вольняшка кто это в истории
Значение слова «вольняшка»
вольня́шка
1. лагерный жаргон вольнонаёмный, вольнонаёмная ◆ О посылках я узнал в один из банных для «вольняшек» дней, когда начальник лагеря зашёл в баню. Г. Жженов, «Саночки»
Делаем Карту слов лучше вместе
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: ортопед — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Синонимы к слову «вольняшка»
Предложения со словом «вольняшка»
Понятия, связанные со словом «вольняшка»
Отправить комментарий
Дополнительно
Предложения со словом «вольняшка»
А барахло у вольняшек можно купить.
Зэк возле ворот промзоны выбросил из кабины грузовика вольняшку – водителя и пытался уйти на колёсах.
Конечно, с вольняшкой отношения устанавливать.
Синонимы к слову «вольняшка»
Правописание
Карта слов и выражений русского языка
Онлайн-тезаурус с возможностью поиска ассоциаций, синонимов, контекстных связей и примеров предложений к словам и выражениям русского языка.
Справочная информация по склонению имён существительных и прилагательных, спряжению глаголов, а также морфемному строению слов.
Сайт оснащён мощной системой поиска с поддержкой русской морфологии.
Вольняшка кто это в истории
История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек
ОТКУДА БЕРУТСЯ ЗЕЧКИ?
Если страдаете вы из-за трусости вашей жестоко,
Не обращайте свой гнев против великих богов,
Сами возвысили этих людей вы, им дали поддержку
И через это теперь терпите рабства позор.
Огненный шар, ослепительно переливаясь голубовато-сиреневым светом и вибрируя лучами-щупальцами, на мгновенье завис над Надиной головой, как бы позволяя рассмотреть себя, затем резким скачком взмыл ввысь и понесся в сторону, к востоку, где чернели в ночи отроги Уральского хребта.
«Что это? Что за диво такое? Сейчас оно перелетит Урал и появится над Лабытнанги и Салехардом, там его непременно заметят, возможно, и определят, что за диковинное чудо!» — подумала Надя.
Внезапно резкий выстрел заставил ее мгновенно обернуться. Сзади, совсем близко, она увидела вышку со стрелком. Яркий свет прожектора шнырял по тундре из стороны в сторону, слепя глаза…
«Откуда здесь вышка? Проволока? Зона? Их только что не было?»
Завыла сирена, и стрелок выстрелил еще раз.
«Он целится в шар, — догадалась Надя. — Но это нельзя!»
— Стой, остановись, не стреляй, там могут быть люди! — отчаянно закричала она и бросилась бежать, махая рукой, прямо к одинокой вышке. — Не стреляй, там люди, ты убьешь их!
Но тот, на вышке, или не слышал, или не хотел слушать. Он продолжал палить вслед улетающему шару, уже не прицеливаясь, выпуская заряд за зарядом.
Вдруг шар остановился, лучи-щупальцы его померкли, весь он сжался и стал стремительно падать. Еще не достигнув земли, он бесшумно взорвался и разлетелся на тысячи мерцающих осколков. Они скользили, подпрыгивая по твердому насту тундры прямо к Надиным ногам.
— Слава Богу! Там никого не оказалось! — облегченно вздохнула Надя и в тот же миг заметила: рядом с ней на снегу, широко раскинув руки, ничком, лежал человек. Ветер трепал его светлые волосы, шапка-ушанка отлетела далеко в сторону, на ней хищным красным глазом блестела звездочка. На спине белого полушубка черной пуговицей дымилось пятно. Стреляли предательски, в спину. Крови не было видно, но Надя знала: кровь была, она была горячей и не разливалась лужей, а лилась, протаивая снег прямо к земле.
— А-а-а. — завопила Надя, закрывая рот обеими руками, чтобы тот, на вышке, не услышал ее, и кинулась в сторону. Но ноги не слушали, они словно вросли в снег…Она дернулась… и проснулась…
Сон этот снился ей из года в год, повторяя одну и ту же картину: вышка, зона, человек, распростертый на снегу; и каждый раз она пыталась бежать, боясь убедиться, что узнала убитого, оставляя себе хоть малую надежду на ошибку. Один раз ей снился страшный пожар, пожирающий белый снег тундры. Полчища леммингов и огромные стада оленей проносились с ревом мимо нее, спасаясь от огня. Земля дрожала, и талая, грязная от угольной пыли вода грозила затопить черной жижей одинокую фигуру распластанного на снегу человека. А однажды она видела во сне ярко освещенную, необитаемую зону, с продранной колючей проволокой и покосившейся вышкой. На вышке никого не было, а между подгнившими опорами все та же фигура, и всегда лицом в снег.
— Боже милостивый! Боже всемогущий, — шептала она сквозь слезы. — Ты один знаешь, могла ли я, ничтожная былинка во власти безжалостной судьбы, изменить предначертанное свыше. Только молиться могла я, просить тебя, Господи, вымаливая ему прощение за то, что возлюбил меня, смертную, больше, чем тебя, Создатель Бессмертного, — она знала убитого и любила…
Некоторое время она сидела неподвижно, всматриваясь в темноту, словно хотела увидеть продолжение своего сна. Потом, тряхнула головой, отгоняя от себя страшное наваждение, и вытерла слезы тыльной стороной ладони. Часы пробили полночь…
— Так всегда, как и прежде, в это время, — будто хотел он напомнить о себе, чтоб не притупилось в памяти давным-давно забытое, сокровенное, глубоко захороненное на самом дне души, чтоб вернуться мыслями к тем далеким истокам-дням, откуда все пришло, все началось.
Было бы счастье, да одолело несчастье.
Вот добрая, старая, довоенная Малаховка, летними вечерами пряно пахнущая душистым табаком и маттиолой. С «Летним садом» с танцевальной площадкой и дощатым кинотеатром, больше похожим на огромный сарай. Впрочем, старожилы уверяли, что когда-то там пел сам Собинов. Вход в сад на танцы — 10 копеек, вход в кино — 30 копеек. С наступлением сумерек далеко окрест разносились голоса Шульженко и Утесова, веселя дачников. Мирная и покойная, совсем не похожая на пристанище воров и жулья, какой потом ее изображали в своих произведениях писатели детективных романов. Виной тому толкучка-барахолка, открытая в Малаховке во время войны. Тогда и пошли там пьяные драки и поножовщина, чинимые всяким уголовным сбродом. Местные жители стали бояться выходить вечерами из дома, на ночь запирались на амбарные засовы. Война всколыхнула со дна и подняла на поверхность притаившихся подонков общества и разный уголовный элемент. Милиционеры и блюстители порядка, люди в большинстве своем молодые, ушли на фронт, и ничто не препятствовало разгулу этого отребья.
Но тогда, до войны, все было иначе…
Старый дом на Тургеневской улице, ее, Надин, дом. Не бог весть какой! Были там дома-дачи несравненно лучше, и жили в них люди именитые, зажиточные. И можно было быть знатнее, богаче, удачливее, наконец, но не счастливее, чем жила маленькая девочка Надя с папой, мамой и братом Алешкой. И хотя денег всегда было маловато, а житейских прорех вдосталь, это никого не угнетало. Все знали, что скоро, не за горами, день, когда будет лучше. Об этом писали газеты и журналы, а по утрам радостно, обнадеживающе «пело» им радио: «Жить стало лучше, жить стало веселей», эхом повторяя слова великого вождя.
Услужливая, цепкая память так ясно, так четко вырисовывала ей мельчайшие подробности, словно было это совсем недавно, а между тем так давно…
На дворе зима… Снегом замело завалинку, его не отгребают: так теплее… В комнате жарко — печку только что протопили и заслонку задвинули, тоже для тепла, чтоб не уходило в трубу понапрасну. Посреди комнаты у стола, под оранжевым с редкими кистями абажуром, сидит Алешка и учит уроки. Мальчишки-одноклассники зовут его «Алеха-зубреха». Он не больших способностей, но учится хорошо, прилежно, а в школе таких не любят. Надя еще не ходит в школу, да и не очень-то хочет. Жалко, придеться тратить время на уроки. Она лежит на диване, под новой отцовской телогрейкой, не болеет, просто ленится. Сквозь прищуренные ресницы ей видно, как прыгают радужные искорки на светлых Алешкиных волосах. Он водит пальцем по учебнику и монотонно бубнит: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам», и Наде видится, как собирает вещи Олег. Олег — это дачник, он приезжает на зимние каникулы сюда, в Малаховку, к бабушке. Каникулы кончились, приходится ехать домой, в Москву, в школу. Ему очень неохота. Надо еще отомстить хазарам. Хазары — это озорники с Котика, с улицы, что на другой стороне, за станцией. Хазаров ждет месть! Они стащили у Олега новые лыжи с палками, и Олег их вздует перед отъездом, а лыжи отнимет. Он сильнее. Так им и надо. Воровать нельзя, стыдно!
Читает Алешка много и очень любит Чапаева. Везде, где только можно и нельзя, рисует профиль с усами, в папахе, на вздыбленном коне, в руке огромная шашка. Выходя на улицу, он непременно загорланит: «В атаку, за мной!» Вот и сейчас он бубнит про Олега, а под учебником лежит раскрытая книга. Надя знает эту книгу, она давно пересмотрела в ней все картинки, конечно, в отсутствие Алешки. За книгу, взятую без спроса, можно схлопотать «леща». «Дети капитана Гранта» называется она и раскрыта почти при конце, на той странице, где картинка с подписью: «Кара-те-те пал мертвым!»
Тайная жизнь русских слов: почему мы называем мир «миром»?
Приблизительное время чтения: 31 мин.
Знали ли вы, что в древности «воля» противопоставлялось «миру»? И что использование слова «мир» в славянских переводах богослужения и Писания привело к новому осмыслению целого ряда важнейших культурных понятий, в том числе смирения?
А о каком мире идет речь в известном молитвенном призыве «миром Господу помолимся»? И как слово «смирение» связано со словом «земля»?
Об этом и не только рассказывает Алексей Шмелев, доктор филологических наук, профессор, лингвист, заведующий отделом культуры речи Института русского языка имени В. В. Виноградова РАН.
Тема моего сообщения: «Мир», «воля», «смирение» в языковой культуре досоветской, советской и постсоветской эпохе. Ну я – Алексей Шмелев, преподаю в Московском государственном педагогическом университете в качестве профессора кафедры русского языка, заведую отделом русской речи в Институте русского языка РАН, ну еще я председатель орфографической комиссии РАН, ну это… на самом деле, существуют еще какие-то характеристики, но я предпочитаю их опустить. И перейти к плану сегодняшнего моего выступления.
Я начну с рассказа об истории представления о «мире», «воле», «смирении» и «примирении», так сказать об истоках. В действительности, они имеют давние индоевропейские корни. Потом о том, как некоторые особенности перевода святых равноапостольных Кирилла и Мефодия повлияли на семантику слова «мир» в церковнославянском, а в последствии в русском языке. Затем буду говорить о словах «мир» и «воля» уже в русском языке в досоветское время, а дальше в советском дискурсе. И отчасти расскажу какую роль играет представление о воле в романе Александра Солженицына «В круге первом». А закончу историей слов «смирение» и «воля» уже в наше в постсоветское время.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из-под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
— «Миром господу помолимся».
«Миром, — все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью — будем молиться», — думала Наташа.
