосчитался одного утенка.

И до самой смерти собирал каштаны — это бесполезное чудо природы…

«Усе Віткі з адной світкі», говаривал он, хотя имя «Василь Витка» было псевдонимом, по-настоящему его звали Тимофей Васильевич Крысько. Мало кто знает, что первым его псевдонимом был «Цімох Згрэбны» (изящный), но это имя не прижилось. Может, потому что было поверхностным, наносным. Данью моде. Изящество — это было не про деда. Он был гораздо глубже.

Василем Виткой он стал в 1944 году. Василем — в честь отца деревенского книгочея и искусного лекаря-самоучки. Витка — это палка с небольшим снопком сена наверху. Ею в деревне разделяли участки. Имя попало в точку: дед умел, как сказали бы сейчас, сохранять границы.

Но вернемся к его отцу, Василю Максимовичу, главному грамотею на селе: аж три зимы он ходил в волость, в школу. С той поры им овладела жажда слова: он выменивал, покупал и всячески доставал книги, а по вечерам читал их вслух семье и соседям. Он читал благодарной аудитории всё — от романов до справочников. Особенно прадед ценил «Пособие для военных фельдшеров». Говорят, с его помощью мог по латыни написать рецепт. Был прекрасным сапожником, хорошим токарем, но, скорее, «заточен» был под городские профессии. В сельском хозяйстве он разбирался не так хорошо, как его жена, большая труженица Марья Михайловна. В старости прямо на грядке ее хватит инсульт. Она, очнувшись, позовет детей попрощаться, и все съедутся. Встанет с постели, сядет за стол с детьми и внуками, шутя пожалуется на то, что не может пригубить чарочку, а ночью тихо умрет. Она пережила мужа на двадцать лет.

На селе, прадеда Василя Максимовича уважали и любили. Как самого «книжного» и справедливого выбрали председателем колхоза. За это его казнили фашисты в Слуцке. Мой дедушка с горечью добавлял: «И за нас, его сынов». Он, старший сын, работал в агитационных массовых изданиях, издаваемых для оккупированных районов, Борис, младший, прошел всю войну танкистом.

Были в семье и две дочки — Тоня и Тася. Ближе всего дед, старший, дружил с младшенькой Тасей. Он рано понял, что любит малышню. Придумывал для сестры песенки и сказки. Потом станет придумывать для сына и дочери. И лишь много позже — для всех белорусских детей.

Дед начинал как поэт для взрослых. Хотя вообще-то начинал он как слесарь. Образование этого предельно интеллигентного человека насчитывало лишь деревенскую семилетку и профтехшколу. Остальному он учился сам, где мог и как мог, учился до последнего дня жизни, и это не преувеличение: каждую книгу читал вдумчиво, подчеркивая строки, делая пометки на полях, а по вечерам продолжал заочную беседу (полемику, жаркий спор) с автором уже в своем дневнике… Ежевечерне же в глухой темноте слушал классическую музыку. Любил и знал театр. А когда увлекся педагогикой, то проштудировал, кажется, все, что возможно, по философии и психологии образования.

Мой дед, Василь Витка, был человеком Просвещения. Нет, не Ренессанса, чей человек претендовал на легкий талант и врожденные умения, а именно Просвещения, где ценились сосредоточенность и личностная зрелость. Впрочем, ему повезло с наставниками: от хромого кузнеца Валадыма из Евличей до утонченнейшего Кузьмы Чорного, с которым подружился в военной Москве.

Он был готов вбирать в себя и обдумывать. Ему это давалось нетрудно: он был человеком не столько говорящим, сколько слушающим.

