быть добру тост история
История тостов: о бедном рыцаре замолвите слово…
Речь пойдет не о тех тостах, долгих застольных славословиях, в которых одна маленькая, но очень гордая птичка полетела прямо к Солнцу. А о других тостах – блюде, которое готовят на завтрак, кажется, во всех странах мира.
Тосты – очередное блюдо, причиной возникновения которого стала банальная экономия. Чуть подсохший хлеб нужно спасать, и самое логичное, что можно придумать, – кинуть этот хлеб на сковородку или нанизать на прутик и подержать над огнем. Дальше есть два пути: сделать тост соленым или сделать его сладким. И миллионы вариантов того, что можно положить на этот тост.
Есть у происхождения тостов и красивая легенда. Журнал «Наука и техника» (7, 2008) пишет о бедных рыцарях – тамплиерах, – в честь которых германские студенты семнадцатого века назвали свое любимое блюдо: вымоченный в молоке и яйце жареный хлеб с сахаром и корицей. Также есть версия, что этот рецепт был знаком еще жителям Римской империи. Правду мы теперь вряд ли узнаем, но факт остается фактом: тост «бедный рыцарь» вскоре полюбили по всей Европе. И везде на свой лад.
Англичане, со свойственной им любовью все переделывать под себя, немедленно назвали рецепт «бедный рыцарь Виндзора», в честь одноименного военного ордена, основанного Эдуардом III в XIV веке. Они же придумали подавать к тостам джем.
Не могли не отличиться и французы, которые стремительно потеряли первоначальное название и назвали тост «потерянным хлебом». Аргументируя это тем, что в рецепте присутствует подсохший багет, который ни один француз в здравом уме есть ни за что на свете не будет. То есть этот хлеб как бы «потерян» для еды. Первое, что они сделали, – бесконечно усложнили рецепт в лучших традициях французской кухни. В обычный тост попали ванильная эссенция, дробленый миндаль и много других добавок, а к тостам стали подавать фрукты и изысканные соусы.
Американцы тоже оправдали ожидания и немедленно все упростили. Им нужны были тосты для завтрака – быстро, сытно, эффективно, без лишней возни у плиты. Так появились «французские тосты», которые никакого отношения к французскому рецепту не имели (а имели отношения к одному хозяину закусочной, мистеру Френчу, который назвал блюдо в честь себя и слегка ошибся в написании).
Такова краткая история «бедного рыцаря». А что до тостов как таковых – вряд ли возможно досконально узнать историю запеченного на костре (или сковороде) подсохшего хлеба. Нам остается только есть его с разными вкусными добавками и радоваться экономной изобретательности человечества.
Барнаульский предприниматель сделал девизом в работе тост «И всё-таки быть добру!»
16:55, 26 декабря 2018г, Общество 1067
Фото Евгений НАЛИМОВ
И всё-таки быть добру! Этот популярный тост барнаульский предприниматель Николай Алексеев сделал девизом в своей работе и активно претворяет его в жизнь.
15 декабря в открытой им и его женой Инной Алексеевой сувенирной «Лавке Добра» прошла церемония награждения лауреатов и победителей краевого конкурса декоративно-прикладного искусства «Крылья Добра». Цель конкурса – поиск и поддержка талантливых творческих людей с ограниченными возможностями здоровья, матерей, воспитывающих детей с ментальными проблемами. В этом конкурсе приняло участие более 50 человек. Победителями его стали бийчанки Ирина Селезнева и Елена Гевара, обе мамы, воспитывающие детей с расстройствами аутистического спектра, третье место заняла представитель Комплексного центра социального обслуживания населения города Новоалтайска, работающая с людьми с ограниченными возможностями и попавшими в трудную жизненную ситуацию. Необходимую для проведения конкурса материальную помощь оказали бийские организации ТД «Аникс» и холдинг «Алтамар».
Это мероприятие можно считать одним из промежуточных итогов благотворительно-предпринимательской деятельности АСО НКО «Лавка Добра». А началась она с маленького киоска в барнаульском аэропорту, где работавший в прошлом коммерческим директором и директором по развитию в компаниях Томска, Новосибирска и Барнаула Николай Алексеев стал реализовывать керамические изделия и разнообразные «вязанки», изготовленные на дому инвалидами и матерями, воспитывающими детей-аутистов.
