волынов космонавт биография личная жизнь

Последний из первых. Как космонавт Борис Волынов выживал и побеждал (18 фото)

Первый отряд из 20 человек был сформирован в период с марта по июнь 1960 года. 7 марта набрали ударную группу из 12 человек. В число первых вошли Юрий Гагарин, Алексей Леонов, Герман Титов, Владимир Комаров, Андриян Николаев. Среди них был и Борис Волынов.
Тогда он еще не знал, что судьбой ему будет уготовано остаться последним из легендарного отряда. Когда ушел из жизни Алексей Леонов, Борис Валентинович Волынов остался единственной ниточкой, связывающей нас с зарей космической эры.

«Выше и быстрее, чем летают самолеты»

Ему не достались лавры «первого», но космическая судьба Волынова и без того была полна приключений. Что такое находиться на грани жизни и смерти, он узнал на собственном опыте.
Борис Волынов родился в Иркутске 18 декабря 1934 года. С детства мальчик хотел стать летчиком и, в отличие от многих, мечту не перерос. В 1953 году он поступил в военную авиационную школу, а после нее — в Сталинградское военное авиационное училище лётчиков.

Служить молодого офицера отправили в авиационные части Московского округа ПВО. Казалось, мечта исполнилась, дальше будут годы любимой работы. Но однажды Волынова вызвали к командиру полка. Борис терялся в догадках, где успел проштрафиться, но в кабинете ему дали подписать документ о «неразглашении».

А дальше последовало предложение «полетать на новой технике, выше и быстрее, чем летают самолеты». Беседовавший с Волыновым офицер предупредил, что риск для жизни есть, и дал время подумать. Но летчик согласился сразу.
Потом был вызов в Москву и медкомиссия повышенной строгости, продолжавшаяся несколько недель. Волынов оказался одним из тех, кто устроил медиков по всем параметрам.

Вечный дублер

В число шести человек, которых готовили к самому первому полету, Борис не вошел. Но уже во время подготовки полета «Востока-3» и «Востока-4» он был в числе основных претендентов.
Когда запускали «Восток-5», Волынов стал дублером Валерия Быковского. Обычно дублер становится первым претендентом на следующий полет, но в данном случае все оказалось сложнее.
Во время полета «Восхода-1» Волынов снова был дублером — правда, не в одиночестве, а в качестве командира дублирующего экипажа. В «Восходе-2» ему тоже места не нашлось.

Казалось, что на «Восходе-3» он точно полетит. Сначала Борис готовился к полету по научной программе вместе Георгием Катысом. Затем задание сменили на сугубо военное, и его напарником по экипажу стал Виктор Горбатко.
Но в мае 1966 года полет «Восхода-3» за несколько дней до старта отменили совсем.

«Не посылайте евреев в космос!»

Было отчего впасть в отчаяние. Тем более обнаружилось еще одно, совсем уж неожиданное «препятствие».
Об этом в своих дневниках писал шеф первого отряда советских космонавтов генерал Николай Каманин: «У меня были опасения, что Сербин снова будет заниматься „еврейским вопросом“, — однажды он уже высказывался против допуска в космический полет Волынова только потому, что у него мать — еврейка. Думаю, Сербину пришлось отступить под влиянием Мишина, Келдыша и Афанасьева, которых я, защищая кандидатуру Волынова, сумел привлечь на свою сторону. В самые последние дни приходили письма из ЦК с призывом: „Не посылайте евреев в космос!“. С большим трудом удалось защитить хорошего парня от злобных и глупых нападок».

Мама Бориса Валентиновича, Евгения Израилевна Волынова, была замечательным врачом. Как потом вспоминал сам космонавт, никаких особенных еврейских традиций в их семье не было. А если бы и были, какое это могло иметь значение?
Но тем не менее нашлись люди, пытавшиеся ставить Волынову палки в колеса. К его счастью, нормальных, таких, как Каманин, оказалось куда больше.

История одной посадки

Час пробил 15 января 1969 года. После девяти лет подготовки Волынов отправился в космос на корабле «Союз-5» вместе с Евгением Хруновым и Алексеем Елисеевым.
Экипажу предстояло состыковаться с ранее стартовавшим «Союзом-4», который пилотировал Владимир Шаталов. После этого Елисеев и Хрунов в скафандрах должны были перейти из одного корабля в другой, а затем вернуться на Землю вместе с Шаталовым.
Это задание планировали еще для «Союза-1» и «Союза-2», но тогда все закончилось трагедией — погиб космонавт Владимир Комаров.

