этгар керет внезапно в дверь стучат
Внезапно в дверь стучат
Сюжеты рассказов, упоминающиеся
в них персонажи и имена героев являются плодом
безумного авторского воображения.
Всякое совпадение между сюжетами рассказов
и реальными событиями, а также между упоминаемыми
персонажами (и их именами)
и живыми или мертвыми людьми (и их именами)
© Линор Горалик, перевод с иврита, 2019
© Андрей Бондаренко, оформление, 2019
© “Фантом Пресс”, издание, 2019
Внезапно в дверь стучат
«Гони рассказ», – приказывает бородатый мужчина, сидящий на диване у меня в гостиной. Положение, надо признаться, не из приятных. Я же пишу рассказы, а не “гоню” их вслух. Да и пишу я не по требованию. Последним, кто потребовал у меня рассказ, был мой сын. Год назад. Я рассказал ему что-то про фею и фенека, даже не помню что, и через две минуты он заснул. Но сейчас ситуация совсем другая. У моего сына нет бороды. И пистолета. И он попросил историю вежливо, а этот человек добивается ее от меня шантажом.
Швеция, откуда репатриировался бородач, – развитая страна, преуспевающая во многих областях. Швеция – это не только “АББА”, икра трески и Нобелевская премия. Швеция – это целый мир, и все их достижения – результат обходительности. В Швеции, если бы он пришел домой к солистке “Эйс оф Бэйс”, постучал в дверь и попросил спеть, она бы заварила ему чашку чаю, вытащила из-под кровати акустическую гитару и заиграла, и еще улыбалась бы. Но здесь? Да если бы у него в руке не было пистолета, я бы его с лестницы спустил.
– Смотрите… – пытаюсь полемизировать я.
– Никаких “смотрите”, – рычит бородач и взводит курок. – Рассказ – или пуля в лоб.
Я понимаю, что выбора нет. Мужик совершенно серьезен.
– Два человека сидят в комнате, – начинаю я. – Внезапно в дверь стучат.
Бородач выпрямляется. На секунду мне кажется, что история захватила его, – но нет. Он к чему-то прислушивается. Кто-то действительно стучит в дверь.
– Открывай, – говорит он мне. – Без фокусов. Прогони его как можно быстрее, или это плохо кончится.
Молодой человек за дверью проводит исследование. У него есть несколько вопросов. Коротких. Насчет высокой влажности летом и ее влияния на мои нервы. Я говорю, что не желаю участвовать в исследовании, но он все равно протискивается в квартиру.
– Это кто? – спрашивает он и показывает на бородача.
– Это мой племянник из Швеции, – вру я. – Он приехал сюда хоронить отца, погибшего под снежной лавиной. Мы как раз читаем завещание. Может, вы проявите уважение к нашей личной жизни и уйдете?
– Ой, ладно, – опросчик шлепает меня по плечу. – Да всего несколько вопросов. Дай братану шанс подзаработать. Мне по головам платят.
Он растягивается на диване со своей папкой. Швед садится рядом. Я все еще стою и стараюсь говорить твердо.
– Я прям правда прошу уйти, – говорю я ему. – Вы пришли в неудачное время.
– Неудачное, а? – Опросчик вытаскивает из папки огромный наган. – Почему неудачное – потому что братан мизрахи?[1] Для шведов у тебя, я так вижу, море времени. А для марокканца[2], который только демобилизовался и оставил в Ливане кусок селезенки, у этого чувака ни минуточки не найдется.
Я пытаюсь объяснить ему, что дело в другом. Он просто застал меня в деликатной ситуации с этим шведом. Но опросчик подносит дуло нагана к губам, знаком велит мне замолчать.
– Живо, – говорит он, – без отмазок. Сел в кресло и поехал.
– Куда поехал? – спрашиваю я.
– Не беси меня, – грозится опросчик, – у меня нервы слабые, поехал сочинять какой-нибудь рассказ, ать-два!
– Ага. – Швед сливается с ним в неожиданной гармонии и тоже наводит на меня пушку.
Я откашливаюсь и начинаю заново:
– Три человека сидят в комнате…
– И безо всяких “внезапно в дверь стучат”! – предостерегает швед.