Сегодня с «Лавкой Добра» сотрудничает около 10 мам, имеющих детей с расстройством аутистического спектра. Они делают керамические, валяные и вязаные изделия, 8 инвалидов по зрению изготовляют авоськи.
– Вскоре наши полки, возможно, пополнятся сувенирами из дерева, бисероплетением, тоже изготовленными людьми, которые могут работать только на дому, – рассказывает Николай Алексеев. – Мы, как говорится, берем всех, но выбирает потом лучшую продукцию не художественный совет, которого у нас нет, а покупатели, потому рынок многих и отсеивает. Тем не менее, сотрудничая с нами, в летний сезон человек может заработать 15 тысяч рублей, рекорд 25 тысяч. Один только пример. Для нашей лавки изготавливает керамические изделия женщина – она воспитывает двоих детей-аутистов, когда родился второй ребенок с такой болезнью, муж от нее ушел. Вот она делает керамические колокольчики, а ее старшая дочь их раскрашивает.
Поскольку Николай Алексеев в главной своей составляющей предприниматель, то его задача – сделать так, чтобы магазин работал с прибылью, был рентабельным, но только при продаже социальной продукции этого достигнуть не просто. Потому, кроме нее в «Лавке Добра» можно приобрести и традиционно-брендовую алтайскую продукцию – бальзамы, орехи, чаи.
Рассказывающий о своей работе в аэропорту, куда он имеет твердое намерение вернуться, открыв там небольшой киоск от «Лавки Добра», Алексеев вспоминает такой случай:
– Подходит солидного вида китаец с переводчиком и говорит: «Дайте мне, пожалуйста, алтайскую продукцию, произведенную в Китае». Я удивился, – улыбается Алексеев, – и говорю, что у нас нет такой. Он настаивает, и выясняется, что он несколько лет назад купил в качестве сувенира малахитовую шкатулку, а потом обнаружил на ней надпись «Сделано в Китае». Теперь он, бывая в разных городах России, собирает такие штуки. Китаец попался дотошный, мне не поверил, просмотрел все наши сувениры, нужной ему продукции не нашел, сфотографировался со мной, выставил это фото в «Инстаграм» и написал, что за последние семь лет это первый случай, когда он в сувенирном киоске в аэропорту не нашел китайской продукции. Вот и сегодня в нашей «Лавке Добра» все только родное, алтайское, пусть хоть кто ищет, другого не найдет.
По словам Николая Алексеева, в аэропорту было работать прибыльнее, чем ныне в «Лавке Добра», потому что там сезон начинается в апреле и заканчивается в октябре и все это время есть покупатели. В сувенирный же магазин в городе они массово заходят четыре раза в год по большим праздникам. Однако есть у новой лавки по сравнению с маленьким киоском и одно большое преимущество. Большая площадь позволяет оборудовать мастерскую, в том числе для проведения мастер-классов для людей с ограниченными возможностями, что поможет многим из них избавиться от ложного ощущения своей социальной неполноценности, которая, что тут скрывать, у многих присутствует.
– Один из участников проекта рассказал нам, что раньше один день был похож на другой, не было каких-то особых целей или занятий. А сейчас понимает, что может сам приносить пользу семье. Не просто государство, мол, мне пенсию начислит, а своими руками заработаю, – говорит Алексеев. – Да и наши покупатели знают, что, купив одну сетку-авоську, они оплачивают часовой труд человека с ограниченными возможностями. Вроде и в хозяйство нужную вещь приобретают, и к доброму делу становятся причастными.
Олег Кашин: Не быть добру
Тосту «быть добру» меня научили лет десять назад. Я ездил в командировку в Ставропольский край, командировка предусматривала общение с местными пьющими влиятельными людьми, и они меня научили, что, когда пьешь, надо говорить «Быть добру!», это фирменный местный тост, и спустя примерно год, когда местный мэр (потом его, конечно, посадят) начнет бороться с «Единой Россией», «Быть добру!» станет его рекламным слоганом и, кажется, даже названием благотворительного фонда. А у меня это будет запоздалое филологическое открытие – когда только начиналась перестройка, Лев Лещенко пел по ее поводу песню «Свежий ветер», и рефреном там как раз было «быть добру». Автор текста – не очень знаменитый, но при этом самый-самый придворный советский поэт Ковалев, многолетний заместитель министра иностранных дел СССР, в 1990 году он даже ездил получать за Горбачева Нобелевскую премию.