На сей раз все прошло успешно. Елисеев с Хруновым даже принесли Шаталову письмо от жены и свежие газеты, став таким образом первыми «космическими почтальонами».
«Союз-4» сел успешно, а вот Волынов едва не разделил страшную участь Комарова.
Во время спуска не произошло отделения приборного отсека от спускаемого аппарата корабля. «Союз» понесся вниз по незапланированной траектории, с тяжелейшими перегрузками, крутясь из стороны в сторону.
Борис Волынов признавался потом, что в этот момент старался записать все происходящее на магнитофон, чтобы после катастрофы специалистам было легче разбираться в случившемся. На собственное спасение он особо не рассчитывал.
Наконец злосчастный приборный отсек отделился. Однако это было еще не все. После раскрытия парашюта из-за сильного вращения спускаемого аппарата стали закручиваться стропы. Такая же ситуация была у Комарова, который погиб из-за схлопнувшегося купола парашюта.
Но тут фортуна наконец сжалилась над Борисом. Купол не схлопнулся, хотя скорость снижения все равно была значительно выше расчетной. Аппарат ударился о землю так, что космонавт получил несколько серьезных травм, в том числе перелом корней всех зубов верхней челюсти.

«Поволынили-поволынили — ни хруна не сделали»

Волынов выбрался из спускаемого аппарата и оказался посреди казахстанской степи. Температура приближалась к минус 40, а на космонавте был только легкий полетный костюм — скафандры при взлете и посадке в то время не использовали. Он ждал поисковую группу, согреваясь теплом остывающего после невероятного перегрева в плотных слоях спускаемого аппарата.
Когда первые члены поисковой группы добрались до Волынова, он первым делом спросил их:
— Ребята, я не седой?
Его успокоили — цвет волос остался естественным. И тут же поделились свежим анекдотом о полете кораблей «Союз-4» и «Союз-5»:
«Пошатались-пошатались по космосу, поволынили-поволынили — ни хруна не сделали, еле сели».

Темная история на «Салюте-5»

Когда все закончилось, Волынова отправились в госпиталь, где приходилось принимать пищу через трубочку — поврежденные зубы ходили ходуном.
Медики были категоричны: новых полетов в космос не будет, да и в обычной жизни лучше вместо самолета выбирать поезд.
Но он не для того так долго готовился, чтобы легко сдаться. В 1971 году с него сняли все ограничения и допустили к подготовке по программе «Алмаз».
«Алмазами» называли космические станции военного назначения, созданные в КБ Челомея. В космос они были отправлены под названиями «Салют-3» и «Салют-5».

На «Салют-5» на космическом корабле «Союз-21» и отправился полковник Волынов вместе с подполковником Виталием Жолобовым.
Как вы уже догадываетесь, и эта экспедиция была полна приключений. Причем до сих пор непонятно, что все-таки случилось тогда на «Салюте-5» в самый разгар миссии.
Сам Борис Волынов рассказывал, что проблемы начались после аварийной ситуации, случившейся на 42-е сутки, когда на станции на несколько часов пропало электричество. Неполадки ликвидировали, но с Жолобовым стало творится что-то странное.

«На вторые сутки он перестал меня понимать, летал в позе эмбриона со стеклянными глазами, — вспоминал Волынов в интервью „МК“, — на третьи сутки состоялся консилиум, и Герман Титов, который тогда руководил полетом, скомандовал: „Срочно осуществить посадку!“. Больших же мне сил стоило впихнуть Виталия в скафандр, зашнуровать его и регулярно производить ему инъекции для нормальной работы сердца. »
Жолобов в интервью украинскому изданию «Факты» описывал ситуацию иначе: «Мы с командиром часто говорили о том, что нас обоих гнетет „голод“ по земным запахам. Это чувство не сказывалось на нашей работе, но давило на психику. Однажды мы так и сказали Земле. Там посчитали, что задание, в принципе, выполнено и нас можно возвращать домой. А поскольку в среде космонавтов не принято говорить о слабостях командира экипажа, всю „хандру“ я потом взял на себя».

«Психологическое расстройство»

Космонавт Алексей Елисеев в своих воспоминаниях рассказывал следующее: «К удивлению группы встречающих, оба космонавта сразу после посадки выглядели вполне здоровыми. Оба сказали, что в станции появился сильный запах азотной кислоты и находиться там стало невозможно. Поскольку оба космонавта настаивали на наличии запаха кислоты, следующая экспедиция полетела на станцию с противогазами и большим набором реагентов, позволяющих провести объективный анализ химического состава атмосферы жилого отсека. При анализе отклонений от нормы обнаружено не было. Космонавты, проведшие этот анализ, после снятия противогазов посторонних запахов не почувствовали. Спрашивается, что же случилось в предыдущем полете? Никакая гипотеза, кроме психологического расстройства, объяснения происшедшему не давала. »
В упоминавшемся интервью «МК» Волынов так сказал о Жолобове: «Чудесным образом на Земле он быстро пришел в себя, после переехал в Киев, занялся политикой». На вопрос, общается ли он с бывшим напарником, Борис Валентинович ответил лаконичным: «Нет».