Теперь понятно, что следует вернуться к смирению. Я вот говорил о примиренчестве и соглашательстве в языке советского времени. А что же на счет смирения? И тут надо заметить, что смирение ни в официальном языке, ни в неформальной речи в советское время практически было неупотребительным. Ну понятно, что в некоторых случаях просто возникала семантическая несовместимость (по смыслу слова не сочетались), Анна Вежбицкая отметила, что словосочетание «смиренный коммунист» невозможно, потому что просто свойства этих слов не позволяют им сочетаться. При этом еще в начале XX века глаголы примириться и смириться различались управлением. Можно было примириться с кем-либо, чем-либо. А смириться, т.е. умерить свою гордость, перед кем-либо или перед чем-либо. Лидия Чуковская в «Записках редактора» 1960 года писала (заметьте, это 1960 год именно, это уже вторая половина XX века): «…раньше мы писали смириться перед чем-нибудь и примириться с чем-нибудь, теперь в газетах читаем смириться с чем…» И она задается вопросами: приобретение это или утрата для литературного языка; какую роль сыграл редактор; что проникло в печать по недомыслию, невежеству или небрежности редактора, а что по его убеждению. И тут она еще задает вопросы, но при этом в 1960 году она воспринимает это как абсолютную новость. Надо заметить, что уже в начале… ну в конце XX века в 90-е годы в переписке с Александром Солженицыным (и даже в начале XXI века) она уже уверенно пишет, что как неграмотно стали говорить смириться с чем-нибудь. При этом сам Солженицын как раз следовал такому новому употреблению и даже писал «смирение с чем-то». Вот примирение с чем-то – это нормально, а вот смирение с чем-то, я думаю, для большинства носителей русского языка все равно немного непривычно. Для Лидии Чуковской это было почти невозможным. Правда, тут она ошибается, потому что, на самом деле, смириться с чем-то встречалось еще в XIX веке. Это не то, что новое приобретение. Оно было, действительно, редким. Предполагалось просто абсолютивное «смириться»: «Смирись, гордый человек!» А вот смириться с чем-то – это, действительно, новая идея такой резигнации и примирения с действительностью. Слово смиренный устарело, кроме стилизованного дискурса, и этим оно отличается от английского humble. По-английски смиренный – humble, но humble встречается настолько часто в современной речи, есть такая специальная эмоция humbled, когда человек говорит, что я чувствовал себя немножко неловко, неудобно, как бы вот я смиряюсь, но это обычно… этим же выражается и гордость человека, обычно, когда человека кто-то похвалил из важных людей, вот он по поводу этой похвалы говорит что-то вроде мне неловко. Но, кроме того, очень характерная английская формула, которая даже получила сокращение при помощи букв IMHO – In my humble opinion – буквально «по моему смиренному мнению». Сейчас и по-русски часто пишут ИМХО, сокращая вот эту английскую формулу. По-русски никто не скажет «по моему смиренному мнению», можно сказать только «по моему скромному мнению». В настоящее время конструкция смириться с кем-либо или с чем-либо стала совершенно обычной и более частотной, чем смириться перед сем-либо или перед чем-либо, но смирение с кем-либо или с чем-либо несколько непривычно, хотя вот, как я говорил, Солженицын пишет «доверчивое смирение с судьбой». И вот примеры уже постсоветского употребления, когда смирение уже с чем-то все же встречается, вот Зализняк говорит «полное смирение с чем-то», писал: полное смирение с его непостижимостью, не подвержены всеобщему унынию, смирению с обстоятельствами, смирение с попыткой вернуть прошлое. Примеров таких много. Но в действительности они вот довольно старые, я говорил, что могли встречаться и в XIX веке. Ну вот, скажем, у Лажечникова (это первая половина XIX века) говориться «пошли мне дух терпение и смирение с этим бешенным». Тем самым, не то, что это такая абсолютная советская новация.
Ну и наконец – постсоветское употребление. Что в настоящее время? Ну вот разные так сказать оттенки понимания смирения, глагола смириться и слова смиренный часто стали перетекать одно в другое, и отчасти эти слова немного возродились, сейчас все равно довольно редко говорят о смирении, ну, за исключением специальных жанров, таких как церковная проповедь, да и там редко говорят, но, тем не менее, встречаются русские тексты, где упоминается и смирение, и смиренность. Ну вот, скажем, что пишет Солженицын: «Любимые русские святые – смиренные русские молитвенники. Не спутаем смирение по убеждению и безволию. Русские всегда одобряли смирных, смиренных и юродивых». Ну значит, тем не менее, Солженицын считает необходимым сказать, что «не спутаем смирение по убеждению и безволию», то, что все-таки смирение по убеждению легко смешивается с безволием, это в его сознании уже существует.
Слова примирение, соглашение и компромисс лишились отрицательного ареола, поэтому вполне можно сказать в текстах середины XX века, ну вот в словаре Ушакова, скорее отражены сочетания типа «гнилой компромисс», а сейчас можно сказать «удалось достичь компромисса», т.е. компромисс может быть и чем-то хорошим. Но одно из этих слов сохранило отрицательную окраску, а именно слово «сговор». В XIX веке это было слово сгово́р, тоже означало нечто хорошее в отношениях, ну часто о браке предстоящем. А в современном языке это слово обозначает уголовно наказуемое деяние, какое-то преступление совершено по сговору. А слово воля, вообще говоря, не устарело, но часто воспринимается как стилизация, за исключением одного типа конструкции «вырваться на волю», «убежать на волю», ну часто это может о животных, о птичках, «улетела на волю». Ну о людях, находился в замкнутом пространстве, но сумел вырваться. Не случайно, слово воля в романе «В круге первом» в переводах на английский язык переводится просто как outside, т.е. нечто, находящееся вне.
Ну и заключительное замечание – «смиренная благодарность за внимание». Спасибо!
Проект осуществляется с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов.
Тайны анатомии
Однако не все так считают. Я тут наткнулась на какую-то странную статью православного толка, где трогательно рассказывается о тлетворном влиянии валеологии на детей. Автор прошелся и по «Тайнам анатомии»:
Шестилетняя Надя пришла из детсада необычно возбужденной.
Но на этом дело не кончилось. Теперь у милой живой Надюшки каждый вечер появлялись новые темы для бесед с мамой, и место любимых Буратино и Чебурашки теперь заняли Эритроциты, Клетки, Микроорганизмы. Сначала с трудом выговаривая незнакомые названия, Надя вскоре увлеченно рассказывала о «страшных Макрофагах», хотевших съесть бедных Макса и Молли, о том, как летали они по бронхам к легким, как побывали в печени.
Но Надя, казалось, совсем забыла даже о своих любимых сказках. Садясь за стол, она придирчиво выспрашивала маму:
— А в картошке есть витамин С? А витамин В? А в каких еще продуктах есть эти витамины?
Но когда дочурка, пересказывая очередное путешествие по организму, поведала, как «кишки покрывал мохнатый, липкий красный ворс» и как храбрый Вольняшка вытаскивал из него Макса и Молли своими «жидкими пальцами», мама, всерьез испугавшись за душевное здоровье дочки, побежала в детсад выяснять, что за нелепую сказку читают детям.
— Так зачем же заострять внимание детей на этих вещах?!
Наде и ее маме, можно сказать, еще повезло: воспитательнице их детсада хватило интуиции и нравственного чувства остановиться в самый критический момент.
Вольняшка кто это в истории
История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек
ОТКУДА БЕРУТСЯ ЗЕЧКИ?
Если страдаете вы из-за трусости вашей жестоко,
Не обращайте свой гнев против великих богов,
Сами возвысили этих людей вы, им дали поддержку
И через это теперь терпите рабства позор.
Огненный шар, ослепительно переливаясь голубовато-сиреневым светом и вибрируя лучами-щупальцами, на мгновенье завис над Надиной головой, как бы позволяя рассмотреть себя, затем резким скачком взмыл ввысь и понесся в сторону, к востоку, где чернели в ночи отроги Уральского хребта.
«Что это? Что за диво такое? Сейчас оно перелетит Урал и появится над Лабытнанги и Салехардом, там его непременно заметят, возможно, и определят, что за диковинное чудо!» — подумала Надя.
Внезапно резкий выстрел заставил ее мгновенно обернуться. Сзади, совсем близко, она увидела вышку со стрелком. Яркий свет прожектора шнырял по тундре из стороны в сторону, слепя глаза…
«Откуда здесь вышка? Проволока? Зона? Их только что не было?»
Завыла сирена, и стрелок выстрелил еще раз.
«Он целится в шар, — догадалась Надя. — Но это нельзя!»
— Стой, остановись, не стреляй, там могут быть люди! — отчаянно закричала она и бросилась бежать, махая рукой, прямо к одинокой вышке. — Не стреляй, там люди, ты убьешь их!
Но тот, на вышке, или не слышал, или не хотел слушать. Он продолжал палить вслед улетающему шару, уже не прицеливаясь, выпуская заряд за зарядом.
Вдруг шар остановился, лучи-щупальцы его померкли, весь он сжался и стал стремительно падать. Еще не достигнув земли, он бесшумно взорвался и разлетелся на тысячи мерцающих осколков. Они скользили, подпрыгивая по твердому насту тундры прямо к Надиным ногам.
— Слава Богу! Там никого не оказалось! — облегченно вздохнула Надя и в тот же миг заметила: рядом с ней на снегу, широко раскинув руки, ничком, лежал человек. Ветер трепал его светлые волосы, шапка-ушанка отлетела далеко в сторону, на ней хищным красным глазом блестела звездочка. На спине белого полушубка черной пуговицей дымилось пятно. Стреляли предательски, в спину. Крови не было видно, но Надя знала: кровь была, она была горячей и не разливалась лужей, а лилась, протаивая снег прямо к земле.
— А-а-а. — завопила Надя, закрывая рот обеими руками, чтобы тот, на вышке, не услышал ее, и кинулась в сторону. Но ноги не слушали, они словно вросли в снег…Она дернулась… и проснулась…
Сон этот снился ей из года в год, повторяя одну и ту же картину: вышка, зона, человек, распростертый на снегу; и каждый раз она пыталась бежать, боясь убедиться, что узнала убитого, оставляя себе хоть малую надежду на ошибку. Один раз ей снился страшный пожар, пожирающий белый снег тундры. Полчища леммингов и огромные стада оленей проносились с ревом мимо нее, спасаясь от огня. Земля дрожала, и талая, грязная от угольной пыли вода грозила затопить черной жижей одинокую фигуру распластанного на снегу человека. А однажды она видела во сне ярко освещенную, необитаемую зону, с продранной колючей проволокой и покосившейся вышкой. На вышке никого не было, а между подгнившими опорами все та же фигура, и всегда лицом в снег.
— Боже милостивый! Боже всемогущий, — шептала она сквозь слезы. — Ты один знаешь, могла ли я, ничтожная былинка во власти безжалостной судьбы, изменить предначертанное свыше. Только молиться могла я, просить тебя, Господи, вымаливая ему прощение за то, что возлюбил меня, смертную, больше, чем тебя, Создатель Бессмертного, — она знала убитого и любила…
Некоторое время она сидела неподвижно, всматриваясь в темноту, словно хотела увидеть продолжение своего сна. Потом, тряхнула головой, отгоняя от себя страшное наваждение, и вытерла слезы тыльной стороной ладони. Часы пробили полночь…
— Так всегда, как и прежде, в это время, — будто хотел он напомнить о себе, чтоб не притупилось в памяти давным-давно забытое, сокровенное, глубоко захороненное на самом дне души, чтоб вернуться мыслями к тем далеким истокам-дням, откуда все пришло, все началось.
Было бы счастье, да одолело несчастье.