Когда меня научили ставропольскому тосту, я понял, что песня про «быть добру» – это такая хитрая шифровка, в которой открытым текстом поется, что в стране теперь дует свежий ветер, а между строк – что источником свежего ветра стал человек из тех мест, где, выпивая, говорят «Быть добру!». Горбачев ведь ставропольский.
В нулевые я любил ездить в командировки в Ставропольский край – легкий способ навестить бабушку, она тогда еще была жива. И не только бабушку, но и себя: в этих местах в детстве я проводил каждое лето, то есть места вполне родные, хотя предки родом не оттуда. Дед по отцу, лишившись на войне руки, окончил Тимирязевскую академию и аспирантуру (но не защитился, потому что в сельскохозяйственной науке тогда, скажем так, слишком часто все менялось), и последнее его место работы на всю жизнь – НИИ сельского хозяйства, который вначале находился в городе, известном теперь как Буденновск, а в начале шестидесятых, когда Хрущев решил, что сельскохозяйственной науке в городах не место (в «Крокодиле» тогда было много карикатур про асфальтовых агрономов, то есть и про моего деда тоже), институт перевели в сельскую местность.
Директор, герой, между прочим, Советского Союза, партизан и после войны вице-премьер советской Латвии, нашел брошенный военный городок на окраине большого села в получасе езды от Ставрополя, совсем маленький – здание штаба, куда въехал институт, трехэтажный жилой дом, куда заселили сотрудников, и сложносочиненное П-образное здание с клубом в одном крыле, столовой в другом и магазином посередине. Это было за двадцать лет до меня, я застал городок уже разросшимся. Институту построили новое здание, жилых домов стало, включая первый, двенадцать, а специально приглашенные чуть ли не из Москвы ландшафтные дизайнеры посадили и вырастили посреди степи большой парк с табличкой «памятник природы краевого значения» у входа. Это был эксперимент, и он удался – несколько десятков семей провинциальных интеллигентов поселили в чистом поле, и они обустроили себе идеальное пространство для жизни наподобие клубных поселков, которые войдут в моду при постсоветском капитализме.
Мой отец там вырос, а мама калининградская, и все мое детство прошло под аккомпанемент семейных споров о том, стоит ли переезжать из Калининграда в этот ставропольский городок. Мама отказывалась категорически, и после смерти деда отец стал каждый год надолго уезжать туда один, формально – ухаживать за садом, но, как я понимаю, ему просто нравится там жить среди постаревших друзей детства и в родных местах. Думаю, рано или поздно он, один или с мамой, уедет туда насовсем.
Сделавшись московским репортером, я старался часто ездить именно в Ставрополь, и информационные поводы для командировок искать было нетрудно. Тихий южный горбачевский город, бывший когда-то самой мирной провинцией, в нулевые возвращался к своему исходному состоянию крепости, поставленной в ногайских степях князем Потемкиным в конце XVIII века. Фронтир снова стал фронтиром; в 90-е была война и был Буденновск, а я застал уже проявления так называемой мирной жизни – то войсковую операцию против каких-то ваххабитов в граничащем с Дагестаном районе (это там я пил под «Быть добру!» с местными силовиками), а в чуть более тыловых городах, включая сам краевой центр, постоянно случались сюжеты наподобие нашумевшей тогда Кондопоги – очередной человек из соседних республик убивал очередного местного, остальные местные собирали сход, ругались, грозили местью, в какой-то момент даже собрали денег и поставили на главном бульваре Ставрополя бюстик генерала Ермолова. Не столько как знак памяти о каком-то славном прошлом, сколько символ нынешнего, чаще пока еще скрытого противостояния с наступающими соседями. Если ехать в Ставрополь со стороны Минеральных вод, то ближайший ставропольский пригород – это хутор (на самом деле уже микрорайон) Извещательный; название, когда-то звучавшее смутным напоминанием о временах фронтира, а теперь гораздо более понятное – когда что-нибудь начнется в Пятигорске или Кисловодске, известие придет в Ставрополь со стороны этого хутора.
Мой отец рано или поздно переедет туда, он мечтает об этом много лет, и я понимаю, что это рано или поздно произойдет. Но о чем мечтаю я – о том, чтобы, когда придет время (в том, что оно придет достаточно скоро, я не сомневаюсь), он сумел бы оттуда убежать.
Я очень надеюсь, что он успеет убежать.
Олег Кашин, журналист
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции