Редиска обзывательство что значит
Что на самом деле значит “редиска”? Как в реальности устроена блатная феня
Как только замкнутый круг людей оказывается на одной общей территории, у них неизбежно начнет возникать свой собственный язык. Одним из таких языков и стало воровское арго, которое давно вышло за пределы лагерей и исправительных учреждений, обросло мифами и даже обзавелось отдельными словарями.
“Умный журнал” рассказывает, в чем состоят лингвистические особенности тюремного жаргона и какие выражения мы, не задумываясь, используем каждый день.
Как появилась феня
Распространение и популяризация тюремной лексики среди простого населения началось с середины ХХ века, когда заключенные стали возвращаться из тюрем и лагерей и интегрироваться в бытовую жизнь, но уже со своими законами и манерами.
В основе блатного жаргона лежит принцип кодирования — попытка зашифровать послание так, чтобы в него не вник посторонний. Так, например, заключенные вполне могли переговариваться в присутствии охранников или полицейских.
Этому очень помогло большое количество заимствований из других языков, например, из иврита и идиша, на котором разговаривали заключенные еврейского происхождения, коих было немало.
В последнее время использование фени скорее является маркером “свой-чужой” и указывает на принадлежность человека к определенному образу жизни и роду занятий.
“Блатная музыка”
Изучать уголовный жаргон и интересоваться его особенностями филологи и любопытствующие начали довольно давно. Так, в 1908 году Василий Трахтенберг выпустил словарь воровской речи “Блатная музыка”, который лег в основу всех последующих подобных сборников.
Одной из ярких особенностей блатного жаргона, по мнению писателя Сергея Снегова, который и сам сидел на Соловках, является переиначивание уже существующих слов для передачи новых смыслов: “лоб” (здоровяк), “букет” (набор уголовных статей), “свист” (болтовня, вранье), “перо” (нож), “липа” (подделка).
Другим свойством фени является описание целого при помощи детали, например, “чемодан” — угол.
Большое место в уголовной лексике занимают оскорбительные слова: “гад” (милиционер), “лепило” (врач), “придурок” (лагерный служащий), “шкет” (ребенок, малыш).
Часто оскорбительные слова отсылают к названиям животных: “петух”, “крыса”, “овца”, “козел”, “бык”, “олень” (житель севера),
Уже упомянутый Сергей Снегов писал: “ Конкретность жаргона — оскорбительна. Его вещность — издевательская. Его меткость — ненавидящая. Его яркость — глумлива ”.
Вероятно, это свойство продиктовано спецификой тюремно-лагерной жизни, где человек вынужден часто демонстрировать свое пренебрежение и неприязнь к текущему положению дел или неприятным людям. Плюс, в подобной логике прослеживается попытка самооправдания: если все люди бесчестны, с ними можно поступать точно так же.
“Этот язык не знает радости. Он пессимистичен. Он не признает дружбы и товарищества. Ненависть и боязнь, недоверие, уверенность, что люди — сплошь мерзавцы”.
Феня в наши дни
Люди, отбывающие заключение и имеющие отношение к уголовному миру, и сегодня продолжают “ботать по фене”. Это их язык, на котором они привыкли изъясняться и с помощью которого можно подчеркивать свою обособленность от остального мира, правил и законов которого зэки признавать не хотят.
За последние 20-30 лет благодаря телевидению, музыке и СМИ слова из уголовного жаргона постепенно перекочевали в бытовую речь людей, далеких от криминального мира, а тюремная культура стала неотъемлемой частью жизни общества.
С трудом верится, что слова и выражения “всю дорогу”, “качать права”, “кимарить” “лопатник”, “на пАру” (вдвоем), “по новой” (сначала, снова), “прихватить” (забрать), “филонить”, “штука”, “косарь” (1000 рублей), “бычок” (окурок), “свалить” (уйти), “заначка” возникли именно в уголовной среде, хотя и используются нами чуть ли не повседневно. Признайтесь — значение скольких из них вы знаете без перевода и пояснения?
То, что раньше выдавало сидельца, сегодня вполне может входить в лексикон домохозяйки или студентки-отличницы.
И ведь невозможно не признать, что подобный жаргон богат на образы и экспрессивные выражения.
Однако, уже упомянутый Сергей Снегов в своей книге “Язык, который ненавидит”, отмечал, что при всей своей яркости и меткости блатной жаргон оказывается беспомощен, когда возникает необходимость описать или объяснить что-либо, выходящее за рамки привычного: