взаимосвязь истории науки философии науки
Взаимосвязь истории науки и философии науки
Поможем написать любую работу на аналогичную тему
Размышляя о взаимосвязи философии науки и истории науки, мы сталкиваемся с проблемой происхождения науки и проблемой ее периодизации.
Можно заметить, что в настоящее время в сообществе науковедов и философов науки отсутствует единое понимание происхождения науки. Нет и единых принципов и критериев ее периодизации.
Широко признано положение, что наука, как и философия, зарождается внутри древнего мифологического сознания. Но вот по вопросу о том, как наука стала самостоятельной областью общественной деятельности (при всех ее взаимосвязях с другими областями общественной жизни и культуры).
Представляется вполне разумным рассматривать формирование науки как долгий исторический процесс, который начался в глубокой древности и завершился к XVI–XVII вв.; в течение всего этого промежутка времени науки в ее современном понимании, представленном в приведенном выше определении, еще не было. И только с XVI–XVII вв. началось существование науки – такой, как мы ее понимаем сейчас.
В истории науки можно выделить четыре основных периода.
1.СIтыс. дон.э. до ХVIв. Этот период можно назвать периодом преднауки. На его протяжении наряду с передававшимися от поколения к поколению в течение веков обыденными практическими знаниями, приобретенными посредством житейского опыта и осмысления трудовой деятельности, стали появляться первые философские представления о природе, называемые «натурфилософскими учениями», внутри которых формировались зачатки научных знаний. С накоплением сведений, навыков, приемов и методов, используемых для решения астрономических, математических, медицинских, географических и других проблем, в философии образуются соответствующие разделы, которые затем постепенно обособляются в отдельные науки: астрономию, математику, медицину, географию и т.д. Это своего рода «эмбриональный» период развития науки, который предшествует ее рождению в качестве особого социального института и особой области и стороны культуры.
2.XVI – XVIIвв. Это период великой научной революции. Она начинается с исследований Коперника и Галилея и венчается фундаментальными физическими и математическими трудами Ньютона и Лейбница. В этот период были заложены основы современного естествознания. Появляются стандарты и идеалы построения научного знания. Они связываются с формулированием законов природы в строгой математической форме и с проверкой теорий посредством опыта. Начинает культивироваться критическое отношение к религиозным и натурфилософским догмам, недоступным обоснованию и проверке посредством опыта. Развивается методология науки. Наука оформляется как особая самостоятельная область общественной деятельности. Появляются ученые-профессионалы, развивается система университетского образования для их подготовки. В XVIIв. создаются первые научные академии. Возникает научное сообщество с присущими ему специфическими формами и правилами деятельности, общения, обмена информацией.
3.XVIII–XIXвв. Этот период соответствует классической науке. В это время образуется множество различных самостоятельных научных дисциплин, в которых накапливается и систематизируется огромный фактический материал. Строятся фундаментальные теории в математике, в различных областях естествознания, связанных с исследованиями в области неживой и живой природы; вобластях гуманитарных наук (психология, языкознание) начинает распространяться экспериментальный метод; возникают технические науки и начинают играть все более заметную роль в материальном производстве. Возрастает социальная роль науки, и ее развитие становится важным фактором общественного прогресса. Существенно возрастает число людей, занятых научной деятельностью, которая оплачивается. Социальный институт науки обретает отчетливые черты (профессиональное образование, лаборатории, научные периодические издания). Существенно возрастает роль науки в культуре.
4.XX век и начало нынешнего столетия называют постнеклассической наукой. Этот период, как известно, начался научной революцией, и наука стала существенно отличаться от классической науки. В различных областях научного знания были совершены величайшие открытия. В математике в результате критического анализа теории множеств и оснований математики возникает ряд новых дисциплин, а также появляется метаматематика, представляющая собой глубокую рефлексию математической мысли над самой собой. Гедель дает строгое доказательство того, что непротиворечивость достаточно сильной теории не может быть доказана внутри нее самой. В физике создаются теория относительности и квантовая механика – теории, заставившие пересмотреть сами основания физической науки. В биологии развивается генетика. Появляются новые фундаментальные теории в нейрофизиологии, психологии, медицине, лингвистике и других гуманитарных науках. Бурно развивается экономическая наука. В технических науках тоже происходят изменения величайшего значения, созданы кибернетика и теория информации. Меняется вся система научного знания.
Во 2-й половине XXв. внауке происходят новые революционные преобразования. Их принято называть научно-технической революцией. В отличие от предшествующих революций в науке и технике, она имеет глобальный характер, захватывает одновременно многие отрасли науки и многие области техники и технологии. В результате одни изменения влекут за собой другие, а сами темпы этих изменений оказываются такими, каких история человеческой цивилизации еще не видела.