«Хозяйка мгновенно выгнала неблагонадежных на улицу, количество друзей таяло в геометрической прогрессии»

Слесарем дед проработал два года — на Бобруйском деревообрабатывающем комбинате: он, кстати, существует до сих пор. А потом закрутило молодого рабочего в совсем ином, неожиданном вираже: заводская многотиражка, затем редакция газеты «Коммунист», где редакторствовал тогда уже известный писатель Михась Лыньков. Кстати, эта маленькая газета с громким названием печатала тексты на четырех языках — белорусском, русском, украинском и идиш. У Лынькова был особый талант — группировать вокруг себя литературную молодежь. Сергей Граховский, Евхим Кохан, Хвядос Шинклер, Тимох Крысько, Микола Лобан, Рыгор Суница (Лыньков), Микола Аврамчик…

Кстати, Рыгор Суница, младший брат Лынькова, помог моему деду в 1937 году. К тому времени оба уже жили в Минске и работали в газете «Чырвоная змена». Женились они на родных сестрах. Сперва дед нашел свою Олю, Олюську, Люську. А потом уж и Рыгор познакомился с ее младшей сестрой Геней.

По семейному преданию, на вечере, посвященном наступлению нового, 1936 года, 25-летний Тимох увидел, как на сцену выбежала невысокая чернокудрая девушка и начала темпераментно декламировать стихи Купалы и Маяковского. Это была Ольга Лерман, молодая актриса ТРАМа.

ТРАМы — театры рабочей молодежи — на тот момент были в каждом городе. В Москве, например, именно из недр ТРАМа и выпочковался знаменитый «Ленком». У нашего ТРАМа была более печальная судьба: его главного режиссера Михаила Зорева убили в минском гетто, часть актеров погибла, часть оказалась разбросана по Советскому Союзу… Бабушка была хорошей характерной актрисой, но война лишила ее профессии. А ведь был еще и тридцать седьмой.

Моему деду несказанно повезло: он уцелел. В отличие от его друзей Владимира Дубовки, Сергея Граховского и Алеся Пальчевского, он не попал в лагеря.

Помню, как уже в 1970-х писатели прогуливались по набережной Свислочи. Граховский, Пальчевский, Зарицкий, Русецкий, Брыль, Скрыган и мой дед. Мужская компания и я, единственный ребенок в этом взрослом солидном ряду. Я цеплялась за руку деда и глазела по сторонам: их разговоры были совершенно непонятны. Лишь много лет спустя я спросила деда, о чем они говорили тогда. «Наши разговоры, — ответил он, — можно кратко охарактеризовать названием дореволюционного журнала «Каторга и ссылка».

В отличие от многих других, дед выжил. Но в одном из его писем бабушке есть строка: «твое мужество, твоя стойкость, твой героизм». И следом подчеркнутая короткая фраза «1937 год».

Они об этом не рассказывали. Это было в письмах, в дневниках и мельком упоминалось в одном из эссе деда. А что случилось тогда? В 1937 деда исключили из комсомола и выгнали из «Чырвонай змены» с формулировкой «за утрату бдительности и либерализм». На кого-то он не донес, как того требовалось вышестоящим лицам. Моему папе, Виссариону, как называли его в семье — Вилику, было тогда около трех месяцев.

Деда не посадили, но в любой момент могли. Размолоть человека в пыль, разломать на щепу. Его всего лишь лишили работы. Хозяйка комнаты на улице Розы Люксембург мгновенно выгнала неблагонадежных квартирантов на улицу, количество друзей таяло в геометрической прогрессии. Но оставались верные братья Лыньковы.

Слева направо: Василь Витка, Сергей Граховский, Янка Брыль. Фото: личный архив Юлии Чернявской

Рыгор брал на свое имя переводы и отдавал их деду. Помню, были среди них рассказы Чехова и поэма Маяковского «Хорошо!». Да уж, хорошо, куда лучше… А Михась пристроил «лишенцев» в сторожевую при Доме творчества в Пуховичах. Там, в этой комнатке, и жили. И это было счастье. Вот как дед вспоминал об этом времени в одном из писем бабушке, когда война разбросала их по свету на долгие четыре года:

«Люсинька! Помнишь ли ты один из летних вечеров в Пуховичах, когда мы вышли с тобой и сидели на скамеечке возле клумб, потом долго ходили. Кажется, в этот вечер не было нами ничего особого сказано, но он останется в моей душе на всю жизнь. Я физически ощущаю его.

Я всегда, когда о нем вспоминаю, чувствую свежий запах метиолы. Метиола! Почему я пишу о ней, думаю? Потому что я вообще не знал, что есть на свете такой цветок. Это ты открыла его название, его тайну, что он радуется своему счастью только ночью, когда никто не видит…

Я тогда не сказал тебе этого, потому что понял все это позже и, может быть, по-настоящему — сейчас. Но тогда, в ту ночь, я знал, что ты именно думаешь о том, что и я».