Опросчик не вполне понимает, что имеется в виду, но решает подыграть.
– Давай-давай, – говорит он. – Без стука в дверь. Расскажи еще чего. Понеожиданней.
Я на секунду замолкаю, набираю в легкие воздуха. Их взгляды уставлены на меня. Как же я вечно вляпываюсь в эти ситуации? С Амосом Озом или с Гроссманом такое в жизни бы не случилось. Внезапно в дверь стучат. Их сосредоточенные взгляды становятся угрожающими. Я пожимаю плечами. Я же тут совершенно ни при чем. В рассказе этого стука вообще не было.
– Избавься от него, – приказывает мне опросчик. – Избавься от него, кто бы это ни был.
Я приоткрываю дверь буквально на сантиметр. Там стоит курьер с пиццей.
– Ты Керет? – спрашивает он.
– Да, – говорю я, – но я не заказывал пиццу.
– Тут написано – улица Заменхоф, четырнадцать. – Он машет у меня перед лицом бумажкой и протискивается в квартиру.
– Написано, – говорю я. – Но я не заказывал пиццу.
– Семейная, – настаивает он. – Половина ананас, половина анчоус. Уже оплачено. Кредиткой. Только дай мне чаевые, и я полетел.
– Ты тоже за рассказом пришел? – строго спрашивает швед.
– За каким рассказом? – спрашивает курьер.
Видно, что он врет, и получается у него плохо.
Этгар керет внезапно в дверь стучат
Внезапно в дверь стучат
Сюжеты рассказов, упоминающиеся
в них персонажи и имена героев являются плодом
безумного авторского воображения.
Всякое совпадение между сюжетами рассказов
и реальными событиями, а также между упоминаемыми
персонажами (и их именами)
и живыми или мертвыми людьми (и их именами)
© Линор Горалик, перевод с иврита, 2019
© Андрей Бондаренко, оформление, 2019
© “Фантом Пресс”, издание, 2019
Внезапно в дверь стучат
«Гони рассказ», – приказывает бородатый мужчина, сидящий на диване у меня в гостиной. Положение, надо признаться, не из приятных. Я же пишу рассказы, а не “гоню” их вслух. Да и пишу я не по требованию. Последним, кто потребовал у меня рассказ, был мой сын. Год назад. Я рассказал ему что-то про фею и фенека, даже не помню что, и через две минуты он заснул. Но сейчас ситуация совсем другая. У моего сына нет бороды. И пистолета. И он попросил историю вежливо, а этот человек добивается ее от меня шантажом.
Швеция, откуда репатриировался бородач, – развитая страна, преуспевающая во многих областях. Швеция – это не только “АББА”, икра трески и Нобелевская премия. Швеция – это целый мир, и все их достижения – результат обходительности. В Швеции, если бы он пришел домой к солистке “Эйс оф Бэйс”, постучал в дверь и попросил спеть, она бы заварила ему чашку чаю, вытащила из-под кровати акустическую гитару и заиграла, и еще улыбалась бы. Но здесь? Да если бы у него в руке не было пистолета, я бы его с лестницы спустил.
– Смотрите… – пытаюсь полемизировать я.
– Никаких “смотрите”, – рычит бородач и взводит курок. – Рассказ – или пуля в лоб.
Я понимаю, что выбора нет. Мужик совершенно серьезен.
– Два человека сидят в комнате, – начинаю я. – Внезапно в дверь стучат.
Бородач выпрямляется. На секунду мне кажется, что история захватила его, – но нет. Он к чему-то прислушивается. Кто-то действительно стучит в дверь.
– Открывай, – говорит он мне. – Без фокусов. Прогони его как можно быстрее, или это плохо кончится.
Молодой человек за дверью проводит исследование. У него есть несколько вопросов. Коротких. Насчет высокой влажности летом и ее влияния на мои нервы. Я говорю, что не желаю участвовать в исследовании, но он все равно протискивается в квартиру.
– Это кто? – спрашивает он и показывает на бородача.