Не обо всем можно рассказывать

Спустя пять лет после этой истории Жолобова уволили в запас из рядов Советской Армии. А Волынов в 1983 году стал командиром отряда космонавтов.
В запас по достижении предельного возраста он был уволен в мае 1990 года, последним из первого отряда. 30 лет в отряде космонавтов — это рекорд.
Борис Валентинович никогда не забывал, что он не просто космонавт, а военный космонавт. Однажды журналист его спросил, за что он получил необычную для его профессии награду — в 1977 году Волынову вручили медаль «За отличие в охране государственной границы СССР». Дважды Герой Советского Союза в ответ улыбнулся и пояснил репортеру, что не обо всем можно рассказывать даже спустя десятилетия.

. Сегодня он последний, для кого тот первый звездный отряд — не страница истории, а страница собственной биографии. Хочется пожелать Борису Валентиновичу Волынову оставаться с нами еще многие-многие годы.

Источник

Космонавт Борис Валентинович Волынов

Борис Валентинович Волынов (род. 1934) – советский космонавт №14 из первого гагаринского набора, участвовал в двух орбитальных полетах общей продолжительностью чуть более 52 суток и 7 часов. Дважды Герой СССР, стал вторым человеком после В. Быковского, прошедшим испытание в сурдокамере. Пережил два тяжелых приземления, прошедших не в штатном режиме. Считается первым евреем по определению Галахи, который побывал за пределами Земли. Служил в отряде космонавтов 30 лет, что является рекордным результатом среди соотечественников.

Ранние годы

Борис Волынов родился в сибирском городе Иркутске 18 декабря 1934 года. Когда мальчик был еще маленький его родители Валентин Спиридонович и Евгения Израилевна переехали в кузбасский городок Прокопьевск, где он провел свое детство и юность. Мама работала врачом и все время была на работе. Юному Борису приходилось присматривать за младшим братом, и чтобы его защищать от уличной шпаны он начал усиленно заниматься спортом.

В 1952 году Борис получил школьный аттестат, после чего отправился в павлодарскую военную авиационную школу. Выбор был не случаен, ведь после поездки в Кишинев, где удалось лично полетать на ПО-2, юноша всерьез заболел небом. Получив первоначальные навыки управления самолетом, молодой человек отправился в Сталинград для учебы в ВАУЛ, которое закончил в 1955 году. В дальнейшем начал служить летчиком и старшим летчиком в подразделениях Московского округа ПВО, управлял истребителями МИГ-15 и МИГ-17.

Почтовая марка в честь полёта космического корабля «Союз-21»

Дорога в космос

Служба шла гладко, и будущий космонавт Волынов не мечтал покорять околоземные просторы, но однажды его вызвали к командиру полка и предложили полетать на другой, более совершенной технике. Он не отказался, но из пяти военных летчиков, приглашенных на медкомиссию для полетов в космос, был отобран только Борис Валентинович.

Наиболее суровым испытанием оказалась сурдокамера – небольшая капсула, в которой нужно было прожить 10-15 суток. Она имела максимально возможную свето- и звукоизоляцию, а также экранирование от магнитного поля. За три недели до легендарного гагаринского полета (10-е сутки в сурдокамере) случился пожар, в результате которого Волынов получил многочисленные ожоги.

Памятный почтовый блок в честь полёта космических кораблей «Союз-4» и «Союз-5»

Первая экспедиция в космос

Трагедия не помешала двигаться к намеченной цели, и он продолжил подготовку к орбитальному полету. Как и многие современники шли тренировки в рамках лунной программы, а после отказа от нее к полету на «Союзе». Первое время приходилось быть дублером, но Королев успокаивал и говорил, что нужно ждать своего часа, и он наступил в 1969 году.

В свой первый космический полет Борис Валентинович отправился 15 января 1969 года как командир экипажа вместе с А. Елисеевым и Е. Хруновым на борту корабля «Союз-5». На следующий день была выполнена первая в мире стыковка пилотируемых КК «Союз-4» и «Союз-5». Хрунов и Елисеев в скафандрах «Ястреб» вышли в открытый космос и перешли на «Союз-4», пилотируемый В. Шаталовым, а Волынов остался один в спускаемом аппарате.

Во время спуска отказал пиропатрон и движение к земной поверхности пошло по незапланированной баллистической траектории с перегрузкой 10g, что привело к перегреву спускаемого аппарата. Он смог отделиться от агрегатного отсека лишь вследствие полного перегорания стальных лент. Движение шло с вращением вокруг продольной оси, в результате чего парашют закрутило, и он стал перемещаться с большей скоростью. Не оказала должной помощи и система мягкой посадки, из-за чего космонавт Волынов не смог избежать инерционных травм, были сломаны даже корни зубов, но он остался жив. В первое время его отстранили не только от космической подготовки, но и от летной работы, но после восстановления запрет был снят.

Новый полет

Второй орбитальной экспедиции пришлось ждать 7 лет. Командир экипажа Волынов отправился в космос вместе с бортинженером В. Жолобовым на бору пилотируемого КК «Союз-21» 6 июля 1976 года. Работа шла в рамках секретной советской программы «Алмаз», поэтому все проведенные исследования имели закрытый характер. Ее появление объяснялось желанием военных обладать своей станцией для выполнения разведывательных задач.

Во время нахождения на борту военной ОС «Салют-5» были выполнены эксперименты по выращиванию кристаллов и перекачке топлива, что помогло в доработке грузовых кораблей «Протон». Биологическая программа включала наблюдение за поведением рыб. Неожиданно на 42-сутки полета произошел сбой в работе бортовых систем, в том числе регенерации кислорода.

Хотя космонавтам спустя 2 часа, удалось восстановить функционирование систем жизнеобеспечения у обоих возникли проблемы со здоровьем. Особенно тяжело было Жолобову, который испытывал тяжелые головные боли, которые не проходили от имеющихся на борту медикаментов. Кроме того, по данным NASA существовали проблемы с психологической совместимостью. В результате было принято решение о досрочном приземлении (на 11 дней раньше намеченного).

Весь объем предспусковых работ космонавт Волынов проводил в одиночку, включая облачение Жолобова в скафандр. Расстыковка прошла не в штатном режиме – немного заклинило защелки стыковочного узла, а во время приземления спускаемый аппарат ударился ребром и свалился на борт.
В последующие годы Борис Волынов оставался на службе в ЦПК в качестве инструктора и командира, откуда уволился в 1990 году. Сейчас проживает вместе с супругой в Звездном городке.

Источник

Борис Волынов: Юра рисковал, как никто из нас

В итоге Волынов, которому в минувшем декабре исполнилось 86 лет, дал добро на разговор («Не больше часа!») и пригласил в Звездный городок. Встречу назначил в мемориальном кабинете Юрия Гагарина, расположенном на втором этаже Дома космонавтов, как здесь называют местный Дворец культуры.

Об отборе

— Знаете, каким он парнем был?

— Гагарин? Конечно. Мы ведь жили на одной лестничной клетке. Двери напротив. Дом второй, этаж шестой.

Юрий Алексеевич трагически погиб в марте 1968-го, а его жена Валентина Ивановна оставалась нашей соседкой до последних дней жизни. Валя ушла год назад. Тоже в марте.

А познакомились мы с Юрой в далеком 1960-м. Оба старшие лейтенанты, летчики-истребители. Я служил в полку противовоздушной обороны в Ярославле. Частенько летал на Москву, охранял северные подступы к столице. Гагарин проходил службу в морской авиации где-то под Мурманском.

— Как вас готовили к полету?

— По-разному. Сразу сказали: «Ребята, предстоит напряженная работа, всякое может случиться, поэтому надо постараться исключить любые неприятные сюрпризы».

Начали с прыжков с парашютом. Для этого поехали в город Энгельс. На другом берегу Волги находится Саратов, где Гагарин учился в индустриальном техникуме на литейщика, занимался в местном аэроклубе ДОСААФ, совершил первый самостоятельный полет на учебном самолете. Так что Юра попал, можно сказать, в родные места.

Правда, он рассказывал, что на аэродроме в Энгельсе ранее не был, там базировалась военная авиация.

— До этого вы прыгали с парашютом?

Кстати, это же училище двумя годами позже оканчивал и Герман Титов, космонавт №2, дублер Гагарина.

После выпуска я служил в Московском военном округе. Много было приключений, одно, связанное как раз с парашютным прыжком, могло завершиться трагедией.

Не знаю, надо ли рассказывать.

О прыжке

— Обязательно, Борис Валентинович!

— А что случилось-то?

— Что значит «пристрелочные»?

— Перед десантированием основной группы самолет делает пробный круг, экипаж определяет силу и направление ветра на высоте прыжка. Как правило, сначала из салона выкидывают небольшой парашют с грузом и смотрят, куда его отнесет. После чего штурман делает поправку, выбирает точку выброса.

Второй парашютист тоже не сумел приземлиться, застрял на других проводах, пониже.

— Но хотя бы живы остались?

— Да, к счастью, обошлось. Их потом пожарные сняли.

Меня ветром понесло на жилой массив, пришлось, что называется, налету разбираться, как управлять парашютом. ЛЭП благополучно миновал и снизился на двухэтажный дом. Купол лег на крышу, я дотянулся до окна и аккуратно съехал вниз. Ни царапины, ни удара. Только нервное возбуждение. Коснулся земли, а там лужа замерзшая. Я и поскользнулся, упал. Лежу, натягиваю стропы, пытаюсь встать.

В это время надо мной пролетал самолет, тот самый Як-12, который нас так «удачно» десантировал. Оценивал результаты прыжков. Шел на маленькой высоте, чтобы всё видеть. Купол на крыше, на земле лежит человек. Ясное дело, разбился.

Самолет вернулся на аэродром, летчик доложил командованию. Шум поднялся. Комполка говорит: «Вот кто бросал этих парней, пускай теперь сам с их женами разговаривает».

О ложной тревоге

— Даже не стали ждать официального подтверждения факта гибели?

— Меня ведь не сразу подобрали, и замполит успел «порадовать» мою Тамару. Та вернулась с завода, смену отработала, а ей с порога заявляют: муж погиб. Она в слезы. Пошла к соседке, такой же офицерской жене. Вместе легче пережить трудную минуту.

Домой я попал вечером. За день дико вымотался, сил не осталось, чтобы переодеваться, мыться. Как был в форме, так и свалился на ковровую дорожку, которая уходила под обеденный стол.

Думал: чуть полежу, отдышусь, потом встану и приведу себя в порядок. На секунду закрыл глаза и не заметил, как уснул. Крепко так! Расслабился. Накопленное напряжение сказалось.

Все приключилось 6 марта, в преддверии Международного женского дня. По случаю праздника я заранее уговорил жену купить «Советское шампанское»: вдруг ребята в гости придут, стол накроем.

Вот эту бутылку мы с Тамарой и распили вдвоем, не дожидаясь красного дня календаря. Так сказать, по случаю счастливого спасения. Прекрасно посидели под нехитрую еду, которую приготовили на керогазе.

Пообещали друг другу, что всегда будем вместе. И вот уже 63 года идем по жизни рука об руку.

О первом полете

— А чем закончилась та история с неудачным парашютным прыжком?

— Накрутили хвост всем, кто неправильно рассчитал траекторию спуска, не учел силу и направление ветра. Это обязательно надо брать в расчет.

— Да, тогда с коротким интервалом стартовали два корабля: «Союз-4», которым управлял Владимир Шаталов, и «Союз-5», где командиром был я. В мой экипаж входили Женя Хрунов и Алексей Елисеев. После стыковки кораблей парням предстояло совершить выход в открытый космос и перебраться в «Союз-4».

У Володи не было шансов выжить. Как напарник по всем испытаниям я участвовал в разборе инцидента, анализ проводился тщательный.

В 1968 году на «Союз-3» полетел Георгий Береговой, лётчик-испытатель с большим стажем. Он прошел Великую Отечественную, воевал вместе с генералом Каманиным, который потом занимался подбором первых космонавтов.

Опытному практику поручили состыковаться с беспилотным космическим кораблем. Но у Берегового в то время было не очень хорошо с электроникой. Покрутился он, покрутился, израсходовал рабочее топливо, задачу не выполнил и приземлился. Начальству это сильно не понравилось.

— Почему?

— Вес полезной нагрузки всегда ограничен. Жене и Алексею предстояло выходить в открытый космос, мы с Владимиром оставались внутри кораблей. Считалось, что техника надежная, не подведет. Не должна.

О стыковке

— А по факту?

— Многое происходило впервые, конструкторы старались все рассчитать, максимально обезопасить экипажи, но кто мог дать гарантии?

Любопытно проходила стыковка. Когда корабли сближаются до ста метров, вся автоматика переводится в информационный режим, приборы лишь показывают параметры, а управление осуществляется вручную. Каналов, которые надо постоянно контролировать, минимум шесть, а рук-то у каждого по две. Нужно было научиться управлять системой, мы долго отрабатывали нюансы на тренировках, синхронизировали действия, например, подавали друг другу сигналы миганием огней. Переговаривались так на расстоянии.

С тридцати метров начинается зависание, нулевая скорость движения относительно друг друга. При этом корабли за полтора часа облетают вокруг Земли, несутся со скоростью восемь километров в секунду.

Поэтому столь важно было аккуратно обходиться с относительными скоростями. Но руководство сказало нам, что стыковку нужно провести в поле зрения камер советского телевидения. Чтобы антенны в пункте наблюдения поймали картинку и потом показали ее, предъявив доказательства всему миру.

А два корабля подошли друг к другу над Африкой. В результате мы с Шаталовым летели до Крыма на расстоянии тридцать метров, вели «Союзы» на «руках». Хотя, в принципе, это не так и долго, скорости-то космические.

Состыковались очень спокойно. Единственная трудность, о которой заранее не подумали: надо было так развернуть корабли, чтобы солнышко, во-первых, освещало путь, по которому шли ребята из одного «Союза» в другой. И второе: Земля ждала хорошую картинку, а для этого в объектив кинокамеры не должны были попадать прямые лучи. Вот я и рулил связкой из кораблей, следил по приборам. А масса-то двойная, управление совсем иное. Но нас хорошо подготовили, все прошло штатно. И ребята переход отработали нормально, почти без шероховатостей.

Потом начались приключения.

— Какие?

— На радостях, что «Союз-4» вернулся благополучно, из центра управления полетом мне подкинули малость не ту информацию, не проверили, как сориентирован корабль. Если бы он пошел на разгон, я никогда не вернулся бы на Землю.

«Союз» к спуску готовила автоматика, отдавала команду на включение двигателя. Хорошо, я догадался посмотреть в иллюминатор, а там темно. Ночь, никаких ориентиров! Ну, я всё и вырубил.

Связался с Землей. Позывной у меня был Байкал. Я ведь родом из Иркутска. Из ЦУПа отвечают: «Ой-ой, извини, мы сейчас!» Новые данные дают: «Завершай вручную, Байкал. И можешь использовать большие скорости, чтобы не задерживаться». Я быстренько выполнил, перекинул всё, поставил, как надо. Движок включился автоматом.

А дальше началась неразбериха, мощная авария. До сих пор помню мельчайшие детали, хотя прошло более полувека. Человеческая память удивительно устроена: какие-то острые моменты стирает напрочь, а что-то сохраняет.

О случившемся тогда мало писали в прессе.

Об аварии

— Расскажите, Борис Валентинович.

— У корабля есть три отсека, при спуске они автоматически разделяются. Но когда отходил бытовой отсек, произошел прохлоп крышки входного люка, и давление внутри моментально упало на сто миллиметров ртутного столба. А на мне, напомню, даже скафандра не было.

Корабль должен лететь днищем, где наибольший слой теплозащиты. Но отсек не отошел, и я несся к Земле носом вперед. Автоматика понимала: это неправильно, и за счет двигателя спускаемого аппарата перевернула корабль по вектору скорости.

На высоте километров в сто уже есть атмосфера, а значит, и сопротивление воздуха. По законам аэродинамики корабль кувыркнулся опять. Но гироскопия, видя, что мы идем наименее защищенной частью, снова стала крутить корабль. Так я и вертелся туда-сюда. Было ясно, что повторяется сценарий Владимира Комарова.

— Готовились к худшему?

— О таком лучше не думать, а делать, что положено.

Володя пытался записать на диктофон всё, что происходило с ним в момент спуска, но плёнка погибла при пожаре, ничего не сохранилось. На мой «Союз-5» уже поставили прибор, который наносил информацию на специальную проволоку.

Я решил собрать побольше сведений и подробно рассказывал о том, что видел.

Из-за высокой скорости снижения металл разогревался так, что превращался, по сути, в тряпочку, развевался в потоках воздуха, как ткань, разлетался на огромные всполохи. Завораживающее зрелище: за иллюминатором на расстоянии двадцати сантиметров от лица рвутся вверх столбы пламени и испаряются на твоих глазах.

— Страшно было?

— Как они ощущаются?

— Поскольку объект постоянно вращался, они были знакопеременными. Потом инженеры-баллистики рассчитали, что все началось на высоте примерно 90 километров, может, чуть ниже.

О приземлении

— И сколько длился полет с вращением?

— Ну, мне показалось, очень долго. Точное время не знаю, не засекал, но, думаю, минут десять.

На высоте десяти километров над Землей сработала парашютная схема. У Володи Комарова в схожей ситуации закрутились основной и запасной парашюты, не раскрылись. У меня всё прошло нормально.

Но спускаемый аппарат весил три тонны, по инерции он раскрутился, и продолжал вращаться вокруг оси, заматывая стропы.

Что могло его остановить? Коль скоро я был инструктором, много работал с парашютами, то знал их хорошо. Понимал, что вращение никак не прервать, а значит, неизвестно, схлопнется купол или нет. Но мне опять повезло, аппарат постепенно перестал крутиться в одну сторону и начал вращаться в обратную, стропы расправились, купол приобрел грушевидную форму. Думаю: ну, слава богу, кажется, живой остался.

Вроде внутренне мобилизовался, приготовился, и все равно момент приземления оказался неожиданным. Спускаемый аппарат долбанулся сильно. Очень. Мимо меня со скоростью снаряда пролетел диктофон, врезался в пол. Хорошо, ногу не задел. В итоге я отделался синяками и ушибами, ну, и корни зубов пострадали. Мощно клацнул челюстями от удара.

Первое время говорил с трудом, есть было больно, в госпитале Бурденко кормили через трубочку.

Но это было потом, сначала мне предстояло выбраться из казахской степи. Я приземлился в шестистах километрах от запланированного места посадки, этого я тоже, разумеется, не знал, однако понимал, что искать могут долго, поэтому надо рассчитывать на свои силы.

Первым делом постарался вылезти из спускаемого аппарата. Люк сделан из жаропрочной стали, по краям в два слоя специальная резина, которая не горит, вернее, не должна гореть. Она превратилась в пепел, а сталь вспенилась, словно мыло в тазу при стирке белья.

Протиснуться в люк и так не очень просто, а тут он еще больше сузился. Я чуть-чуть задел за край, и комбинезон сразу рассекло, как бритвой. Поэтому выбирался аккуратно, внутри-то дышать было трудно из-за дыма. А у меня же с собой ни кислородной маски, ни скафандра, только полетный костюм и легкие тапочки.

К счастью, меня заметили с пролетавшего гражданского самолета, передали координаты спасателям. Они прибыли часа через полтора. Все это время я грелся у спускового аппарата, обратно уже не залезал.

О цене

— Вы, Борис Валентинович, полетели почти через восемь лет после Гагарина, но, получается, легче или проще освоение космоса не стало?

А каждый новый старт обогащал нас бесценным опытом. Скажем, вторым советским космонавтом стал Герман Титов, в августе 1961 года он провел на орбите чуть более суток. По нынешним меркам, недолго, но тогда полет считался длительным. Герман столкнулся с тем, что из-за невесомости вестибулярный аппарат работал иначе, кровь приливала к голове. Чем-то похоже на морскую болезнь, сильную качку. И реакция организма такая же. Это состояние совершенно вымотало Титова.

И отбор кандидатов проводился с учетом нового знания.

Был такой лётчик-испытатель Анатолий Левченко, его готовили для полета на челноке «Буран». Вероятно, в свое время он получил травму головы, но информации не придали значения. Он на семь суток слетал в космос на «Союзе-ТМ4», благополучно вернулся и продолжил подготовку к старту «Бурана». Но вскоре Левченко стал жаловаться на сильные головные боли. Его обследовали и обнаружили небольшую опухоль. Возможно, ее появление спровоцировало кровенаполнение в невесомости. Провели трепанацию черепа, сделали операцию. Увы, не помогло. Через восемь месяцев после полета Анатолий погиб. Умер.

Хороший был парень. И летчик опытный, к подготовке очень серьёзно относился.

— Дорогая цена за знания.

— Да, порой учились на ошибках. Но, повторю, каждый полет давал нам новую важную информацию.

Моя вторая экспедиция продолжалась 49 суток. Планировалось, что мы с Виталием Жолобовым дольше пробудем на орбите, однако на сорок вторые сутки случилась мощная авария.

Станция в буквальном смысле выключилась, наступила полная тишина. До звона в ушах. До сих пор ее слышу, она сидит во мне. Жуткое состояние! Наверное, ничего страшнее не испытывал в жизни. Абсолютная темнота и тишина. Все приборы замерли, воздух не подавался, поскольку регенераторы не работают без электропитания. Мы поедали находившийся внутри станции кислород и понимали: с каждым мгновением он убывает, а новому поступать неоткуда. Через несколько часов неполадки удалось устранить, подача электроэнергии возобновилась, но чувства мы испытали не самые приятные. Полет выдался трудный.

Потом на Земле разбирались в причинах поломки, чтобы она впредь не повторилась.

О выборе

Описание похоже на ваш рассказ о первом приземлении. Выходит, выводы из полета Гагарина сделаны не были?

Могу перечислить по пунктам. Во-первых, аэродинамика иная. Абсолютно. Во-вторых, схемы разделения тоже заметно различаются. И, в-третьих, на «Востоке» стоял двигатель одноразового включения. А для состыковки двух кораблей нам надо было деформировать орбиту, а значит, несколько раз включить двигатель.

— Почему, на ваш взгляд, выбрали именно Гагарина?

— Скорее всего, причина в характере Юры. Он был хорошим человеком, честным, открытым, надежным.

Королев и сделал выбор в пользу Гагарина. Рассмотрел в нем что-то особенное. И не ошибся.

— А вы это видели?

— Расскажу маленькую, но весьма характерную историю, свидетелем которой был.

Трапеза закончилась, народ стал расходиться. Мы с Юрой спустились с крыльца, пошли к машине, чтобы ехать в Звездный городок. Он оглянулся, убедился, что никто нас не слышит, и спросил: «Боря, а печенка-то вкусная была?». Оказывается, Гагарин остался голодным! За расспросами он не успел перекусить, а сказать, мол, подождите, дайте поесть, постеснялся. В результате доедал в машине то, что мы прихватили с собой утром из дома.

Представляете? Меня этот эпизод буквально ошеломил. Я, наверное, не удержался бы, что-нибудь взял пожевать. А он разговаривал, шутил, анекдоты рассказывал, со всеми общался и ни крошки в рот не положил. И никому в голову не пришло предложить.

— Юрий Алексеевич сильно изменился после полёта?

— Он стал общественной фигурой, сейчас сказали бы, звездой мирового масштаба. Его популярность ни с чем нельзя сравнить. Вот вы с английской королевой за одним столом сидели? Нет. И я тоже. А Юра сидел и вел себя абсолютно спокойно, раскованно. Он и там смог остаться простым, живым и естественным.

Изначально Елизавета не планировала устраивать прием в его честь, это не предусматривал протокол, но англичане так радушно принимали первого космонавта Земли, что у монаршей особы не оставалось выбора.

Королева подарила Гагарину прогулочный катер из красного дерева. Потом мы не раз гоняли на нем по водохранилищу. Как-то даже заночевали.

Из Франции Юра привез машину Matrе. Однажды решили с ветерком прокатиться на ней в академию Жуковского. А это низкий двухместный автомобиль, рассчитанный на ровные европейские шоссе, а не на тогдашние подмосковные ухабы. Вот ехали мы и на каждой кочке привставали, чтобы пятую точку не отбить.

После пары поездок Юра поставил «француженку» в гараж, на «Волге» было ездить лучше и надежнее.

О соседстве

— Понимаю, вопрос умозрительный, и все же: если бы Гагарин дожил до сегодняшнего дня.

— Многое было бы иначе. Очень многое. Уверен!

Юра очень хотел полететь еще раз. Что называется, распробовать.

Я прекрасно понимал его, поскольку сам очень долго оставался в резерве. Большинство членов нашего первого отряда уже стали полноценными космонавтами, а я еще только тренировался, без конца сдавал экзамены. Знаете, как говорят? Нет ничего хуже, чем ждать и догонять.

Гагарин с июня 1966 года проходил подготовку по программе «Союз», был назначен дублером Володи Комарова, чей полет в апреле 1967-го завершился трагедией. А в марте следующего года не стало и Юры.

— А что вы имели в виду, говоря, мол, при нем все сложилось бы по-другому?

— Простой пример. В центре Звездного городка стоят две блочные пятиэтажки-хрущевки. Сами понимаете, красоты они не добавляют. В Москве их пускают сейчас под снос по программе реновации, а в свое время такими убогими зданиями представители Министерства обороны СССР хотели заставить весь наш поселок.

Юра узнал и возмутился, однако до высокого начальства даже первый космонавт Земли не сразу сумел добраться. Пока он бегал по инстанциям и доказывал, что так строить нельзя, две коробки успели собрать. Но авторитет у Гагарина был огромный, конечно, к его словам прислушались. Остальные дома в Звездном городке возведены из кирпича, как надо.

В этом весь Гагарин. Он в любые проблемы влезал, для него не существовало мелочей, он подходил ко всему основательно, как Королев. Они были дружны. И, к сожалению, оба рано ушли. Несправедливо рано.

Кстати, раз уж речь о строительстве, поделюсь еще одним воспоминанием.

Накануне Нового 1966 года Сергей Павлович приехал в Звездный, чтобы поздравить отряд космонавтов с наступающим праздником. Мы встретились, поговорили, а потом Королев захотел посмотреть на дом №2, где нам предстояло жить.

Стройка еще продолжалась, лифт не работал, вокруг валялись мешки с цементом, с потолка свисали провода, торчала какая-то арматура.

Когда Юрия не стало, моя Тамара старалась поддержать Валю, его жену.

О легенде

— Почему Валентина Ивановна не давала интервью?

— Она никогда не объясняла, но я сам все понял после какого-то мероприятия, на которое ее пригласили. Собравшиеся рассказывали о Юрии Алексеевиче, демонстрировали фотографии на большом экране, просили выступить Валю. Я видел, как ей трудно в этом участвовать. Домой она вернулась буквально без сил, плохо себя почувствовала, потом долго не могла восстановиться, на это понадобилась не одна неделя.

Люди разные. Юра всегда был общительным, открытым. А у Вали другой характер, она не переносила публичность, тратила много эмоций, переживала. Поэтому сторонилась чужих людей, в незнакомой компании чувствовала себя зажато, замыкалась. Но это не распространялось на тех, кого хорошо знала.

Такой штрих. Звонок в дверь. Тамара открывает дверь, я выглядываю из кухни в спортивном костюме. Обычный день, никого в гости не ждем. Заходит Валентина с цветами, в руках какая-то коробочка-подарок. Сделала три или четыре шага вглубь коридора, остановилась и молчит. Тамара спрашивает: «Валюш, смотрю, ты с букетом. » Она и говорит: «Сегодня день Бориного старта. А вы забыли!»

Действительно, у космонавтов есть традиция отмечать годовщину начала каждой экспедиции, но мы закрутились в повседневных заботах и упустили. А Валя напомнила.

Она правильным человеком была. До самого конца.

Расскажу о последней нашей встрече в марте 2020-го.

— А как вы узнали о гибели Юрия Алексеевича?

— Я находился в Звездном городке. Не хотелось верить.

— Близкий человек. Как был им, так и остается.

— Памятник, который стоит перед вашим домом №2, похож на него?

Источник