Особо следует отметить и тот факт, что в разные периоды развития науки (и на разных этапах ее развития внутри этих периодов) одни области науки и отдельные конкретные научные дисциплины благодаря содержанию полученных в них результатов оказываются более значимыми для философской мысли вообще и философско-научной мысли в особенности, нежели другие. Таковыми «в свои времена» оказываются, например, математика (теоремы о неполноте формальных систем, теория игр), физика (теория относительности, теория элементарных частиц), физическая химия (синергетика), химия (периодическая система элементов), биология (теория органической эволюции, этология, молекулярная генетика), нейрофизиология (рефлекторная теория высшей нервной деятельности), экономическая наука (теорема о транзакционных издержках, теория оптимального распределения ресурсов), политическая наука (теорема о невозможности построения безупречной системы принятия коллективных решений), технические науки (теория тепловых двигателей, кибернетика, информатика). Соответственно, философско-научные концепции опираются на историко-научный материал своего времени: одно представление о науке («образ»)– в размышлениях Бэкона, другое – в размышлениях Конта, третье – в размышлениях Гуссерля, Карнапа, Поппера, Куна и т.д.
Для философии науки история науки по роли и значению чем-то подобна тому, чем в любом научном исследовании для теоретического уровня является уровень эмпирический.
История науки и философия науки принадлежат к той области современного познания, объектом которой является духовная культура. С учетом того, что духовная культура включает в себя познание, т.е. духовное (культурное) освоение человеком мира, можно отметить, что история науки и философия науки – формы рефлексии культуры над самой собой со всеми связанными с этим обстоятельством особенностями и сложностями их существования (или сосуществования) и их изучения. Говоря более конкретно, они обе, будучи формами духовной культуры, изучают то явление духовной культуры, которое называется наукой.
Имея один и тот же объект – науку, причем взятую в совокупности всех ее компонентов, история науки и философия науки различаются предметами, т.е. тем, под каким углом зрения в каждой из них изучается наука. К вопросам истории науки относятся вопросы о том, кто именно, что именно, когда и где открыл. Не менее важны для истории науки также вопросы о том, как те, кто открыл нечто, сделали это, как возник и был реализован замысел какого-то конкретного открытия, чем именно авторы открытий обязаны другим ученым и какое значение и последствия внутри самого научного познания имели те или иные открытия.
В задачу историка науки входят и обобщения упомянутых историко-научных фактов, и построение «динамического образа» состояний науки в последовательные исторические периоды. Его же задачей является выработка представлений о соотношении между историко-научным компонентом картины исторического процесса и всей общей картиной, т.е. решение вопросов о том, в каких условиях состоялись открытия и какие значение и последствия они имели для всей культуры в целом. В связи с этим наряду с изучением применения отдельных методов научного исследования историк науки анализирует (во всяком случае на уровне историографии) и такие явления, как стилевые особенности научного мышления той или иной эпохи
Вопросы философии науки касаются осмысления общих характеристик системы научного знания, общих характеристик процесса получения этих знаний, форм и структур организации процесса научных исследований, общих особенностей науки как формы духовной культуры.
Можно отметить также, что история науки входит в область науки, а философия науки – в область философии.
Взаимоотношения истории науки и философии науки
История науки, существующая в виде единства многообразия историй отдельных наук, а также историй научных направлений, научных школ и т.д., даёт описание событийного ряда, образующего процесс становления и развития науки как составляющей всеобщей истории. Она пользуется преимущественно индивидуализирующим методом и уделяет особое внимание описанию различного рода научных достижений, деятельности выдающихся творцов науки. Она использует многие принципы и понятия, предложенные философией науки: парадигма, научно-исследовательская программа, фундаментальная научная идея, научная картина мира и т.д. В свою очередь, философия науки опирается на достижения истории науки как на эмпирический материал. Она стремится его концептуализировать с определённых философских позиций. С другой стороны, материал истории науки выступает в качестве критерия жизнеспособности, истинности концепций, предлагаемых представителями разных школ философии науки. Используя термин выдающегося мыслителя XX столетия К.Р. Поппера, можно сказать, что материал истории науки способен выступить в качестве «фальсификатора» тех или иных концепций философии науки. То есть этот материал может отбраковать те разработки философии науки, которые моделируют определённые стороны процесса становления и развития науки и которые не согласуются с описаниями становления и развития науки, даваемыми историей науки. Соотношения между историей науки и философией науки, видимо, можно уподобить соотношению истории (историографии) и философии истории. Историография описывает исторический процесс во всём его многообразии, во всём разнообразии исторических деятелей и т.д. Философия истории концептуализирует результаты, полученные всеобщей историей, она пытается выявить логику исторического процесса, закономерности, движущие силы, основные этапы, тенденции этого процесса. Взаимоотношения истории науки и философии науки хорошо передаёт афоризм И. Лакатоса: «Философия науки без истории науки пуста, история науки без философии науки слепа».
История всякой науки – это история самоопределения этой науки.
Как соотносятся история науки и философия науки.
Философия науки является преимущественно теоретической дисциплиной. История науки – преимущественно эмпирическая наука. Соотношение между ними в свете категорий теоретическая и эмпирическая.
В научном познании существуют два основных уровня: уровень эмпирического и теоретического познания, они относительно самостоятельны и автономны и не существуют друг без друга.
История науки и философия науки используют различные методологии. Можно сказать, что история науки является идеографической дисциплиной, в то время как философия науки – это наука применяющая преимущественно генерализирующий метод.
Идеографический – описание уникального единичного неповторимого особенного.
Дело истории заключается в описании неповторимых уникальных событий, субъектов, процессов. История науки восстанавливает событийный ряд, главное в истории науки – описание. Дело науки не сводится только к описанию. Правда здесь возникает известная проблема, проблема выбора. Что именно из реальной истории науки заслуживает внимание исследователя. Мы должны выбрать какую-нибудь науку деятельность и т. д.
Следовательно, возникает проблема прояснений оснований этого выбора, тем самым мы приходим к необходимости использования в т. ч. философских категорий, ценностей или аксеологических категорий. Выбор исследователя обусловлен ценностной системой этого исследователя. Ценности предмет аксеологии.
Генерализация – это обобщение с выделением существенного, главного, многие науки используют этот метод, особенно те науки, которые формулируют законы поэтому такие науки часто называют номотетическими или законоустанавливающими. К таким наукам относятся естественные науки. Философия – теоретический уровень познания. История – эмпирический уровень познания. Взаимоотношение между этими дисциплинами можно пояснить с помощью понятий историческое и логическое. Можно говорить о логике истории и истории логики. Можно говорить о том, что логика это как бы результат истории.
Логика это как бы очищенная от несущественных, второстепенных моментов история. Философия науки позволяет обнаруживать в материале, предоставляемом историей науки своеобразную логику, тем самым выявлять существенное основное в истории науки. Философия науки предоставляет истории науки языковой каркас, т. е. понятие идеи категории с помощью которых история науки осмысливает эмпирический материал и оформляет его в удобном для восприятии виде, концептуализирует его. Взаимоотношения между историей и философией науки хорошо передаются высказыванием хорошо известного специалиста И. Локатоса: история науки без философии науки слепа, философия науки без истории науки пуста. Философия науки без истории науки пуста – значит, что философия науки должна опираться на материал поставленный наукой. Философия науки может изобретать множество конструкций, но проверить их можно с помощью материала, который поставляет история науки. Если применение философских концепций философии науки согласуется с материалом истории науки, то эти концепции можно оставить. Не позитивистский этап истории науки не уделялось внимания. Пост позитивистский этап – история науки в центре внимания.
Взаимосвязь философии науки и истории науки
Для философии науки история науки по роли и значению чем-то подобна тому, чем в любом научном исследовании для теоретического уровня является уровень эмпирический.
История науки и философия науки принадлежат к той области современного познания, объектом которой является духовная культура. С учетом того, что духовная культура включает в себя познание, т.е. духовное (культурное) освоение человеком мира, можно отметить, что история науки и философия науки – формы рефлексии культуры над самой собой со всеми связанными с этим обстоятельством особенностями и сложностями их существования (или сосуществования) и их изучения. Говоря более конкретно, они обе, будучи формами духовной культуры, изучают то явление духовной культуры, которое называется наукой.
Имея один и тот же объект – науку, причем взятую в совокупности всех ее компонентов, история науки и философия науки различаются предметами, т.е. тем, под каким углом зрения в каждой из них изучается наука. К вопросам истории науки относятся вопросы о том, кто именно, что именно, когда и где открыл. Не менее важны для истории науки также вопросы о том, как те, кто открыл нечто, сделали это, как возник и был реализован замысел какого-то конкретного открытия, чем именно авторы открытий обязаны другим ученым и какое значение и последствия внутри самого научного познания имели те или иные открытия.
В задачу историка науки входят и обобщения упомянутых историко-научных фактов, и построение «динамического образа» состояний науки в последовательные исторические периоды. Его же задачей является выработка представлений о соотношении между историко-научным компонентом картины исторического процесса и всей общей картиной, т.е. решение вопросов о том, в каких условиях состоялись открытия и какие значение и последствия они имели для всей культуры в целом. В связи с этим наряду с изучением применения отдельных методов научного исследования историк науки анализирует (во всяком случае на уровне историографии) и такие явления, как стилевые особенности научного мышления той или иной эпохи
Вопросы философии науки касаются осмысления общих характеристик системы научного знания, общих характеристик процесса получения этих знаний, форм и структур организации процесса научных исследований, общих особенностей науки как формы духовной культуры.
Можно отметить также, что история науки входит в область науки, а философия науки – в область философии.
Философские основания научного знания. Философские идеи и роль в развитии науки.
Философские основания подразделяются на онтологические, гносеологические и методологические.
Онтологические включают гипотезы существования, назначение которых – задание фундаментальных допущений, схем, принципов строения действительности (например, понятие электромагнитного поля как среды, передающей пространственные взаимодействия), (принятые в той или иной науке представления о картине мира, типах материальных систем, законах функционирования и развития и т. д)
Гносеологические основания включают множество допущений о природе познавательного процесса. Является ли естественнонаучное знание систематизацией субъективного опыта или фиксирует закономерные связи объективной действительности, (принимаемые в рамках определенной науки положения о характере процесса научного познания, соотношения чувственного и рационального, теории и опыта и т. п).
Методологические основания включают комплекс нормативных представлений, позволяющих оценивать продукты естественнонаучной деятельности по принципу предпочтительности. Является ли несогласие теорий с данными опыта достаточным условием их фальсификации? Возможен ли решающий эксперимент? Каковы основания сравнения конкурирующих теорий?
Отсутствует прямой логической мост между теорией и экспериментом. Для сопоставления теории с экспериментом следует: из теории дедуцировать утверждение о потенциальном состоянии исследуемого объекта, а из эксперимента получить утверждение о фактическом состоянии объекта. Если они совпадают, это является одним подтверждений теории, в противном случае получаем предлог для ревизии теории (отрицательный результат еще не является опровержением теории). Возможно добавление новой гипотезы (компенсирующей корректировки или допущения), позволяющей согласовать теорию с экспериментом.
Дата добавления: 2018-06-01 ; просмотров: 1091 ; Мы поможем в написании вашей работы!
Взаимосвязь истории науки философии науки
Кузнецова Н.И. Философия науки и история науки: эволюция взаимоотношений на фоне ХХ столетия // Философия науки. Вып. 4 – М.: ИФ РАН, 1998
Философия науки и история науки:
эволюция взаимоотношений на фоне ХХ столетия[1]
В данной работе мне хотелось бы подчеркнуть два основных тезиса:
1. В течение ХХ века логика, методология и философия науки сильнейшим образом эволюционировали, несколько раз радикально изменив понимание проблематики и предмета своих исследований. Сегодня есть необходимость набросать своего рода карту пройденных путей – нарисовать картину этой эволюции для того, чтобы более отчетливо сформулировать, кто мы такие, чем занимаемся и куда, вообще говоря, идем. Мне представляется, что при попытке выявить некую «логику развития» нашей области, нам придется признать, что главным результатом эволюции является не столько смена ответов на поставленные в исходе общего движения вопросов, сколько смена самих вопросов. Необходимо осознать, какие именно вопросы обсуждались и почему они «ушли в отставку», уступив дорогу совсем другим вопросам. И резонно спросить: хороша ли подобная динамика?
2. Логика, методология и философия науки при всем различии своих профессиональных исследовательских интересов представляют, на мой взгляд, некое общее научное движение, которое правомерно называть когнитологическим движением, так как все его участники интересуются изучением когнитивных процессов. Иными словами, пытаются решить проблему «что значит знать? что есть знание?» При этом история всего этого движения в ХХ веке показывает, что дифференциация и диверсификация профессиональных интересов различных дисциплин, объединенных общей проблемой, вполне правомерны и совершенно необходимы. Другое дело, что названные
три дисциплины теснейшим образом связаны – таким образом, что решение каких-то вопросов в области логики обязательно отзывается, «аукается» в философии и методологии науки, а те события, которые происходят в области философии науки (т.е. актуализация некоторых тем и проблем), – подталкивают к постановке и решению новых логико-методологических вопросов. Мне хотелось бы подчеркнуть, что в комплексе когнитологического движения следует признать присутствие еще одной дисциплины, а именно – истории науки. Для судьбы историко-научных исследований как особой области познания, для выявления специфики истории науки как особой профессии весьма важно, признают ли ее в рамках именно этого комплекса, важно, какой статус и значение придадут ей именно эти вышеназванные дисциплины. В конце ХХ века для истории науки это, как ни странно, болезненный методологический вопрос, так как ответ на него определяет ее профессиональный «Я-образ», ее дисциплинарный имидж. Со своей стороны история науки является эмпирической базой для любых исследований, анализирующих научное познание, и без проверки фактами никакая конструкция в области философии науки не может претендовать на сколь-нибудь серьезное значение и влияние. Так что вопрос о судьбе историко-научных исследований не может считаться «посторонним» для комплекса когнитологических дисциплин.
Откуда берет начало та совокупность исследований, которую в ХХ веке именуют «философией науки»?
Вопрос, как ни странно, совершенно открытый, ибо точку отсчета можно искать в общей истории философии, и тогда, вероятно, «отцом» этого направления следует считать Аристотеля, который сформулировал определение истины, рассуждал о нормах правильного мышления, исследовал вопрос о категориальных основаниях познания мира и т.д. Другое дело, что при таком подходе мы должны признать, что «философия науки» существует в эпоху Античности, когда еще нет эмпирической науки в строгом смысле слова. Можно также проследить развитие философско-методологического осмысления особенностей естественно-научного познания, начиная с Нового Времени, когда
наука уже стала неотъемлемой частью интеллектуальной культуры Западной Европы, и тогда мы начнем отсчет с имен Фр.Бэкона, Локка, Юма, Декарта, Гассенди и т.п.
Очевидно однако: то, что исследовалось в ХХ веке в рамках философии науки, ближе всего к размышлениям таких крупнейших мыслителей второй половины ХIХ века, как Г.Гельмгольц, Э.Мах, Ч.Пирс, П.Дюгем и др. Естествознание в этот период достигло подлинного расцвета и было признанным авторитетом в рамках европейской цивилизации. Здесь, бесспорно, лежит зона «ближайших предшественников» современного философско-методологического анализа науки.
Как нам представляется, точкой отсчета «современного состояния» философии науки (несмотря на присутствие так называемых вечных тем и проблем) следует признать институализацию соответствующих исследований. А это произошло в 1922 г. в Венском университете, где была создана кафедра «философии индуктивных наук», возглавил которую Мориц Шлик. На базе руководимого им семинара возникло также неформальное сообщество – Венский кружок, интенсивная работа которого и дала мощный вклад в создание базовых представлений о вопросах, проблемах, темах, средствах и методах современных исследований естественно-научного познания.
Каким же был исходный исследовательский проект Венского кружка, какие темы и проблемы были тогда сформулированы и решались?
Работая в традициях философского эмпиризма, все участники этого неформального объединения были, как известно, активными «антиметафизиками». Это был своего рода бунт против философской традиции, и осознание этого бунта было важным элементом мировоззрения участников общей работы.
Сложные научные высказывания понимались как сводимые (в конечном счете) к ряду простейших высказываний, выражающих непосредственный опыт познающего субъекта. В терминах этого непосредственного опыта устанавливается истинность или ложность высказываний об объектах окружающего мира. Как известно, участники Венского кружка далее разработали две версии подобного сведения: феноменалистскую и физикалистскую[2].
Основной задачей для Венского кружка был анализ языка науки, и знание обязательно выступало в форме высказывания, предложения или высказывания. Логический анализ языка
науки подразумевал необходимость построения идеальных языков, в терминах которых результаты реальной науки могут быть наилучшим образом формализованы и тем самым выражено их подлинное содержание.
Таким образом, общей базой этого периода (и состояния) философии науки ХХ века можно считать следующее: 1. анти метафизическое умонастроение; 2. основной задачей признавался анализ языка науки; 3. знание понималось как высказывание; 4. исходной посылкой анализа служило представление о том, что сложное знание можно разложить на элементарные высказывания, выражающие непосредственный опыт, получив тем самым подтверждение его подлинного смысла и значения; 5. процедура, указанная в п. 4, является, собственно говоря, процедурой верификации, что и позволяет считать опытное подтверждение основной характеристикой научного знания.
При таком подходе нет никакой необходимости даже вспоминать о сфере историко-научных исследований, о необходимости быть ближе к историко-научным фактам да и к реальной практике естествознания такой аналитик относится как к «черновому этапу». «Высший этап» в развитии знания наступает после прохождения процедуры его обоснования. Венский кружок предлагал логический подход, проводил анализ соблюдения норм вывода, содержащихся в научных рассуждениях. Это естественно для логики, которая по природе своей является нормированием рассуждения, а не исследованием его. Логика – это наука о правильном мышлении, или, другими словами, – наука о правильных рассуждениях (т.е. обеспечивающих при истинности посылок истинность заключения). Этот взгляд на задачи логики сохраняется со времен Аристотеля. Если логика вдруг поставит задачу изучить, как мыслит реальный ученый – Иванов, Петров или Сидоров, то она просто закончится как логика[3].
Вспоминая об истории Венского кружка, хотелось бы отметить еще некоторые детали: во-первых, это была настоящая научная работа, подразумевающая выдвижение идей, их разработку, учитывая выдвинутые возражения и контраргументы, определенная последовательность в смене предлагаемых теорий – иными словами, имеются все признаки хорошо организованной научной деятельности в рамках единой исследовательской программы. Во-вторых, налицо также все внешние институциональные признаки, позволяющие говорить о наличии реального направления: была кафедра, работал семинар;
в 1929 г. опубликован идейный манифест направления («Wissenschaftliche Weltauffassung – Der Wiener Kreis», написанный Карнапом, Ганом и Нейратом); с 1930 по 1939 гг. издавался периодический журнал «Erkenntnis».
Работа Венского кружка прекратилась отнюдь не потому, что исходная программа была полностью исчерпана или доказала свою несостоятельность, а по внешним, социальным причинам: М.Шлик был убит, остальные участники кружка покидали страну, убегая от национал-социализма, перебираясь в Англию и США (что поневоле способствовало более широкой пропаганде развиваемого ими подхода).
Таким образом, основным наследием Венского кружка следует считать разработку логических методов анализа научного знания и построение логики науки, которая, как нам теперь представляется, была исторически первой формой «современной философии науки» и поныне сохраняет свое значение в этом своем качестве.
Второй этап в развитии философии науки ХХ века начался с работ Карла Поппера. Но подлинный расцвет нового подхода – это годы после Второй Мировой войны, в рамках возглавляемого им направления «критического рационализма». В географическом смысле работа теперь шла в Лондонской школе экономики и политических наук. С середины 50-х до конца 70-х годов это направление доминирует в философии науки, являясь организатором самых интересных дискуссий, семинаров и публикаций. Творческий дух этого направления чрезвычайно высок.
Обратим внимание, что с самого начала («Logik der Forschung» К.Поппера опубликована в 1934 г.) новый лидер выступает с идеями пере смотра тематики, переформулировки проблем и исследовательской программы анализа научного знания. Поппер был не участником Венского кружка, а последовательным критиком его исследовательской программы (что часто путали, искажая картину идейной эволюции философии науки). Идейной атаке был подвергнут принцип верификации, взамен которого Поппер выдвинул принцип фальсификации, т.е. критерием подлинного научного знания выступала теперь возможность его опытного опровержения. Это принципиально меняло образ самой науки: если для Венского кружка наука выступала в качестве системы строго доказанных высказываний, то, по Попперу, ученые должны признать принципиальную
погрешимость своих построений, понять, что осознание своей «ошибки» – суть благо, что критика есть подлинный двигатель научного прогресса. Его построения были уже не логическими (в указанном выше смысле слова), а методологическими, так как вели ученого вперед, строили адекватный образ динамики научного поиска и тем самым служили научному творчеству. И из первоначально поставленной задачи построения логической теории научного знания вырастала новая – построение теории развития науки.
В рамках «критического рационализма» были построены несколько концепций развития науки: фальсификационизм Поппера, концепция методологии научно-исследовательских программ И.Лакатоса и «анархическая методология» П.Фейерабенда. Теория научных революций Томаса Куна (смена парадигм) была построена, что очень важно подчеркнуть, в идейно-мировоззренческом противопоставлении подходу, который предложил Поппер и который был развит трудами его последователей.
Речь шла о выявлении специфики «методологии науки» в отличие от «философии науки». Методология, как соглашались все, кто работал в «попперовском окружении», – должна помогать ученому решать актуальные научные задачи. Поппер неоднократно подчеркивал, что философия интересует его только постольку, поскольку она может внести вклад в общее дело познания мира, способствовать прогрессу науки. «Наука представляет собой один из немногих видов человеческой деятельности –
возможно, единственный, – в котором ошибки подвергаются систематической критике и со временем довольно часто исправляются. Это дает нам основание говорить, что в науке мы часто учимся на своих ошибках и что прогресс в данной области возможен»[4].
Можно только заметить, что светлая уверенность Поппера в возможность методологических концепций помочь делу реального научного прогресса весьма ослабевает у его учеников и последователей. Лакатос в своих притязаниях гораздо скромнее. Показывая, как можно анализировать реальные научно-исследовательские программы, он предостерегает и методолога, и ученого от «резких решений», даже если некая исследовательская программа переживает период так называемого «регрессивного сдвига» проблем. История науки демонстрирует, что зачастую после периода регресса наступает новый, более плодотворный период, и нет никаких гарантий, что «угасшая» было программа не вспыхнет новым, неожиданным светом[5]. В любом случае, как бы ни решался вопрос о предпочтениях или выборе программ, методология науки должна уметь «зарегистрировать счета» конкурентов. Что же касается «анархиста» Фейерабенда, то он показывает, что при решении научных задач, по сути дела, может помочь все, что угодно (принцип «anything goes»), и дело методологии – предельно раскрепостить творческий дух ученого. В методологии науки в этом плане нет и не может быть каких-то окончательных теорий, концепций, положений, которых ученый просто обязан придерживаться[6].
Судьбу концепции Томаса Куна, с нашей точки зрения, должно анализировать не в ряду эволюции «критического рационализма», а в контексте противопоставления ему. Как это высказывал в своих выступлениях М.А.Розов, Кун может считаться человеком, совершившим «коперниканский переворот» в философии и методологии науки[7].
Речь идет о принципиальной смене позиции: о переходе от нормативно-методологического описания науки к дескриптивному подходу, когда задача анализа состоит в том, чтобы описать происходящие в науке процессы, а не предлагать формализацию научных теорий или методологические решения[8]. Только при такой постановке вопроса можно четко отличить методологию науки от философии науки, причем последняя
понимается как обычная дисциплина, имеющая свой эмпирический базис (историко-научные исследования), свои теоретические схемы и модели, которые могут сопоставляться с фактами и проверяться ими. Речь идет о смене модальности анализа науки: от долженствования – к модальности существования. Кун показал в рамках своей концепции, что ученый (как член научного сообщества) определен некоторыми традициями (программами) и что задача «философа науки» состоит в том, чтобы выявить эти «программы» (парадигмы)[9] и показать механизмы их изменений.
Характерно, что Кун в своей критике Поппера останавливается именно на принципиальных моментах фальсификационизма; его возражения против концепции развития науки Поппера – это критика основных категориальных расчлений и «ключевых слов» этого подхода. (Я имею в виду его статью «Logic of discovery or phychology of research?», опубликованной в «Criticism and the Growth of Knowledge», 1970). Нельзя также не обратить внимания на то, что Кун в идейном отношении по отношению к попперианству попал примерно в такую же ситуацию, как сам Поппер – по отношению в Венскому кружку. Оба, с одной стороны, обеспечивали преемственность традиции, с другой, – оба были радикальными идейными критиками того сообщества, в котором начинали свою собственную работу. Оба они переформулировали задачи и исходные посылки «философии науки» и видоизменили круг проблем, которые следовало в ее рамках обсуждать и решать. Кун возражал Попперу по преимуществу как историк науки, хотя именно благодаря Попперу философия науки стала принимать во внимание результаты историко-научных исследований. Лакатос даже сформулировал принцип: «история науки – пробный камень методологических концепций»; «история науки без философии науки слепа, философия науки без истории науки – пуста»[10].
Однако внезапная кончина Лакатоса в 1974 г. в какой-то степени прервала энергичное развитие попперианства, и исследовательские интересы сообщества вновь сместились. Катализаторами перехода к новому (третьему) периоду, который условно следует датировать от конца 70-х гг. до современности, были явно выраженный социологизм концепции Куна, а также новая картина научной деятельности, которую предложил Майкл Полани. Его книга опять-таки «революционно» называлась «Personal Knowledge» (опубликована в Англии в 1958, в США – 1962 г.) и содержала подзаголовок «На пути в пост критической философии». (Все это,
разумеется, ключевые слова, показывающие пафос противопоставления подходу «критического рационализма с его представлениями о науке как Объективном Знании)».
Как же назвать современное состояние философии науки? Если ранее мы видели слаженную работу определенных исследовательских групп, то сегодня напоказ выставляется разнородность, «разношерстность» сообщества и провозглашается (в духе Фейерабенда) необходимость методологического плюрализма подходов и концепций. «У нас нет и не должно быть единой парадигмы!»[11].
Мощное влияние социологии знания как особого подхода – характерный признак современного состояния, идет ли речь о работе методолога, философа или историка науки. В наименьшей степени это умонастроение затронуло, конечно, логику.
Предшественниками современной социологии знания считают К.Маркса, М.Вебера, К.Манхейма. Но можно заметить, что никто из них еще не ставил своей задачей показать социальную обусловленность естественно-научного знания. В марксизме даже существовал тезис об «относительной автономности» естествознания. Карл Манхейм в своей работе «Идеология и утопия» замечал: мы не будем говорить о социальной обусловленности формулы «2х2», мы будем говорить только о фактах духовной культуры. (Можно, конечно, удивляться, что «2х2=4» не признается фактом духовной культуры, но в принципе это замечание понятно).
Сегодняшнее сообщество «социологов науки и социологов знания» по своим установкам почти антисциентисты. В историко-научной сфере доминирующим становится направление социальной истории науки, пафос которого состоит в том, чтобы показать практически «стопроцентную» социальную обусловленность научного знания.
Персонажи современных историко-научных описаний (те самые реальные Иванов, Петров, Сидоров. ) – это ученые, однако мотивы их поведения включают в основном поиски финансирования, борьбу за признание, стремление к власти, интриги и тому подобное. Такой подход приводит в конечном итоге к истории науки без науки. Историк науки теряет специфику изучения когнитивных процессов[12].
Однако разве мы окончательно поняли, как развивается наука? Что такое наука? Что такое теория? Что такое научно-исследовательская программа. Скорее, следует признать, что
современная философия науки просто забросила одну интеллектуальную игру и занялась другой. И потому резонно спросить: хорошо ли это?
А что же происходит с областью историко-научных исследований? Можно признать, что сегодня историк науки, действительно, находится на методологическом распутье. Траекторий движений несколько:
1. Историю науки можно считать частью гражданской истории. Но последняя никогда не изучала когнитивных процессов.
2. Историю естествознания можно считать частью естествознания. Но анализ прошлого с точки зрения современного знания ведет к модернизации; мы теряем прошлое, перестаем быть историками.
3. Методология науки смотрит на историю науки как на арсенал ходов мысли, некоторые из которых были эффективны, другие – нет. История науки для методологии вспомогательная область, откуда берут иллюстративные примеры, не очень заботясь об их конкретных исторических свойствах. Это не подлинные события, а прецеденты.
4. Философия науки относится к истории науки более чем уважительно. Она существенно способствует именно интенсивному, а не экстенсивному росту историко-научной работы, предлагая модели, которые можно проверить.
5. Но сегодня социология науки толкает историю науки в другую сторону. Социологизация проблематики не ведет к изучению когнитивных процессов.
Чтобы история науки окончательно не «потеряла лица», ей важно осознавать себя частью когнитологического комплекса.
В.А.Смирнов отмечал, что неопозитивистская программа анализа науки не была статичной, но усложнялась и модифицировалась под влиянием критики и самокритики. Трудности носили объективный характер и были связаны со сложностью рассматриваемых проблем и неадекватностью имевшегося тогда в арсенале понятийного аппарата. Несмотря на эти трудности, сама идея применения точных логико-математических средств для анализа науки продолжает жить. В.А.Смирнов предупреждал, что у неискушенного читателя может возникнуть иллюзия о неизбежности замены программы логического позитивизма более «прогрессивными» разработками постпозитивизма (концепциями
Куна, Лакатоса, Фейерабенда и др.). В действительности здесь произошло падение уровня методологических исследований. Постпозитивизм заменил проблему обоснования знания проблемой его социальной обусловленности, философию науки – социологией науки, рациональные методы – историческими экскурсами[13]. Например, постановка проблемы Куном о «несоизмеримости» исторически сменяющих друг друга теорий несостоятельна. «Постановка этой проблемы исторической школой в методологии базируется на неверной предпосылке, подменяющей гносеологическую проблематику социологической. Идеи исторической школы, по моему мнению, несостоятельны». Не соглашаясь полностью с такой оценкой, я хотела бы обратить внимание на то, что правильная композиция различных дисциплин в рамках общего когнитологического комплекса действительно представляет собой некоторую проблему.
[1] Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (код проекта 97-03-04366).
[2] См. например: Хилл Т.И. Современные теории познания. М., 1965. С. 363–365.
[3] В одном из своих устных выступлений В.А.Смирнов возражал против «психологизма» в логике и методологии науки, апеллируя, по сути, к этому же аргументу. «Если бы математику изучали опираясь на то, как в действительности вычисляют Петров или Иванов, это был бы конец математики,» – сказал он. (См.: Анисов А.М. Концепция научной философии В.А.Смирнова // Философия науки. Вып. 2. М., 1996. С. 18.)
[4] Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. С. 327.
[5] См.: Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М., 1995. С. 116–124.
[6] Нельзя не заметить, что в конечном счете аргументы Фейерабенда ведут в своеобразному перформативному противоречию: ученому нужна методология, потому что только она убедительно демонстрирует, что никакая методология ему не поможет.
[7] См.: Философия естествознания ХХ века: итоги и перспективы (Материалы к Первому Всероссийскому философскому конгрессу). М., 1997. С. 41.
[8] О специфике исследовательской позиции Куна см. в моей работе: Кузнецова Н.И. Наука в ее истории. М., 1982. С. 76–77.
[9] Напомним, что слово «парадигма» означало для Куна, что в поле зрения философа науки должна находиться не просто функционирующая теория, а именно теория, взятая в качестве образца. На то, что некоторые теории в науке выполняют именно такую роль, просто не обращали внимания представители логико-методологического подхода. Здесь нужен другой тип анализа, и Кун много лет почти безуспешно пытался акцентировать на этом внимание своих критиков, однако это не воспринималось ими всерьез.
[10] Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. С. 90. В.Н.Порус замечает, что эта фраза была ходячей в среде европейских философов науки; этот афоризм вводил в обращение К.Хюбнер, аналогичную мысль высказывал и А.Эйнштейн (см.: Там же. С. 229).
[11] См. характеристику этого принципиального плюрализма в: Пестр Д. Социальная и культурологическая история науки: новые определения, новые объекты, новые практики // Вопросы истории естествознания и техники. 1996. № 3–4.
[12] Более детальный анализ см.: Кузнецова Н.И., Розов М.А. История науки на распутье // Вопросы истории естествознания и техники. 1996. № 1. С. 3–18.
[13] Смирнов В.А. Логический анализ теорий и отношений между ними // Логика научного познания. М., 1987. С. 133.