– Это мой племянник из Швеции, – вру я. – Он приехал сюда хоронить отца, погибшего под снежной лавиной. Мы как раз читаем завещание. Может, вы проявите уважение к нашей личной жизни и уйдете?
– Ой, ладно, – опросчик шлепает меня по плечу. – Да всего несколько вопросов. Дай братану шанс подзаработать. Мне по головам платят.
Он растягивается на диване со своей папкой. Швед садится рядом. Я все еще стою и стараюсь говорить твердо.
– Я прям правда прошу уйти, – говорю я ему. – Вы пришли в неудачное время.
– Неудачное, а? – Опросчик вытаскивает из папки огромный наган. – Почему неудачное – потому что братан мизрахи?[1] Для шведов у тебя, я так вижу, море времени. А для марокканца[2], который только демобилизовался и оставил в Ливане кусок селезенки, у этого чувака ни минуточки не найдется.
Я пытаюсь объяснить ему, что дело в другом. Он просто застал меня в деликатной ситуации с этим шведом. Но опросчик подносит дуло нагана к губам, знаком велит мне замолчать.
– Живо, – говорит он, – без отмазок. Сел в кресло и поехал.
– Куда поехал? – спрашиваю я.
– Не беси меня, – грозится опросчик, – у меня нервы слабые, поехал сочинять какой-нибудь рассказ, ать-два!
– Ага. – Швед сливается с ним в неожиданной гармонии и тоже наводит на меня пушку.
Я откашливаюсь и начинаю заново:
– Три человека сидят в комнате…
– И безо всяких “внезапно в дверь стучат”! – предостерегает швед.
Опросчик не вполне понимает, что имеется в виду, но решает подыграть.
– Давай-давай, – говорит он. – Без стука в дверь. Расскажи еще чего. Понеожиданней.
Я на секунду замолкаю, набираю в легкие воздуха. Их взгляды уставлены на меня. Как же я вечно вляпываюсь в эти ситуации? С Амосом Озом или с Гроссманом такое в жизни бы не случилось. Внезапно в дверь стучат. Их сосредоточенные взгляды становятся угрожающими. Я пожимаю плечами. Я же тут совершенно ни при чем. В рассказе этого стука вообще не было.
– Избавься от него, – приказывает мне опросчик. – Избавься от него, кто бы это ни был.
Я приоткрываю дверь буквально на сантиметр. Там стоит курьер с пиццей.
– Ты Керет? – спрашивает он.
– Да, – говорю я, – но я не заказывал пиццу.
– Тут написано – улица Заменхоф, четырнадцать. – Он машет у меня перед лицом бумажкой и протискивается в квартиру.
– Написано, – говорю я. – Но я не заказывал пиццу.
– Семейная, – настаивает он. – Половина ананас, половина анчоус. Уже оплачено. Кредиткой. Только дай мне чаевые, и я полетел.
– Ты тоже за рассказом пришел? – строго спрашивает швед.
– За каким рассказом? – спрашивает курьер.
Видно, что он врет, и получается у него плохо.
Все трое сидят на диване. Швед крайний справа, рядом курьер, слева опросчик.
– Говнюк позвонит в полицию, – говорит опросчик шведу. – Он что думает, нас пальцем сделали?
– Ну давай уже, всего одну – и мы пошли, – ноет курьер. – Короткую. Не жмись. Тяжелое время. Безработица, теракты, иранцы. Люди жаждут чего-нибудь Иного. Что, по-твоему, довело нас, вполне нормативных людей, до этой точки, до твоего порога? Отчаяние, чувак, отчаяние.
Я киваю и начинаю заново:
– Четверо сидят в комнате. Жарко. Скучно. Кондиционер не работает. Один из них просит рассказ. Второй и третий присоединяются…
– Это не рассказ, – сердится опросчик. – Это отчет. Это ровно то, что сейчас произошло. Ровно то, от чего мы бежим. Не надо вот так вываливать на нас реальность, как будто ты мусоровоз. Задействуй воображение, брат, выдумывай, плыви по течению, уносись в заоблачные дали.
То есть этнически принадлежит к “восточным” евреям (ивр.). – Здесь и далее примеч. перев.
Имеется в виду принадлежащий к семье евреев – выходцев из Марокко.
Этгар Керет: Золотая рыбка
У Йонатана возникла блестящая идея документального проекта. Он будет стучать людям в дверь, он один, без съемочной группы, с маленькой камерой в руках, и спрашивать: «Если бы вы нашли говорящую золотую рыбку и она пообещала вам три желания, что бы вы загадали?» Люди будут отвечать, а он смонтирует небольшие отрывки из самых интересных ответов.
Перед каждым ответом покажет, как человек неподвижно стоит у дверей своего дома, и на этом фрейме пойдут титры с именем человека, семейным положением, месячным доходом — может, даже с названием партии, за которую он голосовал на выборах.
А в совокупности с желаниями все это обернется социальным проектом о разрыве между нашими
мечтами и реальным состоянием нашего общества. Это была гениальная и дешевая идея. Для нее ничего не было нужно, только Йонатан и его камера. И Йонатан был уверен, что после начала съемок и монтажа он легко сможет продать проект Восьмому каналу или «Йес Доку». Если не фильм, то видеоколонку: один выпуск — один человек и его желания. Если немного повезет, он, может быть, даже сумеет заинтересовать какой-нибудь банк или сотовую компанию и тогда упакует это все как спонсорский проект. Что-нибудь в стиле «Разные мечты, разные желания — один банк. Банк бла-бла-бла — банк, мечтающий вместе с тобой» или «Банк, исполняющий желания». Что-то такое.
Йонатан решил, что приступит к работе безо всякой подготовки. Просто пойдет и начнет стучать людям в двери. В первом районе, где он проводил съемки, большинство тех, кто согласился с ним сотрудничать, просили относительно предсказуемых вещей: здоровья, любви, новую квартиру, но бывали и трогательные моменты. Была бесплодная женщина, попросившая ребенка, был выживший в Холокосте старик с номером на руке, попросивший, чтобы все оставшиеся в живых нацисты заплатили за свои преступления, был старый гей, попросивший стать женщиной. И все это в одном только районе в сердце Тель-Авива. Поди узнай, что люди попросят в городах развития, в поселениях Иудеи и Самарии, в деревнях на границе с Газой, в арабских поселках, в центрах абсорбции. Йонатан понимал, насколько важно, чтобы в таком проекте засветились и безработные, и религиозные, и арабы с эфиопами. Он начал планировать следующие съемочные дни: Яффо, Димона, Ашдод, Сдерот, Тайбе. Он посмотрел на свой список населенных пунктов.
Если удастся снять араба, который в качестве одного из желаний попросит мира, будет вау.
Сергей Горелик не любил, когда ему стучали в дверь, и еще больше не любил, когда люди, постучавшие в дверь, задавали ему вопросы. В России, когда он был молодым, это случалось часто. Люди из КГБ приходили и стучали к ним в дверь, потому что его папа был сионистом и отказником. Когда Сергей переехал в Яффо, семья говорила ему: «Ну ты-то, ты что там забыл? Там только наркоманы и арабы». Но что хорошо в наркоманах и арабах — они не приходят стучать к Сергею в дверь. Так что Сергей мог вставать, когда вокруг темно, выходить в море на своей лодке, немного рыбачить и возвращаться домой. И все это в одиночестве. В тишине. Пока в один прекрасный день какой-то парень с серьгой в ухе, немножко похожий на гея, не стучится к нему в дверь — сильно так, в точности как Сергей не любит, — и не говорит, что у него есть несколько вопросов, что-то там для телевидения. Сергей очень четко отвечает ему, что не хочет, и слегка отталкивает камеру, чтобы тот понял, что Сергей это серьезно. Но парень с серьгой настаивает. Говорит всякое. Сергею немножко трудно следить, иврит у него не то чтобы отличный. А парень с серьгой говорит быстро и заявляет, что у Сергея сильное лицо и что он просто необходим для этого фильма. Сергей упирается и пытается закрыть дверь, но парень шустрый, успевает просочиться — и вот он уже у Сергея дома. Он снимает прямо так, без разрешения, и снова говорит про лицо Сергея, что оно отражает много чувств. Вдруг парень видит золотую рыбку Сергея, которая плавает в большом кувшине на кухне, и давай кричать: «Золотая рыбка! Золотая рыбка!» Это напрягает Сергея, он просит парня не снимать рыбку и объясняет, что это просто рыба, которую он поймал в сети. Но парень с серьгой продолжает снимать и говорить всякое про рыбку, про то, что она говорящая, про то, что есть три желания, и даже сует было руку в рыбкин кувшин. И в эту секунду Сергей понимает, что парень пришел вовсе не ради телевидения, он пришел, чтобы забрать у Сергея рыбку, и еще прежде, чем мозг Сергея Горелика понимает, что делает его тело, он хватает стоящую на плите сковороду и бьет парня с серьгой по голове. Парень падает, его камера тоже падает. Камера разбивается, ударившись об пол, и голова парня тоже. Из головы на пол течет много крови, и теперь Сергей не знает, что делать. То есть он знает, что надо делать, но это кончится большими неприятностями. Потому что если он приедет в больницу с этим парнем, люди спросят Сергея, что случилось, и все может двинуться в реально нехорошем направлении.