Вот добрая, старая, довоенная Малаховка, летними вечерами пряно пахнущая душистым табаком и маттиолой. С «Летним садом» с танцевальной площадкой и дощатым кинотеатром, больше похожим на огромный сарай. Впрочем, старожилы уверяли, что когда-то там пел сам Собинов. Вход в сад на танцы — 10 копеек, вход в кино — 30 копеек. С наступлением сумерек далеко окрест разносились голоса Шульженко и Утесова, веселя дачников. Мирная и покойная, совсем не похожая на пристанище воров и жулья, какой потом ее изображали в своих произведениях писатели детективных романов. Виной тому толкучка-барахолка, открытая в Малаховке во время войны. Тогда и пошли там пьяные драки и поножовщина, чинимые всяким уголовным сбродом. Местные жители стали бояться выходить вечерами из дома, на ночь запирались на амбарные засовы. Война всколыхнула со дна и подняла на поверхность притаившихся подонков общества и разный уголовный элемент. Милиционеры и блюстители порядка, люди в большинстве своем молодые, ушли на фронт, и ничто не препятствовало разгулу этого отребья.
Но тогда, до войны, все было иначе…
Старый дом на Тургеневской улице, ее, Надин, дом. Не бог весть какой! Были там дома-дачи несравненно лучше, и жили в них люди именитые, зажиточные. И можно было быть знатнее, богаче, удачливее, наконец, но не счастливее, чем жила маленькая девочка Надя с папой, мамой и братом Алешкой. И хотя денег всегда было маловато, а житейских прорех вдосталь, это никого не угнетало. Все знали, что скоро, не за горами, день, когда будет лучше. Об этом писали газеты и журналы, а по утрам радостно, обнадеживающе «пело» им радио: «Жить стало лучше, жить стало веселей», эхом повторяя слова великого вождя.
Услужливая, цепкая память так ясно, так четко вырисовывала ей мельчайшие подробности, словно было это совсем недавно, а между тем так давно…
На дворе зима… Снегом замело завалинку, его не отгребают: так теплее… В комнате жарко — печку только что протопили и заслонку задвинули, тоже для тепла, чтоб не уходило в трубу понапрасну. Посреди комнаты у стола, под оранжевым с редкими кистями абажуром, сидит Алешка и учит уроки. Мальчишки-одноклассники зовут его «Алеха-зубреха». Он не больших способностей, но учится хорошо, прилежно, а в школе таких не любят. Надя еще не ходит в школу, да и не очень-то хочет. Жалко, придеться тратить время на уроки. Она лежит на диване, под новой отцовской телогрейкой, не болеет, просто ленится. Сквозь прищуренные ресницы ей видно, как прыгают радужные искорки на светлых Алешкиных волосах. Он водит пальцем по учебнику и монотонно бубнит: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам», и Наде видится, как собирает вещи Олег. Олег — это дачник, он приезжает на зимние каникулы сюда, в Малаховку, к бабушке. Каникулы кончились, приходится ехать домой, в Москву, в школу. Ему очень неохота. Надо еще отомстить хазарам. Хазары — это озорники с Котика, с улицы, что на другой стороне, за станцией. Хазаров ждет месть! Они стащили у Олега новые лыжи с палками, и Олег их вздует перед отъездом, а лыжи отнимет. Он сильнее. Так им и надо. Воровать нельзя, стыдно!
Читает Алешка много и очень любит Чапаева. Везде, где только можно и нельзя, рисует профиль с усами, в папахе, на вздыбленном коне, в руке огромная шашка. Выходя на улицу, он непременно загорланит: «В атаку, за мной!» Вот и сейчас он бубнит про Олега, а под учебником лежит раскрытая книга. Надя знает эту книгу, она давно пересмотрела в ней все картинки, конечно, в отсутствие Алешки. За книгу, взятую без спроса, можно схлопотать «леща». «Дети капитана Гранта» называется она и раскрыта почти при конце, на той странице, где картинка с подписью: «Кара-те-те пал мертвым!»