А потом, как это бывало даже в те годы, небо над ними вдруг прояснилось. Деда вдруг восстановили на работе, а в 1939 году назначили секретарем отделения Союза писателей в Белостоке. К тому времени родилась папина младшая сестра Наташа. Жизнь налаживалась…

«Во многом поэтому он ушел в детскую поэзию. В ней было меньше требований к идеологическому содержанию»

Они снова оказались среди уцелевших. Оставив семью в поезде, дед побежал к Лыньковым просить совета. Михась сказал: «Выгружайтесь, останемся здесь, вместе». Но когда Рыгор и мой дед добрались до вокзала, оказалось, что эшелон уже ушел. Тогда дед волосы на себе рвал, что не успел…

Впрочем, вскоре он понял, что разлука с семьей спасла ее от уничтожения. Если бы успел, бабушка с детьми-полукровками погибли бы в гетто, как погибла жена Михася Лынькова Ханна Абрамовна. И их сын Марик. И Геня, бабушкина сестра, жена Рыгора. И их двухлетняя дочка Аленка. Всех их расстреляли в Старых Дорогах.

Хотя этот текст — к 110-летию деда, я не могу не рассказать о бабушке, Ольге Григорьевне. Ей в этом году тоже исполняется 110 лет. Не могу не вспомнить, как их эшелон разбомбили. Как она шла через огромное пшеничное поле: сын на плечах, дочь на руках, к поясу приторочено пыльное, бывшее когда-то розовым одеяло. Как принимала роды в лесу, и роженица в благодарность назвала своего сына Виссарионом (Виссарион от греческого Βησσαρίων — «лесной». — Прим. TUT.BY). Как работала в колхозе в Куйбышевской области, а потом браковщицей на заводе в Кургане. Как спасла детей и сохранила в старой театральной сумочке все 256 писем мужа. И открытки. И даже бланки переводов, которые слал им дед. Все, на чем был его почерк.

На фронт дед просился трижды. Его не взяли из-за зрения и ревматоидного полиартрита. В его письмах — постоянная вина за то, что он не на войне. Компенсация этой вины — работа по восемнадцать часов в сутки и, как бы теперь сказали, волонтерство: поиск выживших белорусов и их семей.

Поэт Василь Зуенок, поэтесса Евгения Янищиц, писатель Алексей Карпюк и поэт Василь Витка (слева направо) в Доме творчества. 1987 год, Минск. Фото: С. Крицкий, БГАКФФД

Он окончательно перестал быть «Згрэбным», а в 1944-м стал Василем Виткой. Эти письма — история того, как человек становился собой. И любви, конечно же, любви. Целомудренно и очень откровенно. Каждое новое поколение думает, что именно оно изобрело любовь. Они бы очень удивились, доведись им прочитать письма их прадедов… В письмах деда женщина и родина становятся единым — мечтой и устремлением. Тем, чего нет рядом.

Эта родина — не большой Советский Союз, хотя и он не воспринимается чужим. Но настоящая родина — внутри Советского Союза, он называет ее «наш край», «наша земля». «И полетим, как птицы, на нашу родную землю» — лейтмотив писем. Не случайно названием своей первой книжки он сделает «Горкі вырай». Сделать-то сделает, но назвать не сможет.

«Редактор Главлита требовала, чтобы я писал так, как Лебедев-Кумач, что стихи мои непонятны. Придралась к названию даже «Горкі вырай». Говорят, Глебка с ней за это поругался, обозвал ее дурой. Глебка — редактор книжки, и он отстаивал каждый стих. Ну, да чорт с ними… Я с ними даже дела не стану иметь. Поеду куда-нибудь на Полесье».

Книжка вышла под названием «Гартаванне».

Дед всю жизнь старался не иметь «с ними» дела. Думаю, во многом поэтому он ушел в детскую поэзию. В ней было меньше требований к идеологическому содержанию. А еще в ней было пространство для шутки, фантазии, веселья и словотворчества.

Источник