— Нечего тебе везти его в больницу, — говорит Сергею рыбка на русском языке. — Он мертв.
— Не может быть, что он мертв, — сопротивляется Сергей. — Я даже ударил несильно.
— Он хотел забрать тебя у меня, — говорит Сергей.
— Нет, — твердо говорит рыбка, — он просто хотел поснимать глупости для телевидения.
— Он сказал, — перебивает его рыбка, — а ты не понял. Твой иврит не бог весть какой.
— А твой? — злится Сергей.
— Мой да, мой бог весть какой, — нетерпеливо говорит рыбка. — Я волшебная рыба, я владею всеми языками.
Лужа крови из головы парня с серьгой все растет и растет, и Сергею теперь приходится вжиматься в стену кухни, чтобы не наступить в кровь.
— У тебя осталось одно желание, — напоминает рыбка.
— Нет, — Сергей мотает головой, — я не могу, я берегу его.
— Для чего бережешь? — спрашивает рыбка, но Сергей не отвечает.
Первое желание Сергей использовал, когда у его сестры обнаружили рак. Это был рак легких того типа, от которого не выздоравливают, но рыбка справилась с ним за секунду. Второе желание он растранжирил пять лет назад на Светиного ребенка. Тот тогда был совсем маленьким, ему еще трех не исполнилось, но врачи сказали, что у него в голове непорядок. Что он собирается вырасти дебилом. Света всю ночь проплакала, а утром Сергей вернулся домой и попросил рыбку навести порядок. Он никогда не рассказывал об этом Свете, а через пять месяцев она его бросила ради одного там полицейского, марокканца со старой американской машиной. В глубине души Сергей считал, что сделал это не ради Светы, а только ради ребенка, но умом в этом сомневался, и всякие мысли насчет того, что он мог бы попросить взамен, продолжали лезть ему в голову.
Третье желание он не использовал.
— Я могу его оживить, — сказала рыбка. — Я могу вернуть время назад, до момента, когда он постучал в твою дверь. Я могу. Тебе надо только попросить.
Рыбка поводит задним плавником из стороны в сторону — Сергей знает, что она так двигается, только когда сильно волнуется. Еще он знает, что рыбка уже почуяла ветер свободы. После третьего желания у Сергея не будет выбора, он обязан будет ее отпустить.
— Все же будет нормально, — говорит Сергей наполовину рыбке, наполовину себе. — Мне надо просто подтереть тут кровь, а ночью, когда выйду рыбачить, привяжу к нему камень и брошу в море. Его в жизни никто не найдет. Все. Я не собираюсь тратить на это желание.
Под Тирой Йонатан наконец нашел араба, который загадал мир. Араба звали Монир, он был толстяком с огромными усами, дико киногеничным. Это было очень трогательно — то, как он формулировал. Еще во время съемки Йонатан знал, что это станет трейлером. Или это, или русский с татуировкой, которого он встретил в Яффо, — тот самый, который посмотрел прямо в камеру и сказал, что, если бы он нашел говорящую золотую рыбку, он бы ничего у нее не просил, просто посадил ее в большой кувшин на полке и разговаривал каждый день, неважно про что. Про спорт, про политику, про все, что рыба захочет обсудить. Про все. Только не быть один.
Этгар керет внезапно в дверь стучат
Сюжеты рассказов, упоминающиеся
в них персонажи и имена героев являются плодом
безумного авторского воображения.
Всякое совпадение между сюжетами рассказов
и реальными событиями, а также между упоминаемыми
персонажами (и их именами)
и живыми или мертвыми людьми (и их именами)
Внезапно в дверь стучат
«Гони рассказ», — приказывает бородатый мужчина, сидящий на диване у меня в гостиной. Положение, надо признаться, не из приятных. Я же пишу рассказы, а не “гоню” их вслух. Да и пишу я не по требованию. Последним, кто потребовал у меня рассказ, был мой сын. Год назад. Я рассказал ему что-то про фею и фенека, даже не помню что, и через две минуты он заснул. Но сейчас ситуация совсем другая. У моего сына нет бороды. И пистолета. И он попросил историю вежливо, а этот человек добивается ее от меня шантажом.
Швеция, откуда репатриировался бородач, — развитая страна, преуспевающая во многих областях. Швеция — это не только “АББА”, икра трески и Нобелевская премия. Швеция — это целый мир, и все их достижения — результат обходительности. В Швеции, если бы он пришел домой к солистке “Эйс оф Бэйс”, постучал в дверь и попросил спеть, она бы заварила ему чашку чаю, вытащила из-под кровати акустическую гитару и заиграла, и еще улыбалась бы. Но здесь? Да если бы у него в руке не было пистолета, я бы его с лестницы спустил.
— Смотрите… — пытаюсь полемизировать я.
— Никаких “смотрите”, — рычит бородач и взводит курок. — Рассказ — или пуля в лоб.
Я понимаю, что выбора нет. Мужик совершенно серьезен.
— Два человека сидят в комнате, — начинаю я. — Внезапно в дверь стучат.
Бородач выпрямляется. На секунду мне кажется, что история захватила его, — но нет. Он к чему-то прислушивается. Кто-то действительно стучит в дверь.
— Открывай, — говорит он мне. — Без фокусов. Прогони его как можно быстрее, или это плохо кончится.
Молодой человек за дверью проводит исследование. У него есть несколько вопросов. Коротких. Насчет высокой влажности летом и ее влияния на мои нервы. Я говорю, что не желаю участвовать в исследовании, но он все равно протискивается в квартиру.
— Это кто? — спрашивает он и показывает на бородача.
— Это мой племянник из Швеции, — вру я. — Он приехал сюда хоронить отца, погибшего под снежной лавиной. Мы как раз читаем завещание. Может, вы проявите уважение к нашей личной жизни и уйдете?
— Ой, ладно, — опросчик шлепает меня по плечу. — Да всего несколько вопросов. Дай братану шанс подзаработать. Мне по головам платят.
Он растягивается на диване со своей папкой. Швед садится рядом. Я все еще стою и стараюсь говорить твердо.
— Я прям правда прошу уйти, — говорю я ему. — Вы пришли в неудачное время.
— Неудачное, а? — Опросчик вытаскивает из папки огромный наган. — Почему неудачное — потому что братан мизрахи? [То есть этнически принадлежит к “восточным” евреям (ивр.). — Здесь и далее примеч. перев.] Для шведов у тебя, я так вижу, море времени. А для марокканца [Имеется в виду принадлежащий к семье евреев — выходцев из Марокко.], который только демобилизовался и оставил в Ливане кусок селезенки, у этого чувака ни минуточки не найдется.
Я пытаюсь объяснить ему, что дело в другом. Он просто застал меня в деликатной ситуации с этим шведом. Но опросчик подносит дуло нагана к губам, знаком велит мне замолчать.
— Живо, — говорит он, — без отмазок. Сел в кресло и поехал.
— Куда поехал? — спрашиваю я.
— Не беси меня, — грозится опросчик, — у меня нервы слабые, поехал сочинять какой-нибудь рассказ, ать-два!
— Ага. — Швед сливается с ним в неожиданной гармонии и тоже наводит на меня пушку.
Я откашливаюсь и начинаю заново:
— Три человека сидят в комнате…
— И безо всяких “внезапно в дверь стучат”! — предостерегает швед.
Опросчик не вполне понимает, что имеется в виду, но решает подыграть.
— Давай-давай, — говорит он. — Без стука в дверь. Расскажи еще чего. Понеожиданней.
Я на секунду замолкаю, набираю в легкие воздуха. Их взгляды уставлены на меня. Как же я вечно вляпываюсь в эти ситуации? С Амосом Озом или с Гроссманом такое в жизни бы не случилось. Внезапно в дверь стучат. Их сосредоточенные взгляды становятся угрожающими. Я пожимаю плечами. Я же тут совершенно ни при чем. В рассказе этого стука вообще не было.
— Избавься от него, — приказывает мне опросчик. — Избавься от него, кто бы это ни был.
Я приоткрываю дверь буквально на сантиметр. Там стоит курьер с пиццей.
— Ты Керет? — спрашивает он.
— Да, — говорю я, — но я не заказывал пиццу.
— Тут написано — улица Заменхоф, четырнадцать. — Он машет у меня перед лицом бумажкой и протискивается в квартиру.
— Написано, — говорю я. — Но я не заказывал пиццу.
— Семейная, — настаивает он. — Половина ананас, половина анчоус. Уже оплачено. Кредиткой. Только дай мне чаевые, и я полетел.
— Ты тоже за рассказом пришел? — строго спрашивает швед.
— За каким рассказом? — спрашивает курьер.
Видно, что он врет, и получается у него плохо.
Все трое сидят на диване. Швед крайний справа, рядом курьер, слева опросчик.
— Говнюк позвонит в полицию, — говорит опросчик шведу. — Он что думает, нас пальцем сделали?
— Ну давай уже, всего одну — и мы пошли, — ноет курьер. — Короткую. Не жмись. Тяжелое время. Безработица, теракты, иранцы. Люди жаждут чего-нибудь Иного. Что, по-твоему, довело нас, вполне нормативных людей, до этой точки, до твоего порога? Отчаяние, чувак, отчаяние.
Я киваю и начинаю заново:
— Четверо сидят в комнате. Жарко. Скучно. Кондиционер не работает. Один из них просит рассказ. Второй и третий присоединяются…
— Это не рассказ, — сердится опросчик. — Это отчет. Это ровно то, что сейчас произошло. Ровно то, от чего мы бежим. Не надо вот так вываливать на нас реальность, как будто ты мусоровоз. Задействуй воображение, брат, выдумывай, плыви по течению, уносись в заоблачные дали.
— Один человек сидит в комнате. Ему одиноко. Он писатель. Он хочет написать рассказ. Свой предыдущий рассказ он написал очень давно, он соскучился по рассказам. Соскучился по чувству, которое возникает, когда создаешь что-нибудь из чего-нибудь. Именно: что-нибудь из чего-нибудь. “Что-нибудь из ничего” — это когда ты просто все сочинил. Не стоит того и большого ума не требует. А вот “что-нибудь из чего-нибудь” — это когда ты обнаруживаешь то, что всегда существовало внутри тебя, обнаруживаешь его в ходе никогда еще не происходивших событий. Человек решает написать рассказ именно про это. Не про государственную ситуацию и не про общественную. Он решает написать рассказ про человеческую ситуацию. Про человеческую ситуацию — какой он видит ее в этот момент. Но рассказ не приходит ему в голову. Потому что человеческая ситуация, какой он видит ее в этот момент, видимо, не заслуживает рассказа. Он уже собирается сдаться, и тут внезапно…
— Я тебя предупредил, — перебивает меня швед. — Никакого стука в дверь.
— Я обязан, — настаиваю я. — Без стука в дверь не будет никакого рассказа.
— Позволь ему, — мягко говорит курьер. — Попусти немножко. Хочет стук в дверь? Пусть будет стук в дверь. Лишь бы рассказ уже пришел.